Добравшись, наконец, до смотровой площадки, увидел там Кардаша с четырьмя стражниками. Надо полагать, с ординарцами по особым поручениям. Воевода наблюдал за работой под стенами. Подойдя к нему, Стас тоже выглянул из бойницы. Все трупы внизу были уже собраны. Их водрузили на приготовленный для погребального костра настил, сооружённый прямо на речном льду из брёвен, переложенных тонкими жердями да сушняком. Вокруг собралось много жителей. Мужчины, женщины, старики, даже дети. Людьми занято всё свободное пространство. Они ещё подходили. Проститься с героями спешил, похоже, весь Трепутивель, который отстояли эти воины ценой собственных жизней.
Настил получился огромный, на добрую половину ширины реки. И мертвецов на нём лежало не то чтобы много, а очень много.
– Здесь лишь те, кого собрали у Северных Врат, – тихо проговорил Кардаш, словно услышав мысли Стаса. – На южной стороне костёр чуть меньше получился. Его запалили ещё вчера. А тут… Только вот закончили.
Они стояли рядом, с тяжелым сердцем наблюдая, как несколько человек подожгли факелами сухие ветки с разных сторон. Огонь, постепенно разгораясь, охватил всю конструкцию вместе с лежавшими на ней телами. Рванулся вверх, превращаясь в исполинского великана, подбрасывая к небу дымный жар.
В какой-то миг дым над погребальным костром сделался чёрным. Видимо, горела смола на брёвнах. Копоть закрутило, складывая из неё замысловатую фигуру, очертаниями похожую на огромного чёрного пса. Кардаш пробубнил:
– Лохматая Собака пожаловала.
– Что за собака? – машинально спросил Пырёв, не отводя глаз от завораживающего зрелища.
Запоздало понял, что спрашивает о банальных вещах, известных каждому жителю этого мира. Забеспокоился, было, но понял, что никто не обратил внимания на его оплошность. Воевода всё же ответил:
– Верный друг усопших. Тех, кто при жизни творил и дурное, и праведное. Она помогает пройти по звёздному мосту в светлый ирий.
Контуры Лохматой Собаки растаяли в воздухе. Дым снова посветлел, обретая обычный мутновато-серый цвет.
– Немного провожатых ей достанется, – продолжал бормотать воевода. – Полегли-то, почитай, все добрые и праведные мужи. А их души как-нибудь и сами дорогу до ирия сыщут.
– Лучшие люди, как правило, умирают первыми, – изрёк Стас услышанную когда-то чужую мудрость.
Ничего не ответив, Кардаш продолжал смотреть на брызгавший искрами костёр, думая о чём-то своём. Собравшиеся внизу люди вдруг в едином порыве вскинули руки. Над многотысячной толпой вырос густой лес из мечей и копий. Сейчас оружие носил практически каждый второй горожанин. Те же, кто не был вооружён, просто держал зажатую в кулаке шапку. И все, от мала до велика, грянули хором:
– Слава! Слава! Слава!
Выжившие отдавали дань уважения павшим, провожая их в последний путь – к светлому ирию, своеобразному славянскому раю.
– Слава вам, воины! – как эхо торжественно повторил Кардаш.
Позже от него Стас узнал, что всего костров было шесть, по три у северной стены и у южной. Один предназначался для павших защитников города, другой для скитов, а в третьем сжигали трупы оборотней. В числе последних во рву между Южных и Северных Врат ведуны нашли берендея, изрубленного и сплошь утыканного арбалетными стрелами. Он лежал на красной от крови ледяной корке среди множества разодранных им скитских солдат и лошадей. Косолапов, первый генерал оборотней, погиб достойно. Доказав, что и оборотни способны на подвиг во имя преданности, оказавшейся для них далеко не чуждой. Всё, что для этого требовалось – самозабвенно служить Хозяину, который достанется им по воле судьбы, и будет пасти это неразумное стадо полулюдей. Учить полноценной жизни, правильно сочетая в себе человеческую и звериную суть, чтобы чада его достигли гармонии столь разных начал своей противоречивой, двоякой природы.
Уцелевшие оборотни ушли. Пырёв чувствовал, что в округе не осталось ни стай, ни одиночных волколаков. Попытки ментальной связи с Ганнибалом ни к чему не привели. Кто знает, где сейчас этот единственный произведённый в генералы человек-медведь? Возможно, в преддверии весенней оттепели он распустил остатки своей армии, а сам спрятался в лесной чаще до прихода следующей зимней ночи. Или преследует отступающих скитов, делая запасы еды на лето, стаскивая куски свежего мяса в свою берлогу. Всё может быть.
Даже лёгкий осадок остался от того, как по-английски, не попрощавшись, исчез Ганнибал. Хотя, Стас в это самое время лежал в отключке, что, кстати, тоже могло заставить оборотней уйти. Попробуй сейчас, разберись. А может, оно и к лучшему? Иначе пришлось бы объясняться с берендеем, выдумывая причины, из-за которых тому нельзя нападать на людей и скот. Это после такого-то месива! Интересно, как бы тогда повели себя оборотни. Сразу разорвали бы Стаса или чуть погодя?
А тут ещё Юнос, порядком измотанный поиском и сбором трупов – соответственно, злой как собака, – улучив момент, когда остался наедине с Пырёвым и Аркашей, принялся их пропесочивать:
– Предупреждал же я вас, неслухов, чтобы о слове Всегляда, вам в назидание сказанном, помалкивали. Почему ослушались? Нет, чтобы тихонько за печкой отсидеться, они в драку лезут. Войско собирают. Ладно, если бы только людское, то во благо, так ещё и нежить на людей подняли.
– Зато город за нами остался, – спокойно возразил Стас.
Но ведун и не думал униматься:
– Ты ж волколаков на живой люд натравил. Это ж неслыханно. А ещё горячей смолой поливал и сжигал заживо. Как только в голову такое могло прийти!
– А тебе не пришло в голову подсчитать соотношение наших сил и скитских? – резко заявил Пырёв, переходя в решительную контратаку. Не хватало ещё, чтобы его упрекали в том, что не допустил врага в город! – Как, по-твоему, меньше десятка тысяч солдат, большинство из которых неорганизованные ополченцы, а остальные новобранцы-стражники, смогли бы справиться с двадцатитысячной конной армадой? Причём враг хорошо вооружён и подготовлен, а у гарнизона крепости один меч и одна кольчуга на двоих, а то и на троих. Умели бы ещё мечами махать, так нет же, орудуют ими, как оглоблями. Только стрельцы из охотников и спасали, но стрел не хватало. В итоге всё решалось на стенах, в рукопашной. Да кочевники бы нас одним числом задавили. Вот и пришлось делать всё возможное, чтобы уменьшить их превосходство. Пулемётов и гранат у меня, извини, не было. Использовал то, что под руку попало.
– Да не нападай ты на него, – встрял Аркаша. – Оставь человека. Он ранен, ему покой полагается, а ты на нервы действуешь. Какая разница, чем город защищали? Главное результат. А он самый, что ни на есть положительный.
Тут крыть было нечем. Юнос молча сопел, сведя брови да поглядывая исподлобья то на Стаса, то на Аркашу. Эта перепалка проходила за обеденным столом в большом зале дружинного дома, куда Пырёв перебрался из лазарета, чтобы спокойно здесь отлежаться. Домовой со всеми прочими духами куда-то попрятались, едва пошёл разговор на повышенных тонах. Не желали, как видно, попадать под горячую руку. Прекрасно знают, шельмы, что ни одному из этих троих глаза не отведёшь, как ни старайся.
Тяжко вздохнув, Юнос махнул рукой – бесполезно, мол, с вами разговаривать – и демонстративно отвернулся. Сидя так, вполоборота, недовольно пробурчал:
– Надобно скорее вас до Кащея свесть. За весну, надеюсь, управимся здесь, да и в дорогу, не мешкая. После всех ваших выкрутасов, народ и без того косо смотрит. Благо, не всем ведомо, кто вы такие на самом деле. Ведуны только и знают. А им я настрого запретил о том болтать.
– А как же бабка в лазарете? – вдруг вспомнил Стас. – За ранеными ухаживала. Она мне так и сказала, что тяжело вас, Детей Велеса, лечить.
Юнос насторожился, повернув к Стасу напряжённое лицо.
– Какая бабка?
– Говорила, что бабой Маней зовут.
– С горбатым носом? – В голосе ведуна так и сквозило подозрение.
– Да, – недоумённо уставился на него Пырёв.
– Угу, – многозначительно промычал тот и замолк, разглядывая свои шершавые руки, сложенные друг на друга на столе.
– Чего «угу»? – не выдержал Аркаша. – Колись давай. Она кто?
– Ведьма, – просто ответил Юнос, обводя взглядом лица землян. – От неё ничегошеньки не скроешь. Давно не слыхивал о ней. В лесу жила, в непролазных чащах. Одна совсем. Видно, волколаки уйти заставили, хотя… Прежде не трогали её. Странная бабка. Никогда не поймёшь, что у неё на уме. Не думаю, что станет судачить про вас повсюду.
Аркаша поднялся из-за стола, решительно заявив:
– Один хрен, шило долго в мешке не утаишь. Сваливать надо. И чем быстрее, тем лучше. Не ровен час, линчевать начнут.
– Он прав, – поддержал Стас. – Давай, заканчивай быстрее свои дела, и пойдём на поиски Кащея.
– Лишь бы князь в иное место меня не услал, – вздохнул Юнос. – Надобно с ним о том столковаться…
Князь не заставил себя ждать. Примерно через неделю после снятия осады он с войском пришёл в Трепутивель.
За это время беженцы, увидев, что нежить им не угрожает, стали возвращаться в покинутые сёла. Караваны повозок потянулись из города, увозя семьи со всем их скарбом. Выезжали за ворота и там расходились по разным направлениям. На запад, на юг, на восток – туда, где раньше эти крестьяне вели тихую деревенскую жизнь. За каждой повозкой брели домашние питомцы. Люди ехали в приподнятом настроении. Напоследок обнимали стражников у ворот, благодаря за спасение от оборотней и кочевников, целовались или просто махали на прощание. Их можно понять. Людям посчастливилось выжить в этой неимоверно суровой зиме. Теперь они спешили домой, где надо было восстанавливать хозяйство.
Горожане, между тем, готовились к встрече княжеского войска. А вместе с ними и те беженцы, кому податься было некуда. Многие лишились крыши над головой, найдя приют у отзывчивых жителей славного Трепутивля, ставшего для них новым домом.
Все без исключения уже знали время, когда прибудет князь, и суетились в явном нетерпении. Стас недоумевал, как такое возможно в мире, где совершенно отсутствуют элементарные средства связи? Но факт остаётся фактом.