Кирен вздохнул:
– Вы ведь в здешних краях давно не бывали, так? Иначе твой капитан обязательно прослышал бы о том, что в окрестностях Эверры пропадают корабли.
– Как?! – Умберто вскочил, а Кузнечик чуть было не поперхнулся супом.
– Пропадают, исчезают бесследно – как хочешь, так и называй, – сказал Кирен, страдальчески морщась. – Последний сгинул вчера ночью. Ходят слухи… – Он помедлил. – Э-э… в общем, один рыбак говорит, что видел чудовище к северо-востоку от порта, и оно едва не сожрало его вместе с лодкой.
– Каким оно было? – спросил Умберто сдавленным голосом. – Он хоть что-то сумел рассмотреть?
– Вроде кракена, только какое-то… прозрачное. И щупалец десятка два, а то и больше. О-о, Заступница, пощади нас…
Умберто тоже обратился к Пресветлой Эльге, а потом задал последний вопрос, интересовавший его больше всего:
– И много фрегатов пропало?
– Восемь, – ответил Кирен, мрачнея. – Все торговцы… кроме последнего.
«Искусай меня медуза, последним пропал сторожевой корабль!» – догадался Умберто. Рассказ Кирена многое объяснял – к примеру, злые взгляды горожан, которых исчезновение одного из стражей Эверры встревожило не в пример больше, чем судьба чужих кораблей, – но матрос «Невесты ветра» мог бы поведать об этом чудовище гораздо больше, поскольку видел его воочию.
В окрестностях Эверры поселился глубинный ужас.
Умберто содрогнулся, вспомнив день, когда на палубе «Невесты ветра» бесновались прозрачные щупальца: взамен одного отрубленного тотчас прибывало два-три новых, и эта битва казалась бесконечной. Справиться с тварью сумел только истинный Феникс, да и тот едва не поплатился жизнью за свою безумную отвагу. Глубинный ужас был больше кракена и быстрее кархадона, сабли и топоры причиняли ему урон, сравнимый с булавочными уколами, и только он один мог быстро утянуть под воду целый фрегат, не оставив следов. «Лайра ведь тоже о таком рассказывал! – вдруг вспомнил Умберто. – Но там все одним фрегатом и ограничилось. Выходит, этих тварей в океане и впрямь много?»
– Ох, ну и страхи! – сказал Умберто, качая головой. – Может, они просто утонули? Бывает, шторм неожиданно начинается и…
– Ага, и так восемь раз, – перебил Кирен. Он откинулся на спинку скамьи и взглянул на собеседника, подозрительно прищурившись. – Не веришь – твое дело. Я правду рассказал!
Кузнечик, у которого пропал аппетит, отодвинул тарелку и посмотрел на Умберто, словно говоря: «Нам пора». Моряк и сам это понимал, но ему не хотелось расставаться врагами с тем, кто по доброй воле решил накормить их обедом.
– Давай я сам за нас заплачу, – предложил он.
Это было ошибкой. Кирен, ухмыльнувшись, спросил:
– Брезгуешь?..
– …Я, конечно, повел себя как полный идиот, – сказал Умберто, трогая синяк под глазом, когда они с Кузнечиком вышли из таверны. – У него на пропавшем фрегате могли быть товарищи, а с человеком, который потерял друзей всего-то накануне ночью, обращаться надо как-то поделикатнее. Да и вообще, он попросту испуган – вдруг его корабль окажется следующим?
– Не вини себя, – хрипло прошептал Кузнечик. – Ты тут ни при чем, он просто захмелел и захотел с кем-нибудь поругаться и подраться.
– Считаешь, мы легко отделались? – усмехнулся моряк. – Ну ладно, давай-ка подытожим. Если верить этому Кирену, где-то к северо-востоку от Эверры поселился глубинный ужас, который пожирает проходящие мимо корабли. Кракен меня раздери, если хоть кто-то слышал об этих тварях еще год назад, а теперь натыкаешься на них чуть ли не на каждом шагу! Что-то странное происходит, не находишь? – Юнга кивнул. – И ведь отсюда мы отправимся как раз на северо-восток. Что делать?
– Надо рассказать капитану.
– Конечно, надо… только вот не стоит, по-моему, бежать к нему прямо сейчас. Вдруг нам удастся еще что-нибудь узнать?
– Хорошо… – Кузнечик пожал плечами. – Если ты хочешь попасть в торговые ряды, о которых рассказывал Кирен, то я знаю дорогу.
– Ты… что?! – Умберто ошеломленно уставился на своего младшего товарища. – Повтори!
– Я знаю дорогу, – послушно повторил Кузнечик, и в его голосе помощнику капитана послышалась грусть. – Умберто, я не всегда был юнгой и не всегда был портовым воришкой.
– Так ты здесь уже бывал… – понял тот. – Давно?
– Пять лет назад, – ответил юнга и, отвернувшись, прибавил: – Извини, больше ничего не скажу.
Для Умберто не было секретом, что переупрямить Кузнечика мог только Крейн – возможно, редкостным упорством отличались все небесные дети, – поэтому он не стал пытать парнишку, хотя и сгорал от любопытства. Зато он невольно начал приглядываться к юнге и вдруг заметил, что за последние полгода тот здорово вырос. «Сколько же тебе лет на самом деле? Четырнадцать? Или больше? Крейн говорил, магусы живут дольше и не стареют, но взрослеют точно так же, как и люди… А-а, пустое – все равно я не узнаю, кем ты был в прошлой жизни, малый!» Кузнечик взглянул на него и виновато улыбнулся – словно попросил прощения за то, что не может ответить на невысказанный вопрос.
Дорогу он и впрямь знал: вскоре два моряка вышли из темного переулка и оказались посреди просторного бульвара, вымощенного светло-розовым камнем. Перед ними предстала совсем другая Эверра – та, о которой с восторгом рассказывали путешественники. Здешние дома поражали затейливыми архитектурными изысками – казалось, каждый стремился превзойти соседа, – а лавки, расположенные на первых этажах, завлекали прохожих яркими вывесками и огромными прозрачными витринами из цельного стекла. Умберто подошел к ближайшей и поначалу даже не понял, что видит: в шкатулках, выстланных изнутри черным бархатом, лежали разноцветные стеклянные шары, которые заполнял дым. Моряк пригляделся к одному из таких шаров – серебристо-серому, величиной с кулак, – и ему показалось, что в самом сердце дымного облака что-то шевелится.
Как будто серебристая змея медленно разворачивает кольца.
– Пойдем! – Кузнечик потянул друга за рукав. – Это такие светильники, они очень дорогие, но почти вечные.
– Погоди, я там увидел… – начал Умберто, но парнишка сердито перебил его:
– Ты увидел мираж! Я как-то слышал, что на одного человека из ста они действуют как табак блаженства или даже хуже. Тебе нельзя на них смотреть!
– Но почему?..
– Да потому что это опасно! Чем дольше ты будешь глазеть на такую лампу, тем больше она заморочит тебе голову. Тебе так хочется уснуть наяву и больше не проснуться?
Умберто тряхнул головой, пытаясь разогнать туман перед глазами. Кузнечик был совершенно прав: серебристый шар опьянил его, одурманил не хуже какого-нибудь хитрого зелья или того самого табака блаженства. Он содрогнулся, представив себя с пожелтевшей от дыма кожей и отсутствующим взглядом, сидящим в дальнем углу какой-нибудь курильни…
– Ты прав, – виновато сказал он. – И мне теперь всю жизнь от этих ламп прятаться?
– Уж не собираешься ли ты остаток жизни провести на роскошной вилле, в гостях у какого-нибудь небесного лорда? – поинтересовался Кузнечик со странной усмешкой, от которой его юное лицо сделалось старше на несколько лет. – Если нет, то бояться нечего – эти милые безделушки по карману только аристократам. Идем, я покажу тебе кое-что поинтереснее! Надеюсь, они все еще на месте…
Оказалось, Кузнечик помнит не только путь к торговым рядам, но и расположение лавок: Умберто еле поспевал за юнгой, который уверенно шел вперед; несколько раз помощник капитана чуть не упал, потому что вертел головой на ходу, стараясь разглядеть побольше диковинных вещей, но все никак не мог увидеть хоть что-то стоящее.
Через некоторое время моряк понял, что сильно разочарован.
– Эй, постой! – окликнул он Кузнечика. Юнга остановился и нетерпеливо посмотрел на старшего товарища. – Послушай, здесь же полным-полно всякой ерунды, которую где угодно можно купить – хоть в столице, хоть в Кааме… да везде!
Кузнечик пожал плечами, словно говоря: «Ну и что?» – и Умберто внезапно разозлился. Да, в окнах эверрских лавок он увидел прелестные ткани, покрытые изображениями птиц и цветов, украшения для волос, усыпанные изумрудами и рубинами, роскошные ковры… но все это уже попадалось ему раньше, в других портах.
– Волшебства не должно быть слишком много, – хрипло проговорил юнга. – А если честно, то я не знаю, что тебе сказать. У Краффтеров свои секреты… Впрочем, мы уже пришли. О-о, скоро третий час! Это большая удача.
Витрина, возле которой они остановились, не пыталась привлечь внимание прохожих яркой вывеской или изобилием роскошных безделиц – как раз наоборот, она казалась темной и даже невзрачной. Но лицо Кузнечика выражало такой неподдельный восторг, что Умберто не стал высказывать свои сомнения вслух, а шагнул ближе и пригляделся.
Он увидел… замок.
Самый настоящий замок с крепостными стенами и воротами, башнями и флагами, только в высоту он едва ли достигал трех локтей. Умберто заглянул в одно из миниатюрных окон: там были женщина, замершая над каким-то рукоделием – слишком мелким, чтобы его рассмотреть, – и кошка, свернувшаяся клубочком у ног хозяйки. Следующее окно вело в роскошную спальню, где стояла кровать под балдахином, но людей в этой комнате не было.
Зал для трапез – с длинным столом, за которым не погнушался бы пировать и капитан-император, будь он подходящего роста. Здешний владыка сидел на троне, чью высокую спинку украшало изображение солнца, и щеголял темно-синей мантией, расшитой мелкими жемчужинами. Его неподвижные гости тоже были разодеты в пух и прах.
Роскошный бальный зал с позолоченными люстрами и зеркальными стенами. Танцующие пары замерли в ожидании мига, когда вновь польется музыка.
Библиотека с книжными шкафами до самого потолка…
Внезапно в глубине замка что-то загудело и зашипело, а потом действительно послышалась музыка – тихая и печальная. Умберто лишь теперь заметил большой циферблат на главной башне и понял, что перед ним часы. Музыка сделалась чуть громче, в окнах зажглись огоньки: пир возобновился, танцоры закружились, словно и не останавливались никогда. У самого циферблата открылись две незаметные прежде дверцы: из одной показалась дама в белом платье, из другой – нарядно одетый кавалер. Фигурки приблизились друг к другу и стали танцевать, при этом движения их были на удивление правдоподобны. Даже громкое шипение, временами заглушающее музыку, не могло разрушить удивительного волшебства.