австречу освобождению от рабства, которое несёт нам Скал со своим воинством. Только он скинет с нас ярмо князя и его посадников!..
Миновав площадь, Стас услышал, как последние слова оратора потонули в одобрительном гуле голосов. Этот красноречивый болтун привлёк большую часть толпы. Число слушателей неумолимо росло. Беженцы и горожане продолжали стекаться на площадь со всех прилегающих улочек. Кажется, назревали волнения.
Солдаты в городе не попадались. Очевидно, заняты внешними караулами. Это явно играло на руку разным горлопанам, позволяя собирать такие вот несанкционированные митинги.
– Хреновато тут у вас, – высказался Пырёв, кивая на оставленную позади площадь.
– Хорошего мало, – печально проговорил ведун. – Богатеи поднимают смуту. Хотят избежать погромов, чтобы сохранить свои набитые золотом сундуки. Собираются впустить скитов и сдать город без боя.
– Дураки чёртовы, – ругнулся Пырёв.
Отвечать Юнос не стал, выразив молчаливое согласие с его мнением.
Глава 5
Дом посадника выглядел небольшой деревянной крепостью. За глухим частоколом из брёвен стоял настоящий терем в старорусском стиле. На воротах несли службу стражники посадской дружины.
Каким-то чудом они уже знали о прибытии в город воеводы Пограничной Крепости и ждали его появления. Один из караульных вызвался повести путников через палаты. Прошагав за ним по широкой гостиной, поднялись по крутой лестнице на второй этаж, где оказались в просторной светлой комнате с огромным дубовым столом в центре и несколькими деревянными резными креслами по бокам. Во главе стола сидели четверо мужчин с мечами на ремнях. Трое пожилых и один молодой. Все повернули головы к вошедшим. Юнос направился к молодому. Встал напротив, поклонился и произнёс:
– Здравствуй, юный посадник. Я Юнос Кевепский, воевода Пограничной Крепости.
– И тебе здравствовать, Юнос. Я тебя знаю. Ты друг моего отца. К сожалению, его сейчас нет. Он отправился держать совет с князем в Трепутивель, обеспокоенный положением на границе. Свои дела отец временно передал мне, поэтому все вопросы можешь решать со мной. Но для начала поведай о нападении скитов на Крепость.
Кратко Юнос рассказал историю противостояния с кочевниками и последних сражений, не упомянув, однако, о бое у дома Ставра. Зато изложил свои догадки о дальнейшем продвижении вражеского войска вглубь страны, убеждая, что именно так и произойдёт. И ближайшей целью для атаки со стопроцентной вероятностью, по его мнению, должно стать Суматошье.
Слушали его, не перебивая. Когда ведун закончил, в комнате повисла тишина. Пырёв решил, что сказано не всё, посчитав своим долгом внести некоторые дополнения. Он вышел вперёд и обратился сразу ко всем:
– Как сотрудник правоохранительных органов хочу заметить, что здесь у вас весьма неблагополучно. Судя по услышанным разговорам, население не желает защищать город. Подстрекатели пытаются убедить людей открыть ворота перед кочевниками. Если вы не предпримете никаких мер, то ваши задницы скоро поджарят на медленном огне.
Сидевшие за столом недоуменно переглянулись.
– Это Капитан Пырёв из Уголовного Розыска, – поспешил представить его Юнос. – Он прибыл из очень дальних земель, где живут более простые в общении люди. Прошу простить его за не столь изысканную речь.
– Чужеземец? – юный посадник поднялся с места. – С севера, где скиты живут?
– Нет, Петрик, – успел сказать Юнос раньше открывшего было рот Стаса. – Он пришёл с северо-востока. Пересёк множество стран, чтобы попасть в Трепутивель и передать нашему князю приветствие своего народа для установления добрососедских отношений. Нам ведь нужны друзья за пределами державы.
– Нужны, – задумчиво повторил Петрик. Потом нахмурился и грустно продолжил: – Только толку от них, коли они так далеко. Что касаемо смуты в городе, про то мне ведомо. Всё равно благодарю почтенного… э-э… Капитана за озабоченность судьбой чужого ему города. Это весьма похвально. А кто ваш третий спутник?
– Аркадий Башка, – теперь Стас опередил замешкавшихся товарищей. – Он гражданин моей страны и сопровождает меня в поездке.
Аркаша недовольно фыркнул возле двери, где продолжал стоять всё это время. Хотел ответить капитану тем же, напомнив пару кличек, полученных Пырёвым за время работы в уголовке, но тут его внимание привлёк шум с улицы. Все остальные тоже его услышали и дружно направились к полукруглым окнам. Из них открывался отличный вид на двор. Через распахнутые ворота виднелась часть улицы, заполненная народом. Одного взгляда на толпу оказалось достаточно, чтобы понять – люди пришли сюда не в гости на блины. Стражники выстроились в проёме ворот, образовав стену из щитов. Им бы ещё дубинки в руки. Вылитые омоновцы на массовых беспорядках.
– Борк, узнай, что там, – велел Петрик одному из воевод.
Тот пулей вылетел на улицу. Через минуту был уже за воротами, беседуя с представительной делегацией, возглавляемой черноволосым бородачом. Тем самым, что выступал на площади.
Поговорив и покивав головами, делегаты, сопровождаемые Борком, прошли сквозь строй дружинников и направились в терем. Петрик поспешил занять самое большое кресло во главе стола, напустив на себя важный вид. Два оставшихся военачальника встали за его спиной, словно стражники, добавляя правителю ещё больше солидности. Стас, Аркаша и Юнос по-прежнему торчали у окна, чувствуя себя здесь совершенно лишними. На кой нужна им чужая разборка? И уйти бы рады, но выставлять их из зала, как видно, никто не собирался. Самим, что ли, улизнуть втихаря?..
Пока гости рядились, поглядывая на дверь, та тихонько скрипнула, открываясь и впуская Борка. Величаво, словно церемониймейстер, с присущей тому торжественностью, воевода произнёс:
– Купец Кишенич с сотоварищи желает говорить с молодым посадником.
– Пусть заходят, – быстро разрешил Петрик.
Отступив немного в сторону, Борк подал гостям знак. Те вошли. Впереди вышагивал статный Кишенич. Высокий, крепкий с холёным лицом, обрамлённым аккуратной чёрной бородкой. Ещё на площади Стас углядел в этом хлыще явные лидерские замашки. Такой вполне может устроить бучу.
Перед столом купец резко встал. Богатые одежды колыхнулись, весело и заиграв красками. Позади робко переступали с ноги на ногу пришедшие с Кишеничем делегаты. Такие же, как он, городские богатеи. Но не настолько наглые. Среди них выделялся один, одетый куда скромнее. Видимо, из более бедных, взятый купцами лишь затем, чтобы «представительство народа» хоть чуть-чуть соответствовало своему названию.
Кишенич заговорил густым, хорошо поставленным голосом:
– Мы пришли требовать, чтобы ты своей дружиной не воевал Скала.
– Требовать? – изумился Петрик. – С каких пор почтенные купцы что-то требуют от посадника?
– Не смеши нас. Посадник Яромир бежал. Об этом знает весь город.
– Посадник Яромир отправился на совет с князем! – возразил Петрик, едва сдерживая злость.
– Не надо обманывать себя и нас. Он бросил Суматошье и его жителей на произвол судьбы, спасая свою шкуру.
– Нет, отец вернётся с дружиной князя.
Гневная краска залила лицо юного посадника. Казалось, он вот-вот вспылит и, выхватив меч, мелко нашинкует купца. Какой ненавистью пылали его глазищи! Но голос, хоть слегка и дрожал, оставался спокойным, а тон умеренно вежливым. Ничего не скажешь, хороший из Петрика дипломат, достойный сын своего отца. Потому-то старый Яромир и рискнул покинуть город в столь тяжёлое время, зная, что сын его не подведёт.
– Бой с кочевниками не имеет никакого смысла, – продолжал напирать Кишенич, игнорируя убийственный взгляд собеседника. – Мы только погубим людей, а город обречём на разрушения и огонь. Зачем лишние жертвы?
– Печёшься о своих сбережениях, купец?
– Не только за своё душа болит. За чад людских боюсь, за их добро, за тебя…
– Ежели мы сообща встанем на стены, ежели вы, купцы, вооружите и накормите население, только тогда поверю я вашей доброй воле. Только тогда мы сможем одолеть Скала. В битве за Пограничную Крепость он потерял много воинов, хоть крепость и не была ещё достроена, а дружина стояла там ничтожно малым числом. Вот её воевода, Юнос Кевепский. Его дружина не уцелела, зато сильно потрепала скитов. Спросите у него насколько благосклонны кочевники. Пусть расскажет вам, как те легко расправляются с беззащитными крестьянами, ремесленниками, их семьями. Грабят, убивают, жгут, насилуют. Такой участи вы желаете нашему городу?
Купец скосил глаза на Юноса. Презрительно прищурился и с насмешкой заговорил:
– Прежде всего, я бы хотел спросить воеводу, как сумел он уцелеть, когда его дружину перебили. Как случилось, что крепость оставила мирян без защиты? Возможно это его вина, что Скал со своим войском смог пересечь границу и теперь движется к нам?
Закончив говорить, Кишенич криво усмехнулся, не сводя уничтожающего взгляда с Юноса. Стас увидел, как напрягся ведун, не в силах ответить что-либо на столь жестокие обвинения. Его лицо побагровело, а губы плотно сжались. Помнится, ещё Геббельс в свою бытность министром пропаганды фашистской Германии выдал идею, смысл которой сводился примерно к следующему: «Если надо очернить человека в глазах окружающих, киньте в него грязью. А он пусть уже сам пробует отмыться». Кишенич использовал тот же гнусный приём.
– Ну и скотина же ты, парень, – зло процедил Стас, презрительно глядя на купца.
Такое высказывание, более-менее приемлемое для землян, здесь было, судя по всему, жесточайшим оскорблением. Слова Пырёва произвели эффект разорвавшейся бомбы. Все замерли в оцепенении. Все, кроме одного.
Кишенич резко, всем корпусом развернулся к обидчику. Бешено вращая глазами, шагнул в его сторону, распахивая на ходу свои одежды.
Под широкой долгополой безрукавкой, на украшенном драгоценностями ремне, в таких же изысканно инкрустированных ножнах висели два коротких меча. Толстые сабельные гарды похожи, скорее, на небольшие боксёрские перчатки. Слегка изогнутые клинки, вылетев из ножен, уставились наконечниками в грудь Пырёву. Так и держа их перед собой, купец с глухим рычанием кинулся вперёд.