– Великолепно! – прошипел Тори Краффтер, уже не пряча ненависть. Стрела Вейри попала ему в плечо, чудом не угодив в шею. – Торн, что вы скажете теперь? Я полагаю, капитан-император об этом узнает?
– Узнает, – странным голосом произнес Мирре Торн. – Конечно, он узнает.
Умберто показалось, что скопа смотрит на врага с большим уважением, чем на союзника, и даже испытывает к Крейну что-то вроде сочувствия.
«Вот так наваждение!» – подумал помощник капитана. И вдруг вспомнил, что клан Торн славится очень строгим кодексом почитания семьи. Из всех боевых кланов только Когтистые никогда не воевали друг с другом, никогда не устраивали переворотов, а спокойно передавали власть старейшему или, если он отказывался, – тому, кого признавали достойным. Это делало им честь и могло бы сыграть на руку Крейну и Умберто, не будь скопы безоглядно преданы капитану-императору. Случившееся только что внушало Мирре Торну отвращение, как и семейная вражда Краффтеров вообще. Крейн же, напротив, был отличным бойцом, да к тому же честным… Но он успел много лет назад завести себе в клане Торн смертельного врага – родного брата Мирре.
«Уважение уважением, – говорили глаза императорской „цепной акулы“, – но семья превыше всего».
– Ваша битва окончена, – сказал Торн. – И «Невеста ветра», я полагаю, уже захвачена… – Крейн в этот миг покачал головой, и скопа покладисто кивнул: – Значит, ваши люди сдадутся в скором времени. Вы славно сражались – особенно там, во дворе, – но численный перевес не оставляет места для чуда.
– Раз уж вы столь любезны, милейший, – проговорил Крейн, – развейте мои сомнения и откройте тайну – кто из моих соратников оказался не в меру говорлив? Это ведь уже ничего не изменит.
– Вы правы… – Торн виновато развел руками. – Но, к сожалению, имя предателя мне не сообщили. Впрочем, совершенно случайно я узнал, что сведения об истинной сущности Марко Эсте были прочитаны в сознании одного из ваших матросов не так давно, чуть больше полугода назад. В Лейстесе. Щупач тайком покопался в его голове во время исцеления – других подробностей я не знаю.
Сердце Умберто бешено заколотилось, в ушах зашумело.
На несколько мгновений он выпал из реальности, чтобы вспомнить полусон-полуявь – ненадежный плотик, шаги по воде… все это случилось именно в Лейстесе! В странном мире, созданном Эсме, не было различий между вещественным и нематериальным, поэтому воспоминания Умберто превратились в море, где плавали мыслеобразы. А еще в этом море притаилось чудовище… нет, не то. Там был чужак, некая посторонняя сущность, которую они оба почувствовали, но не приняли в расчет. Умберто думал, оно боится нападать и ждет, пока Эсме удалится, – а оно просто внимательно слушало и запоминало все, о чем он болтал в забытьи…
Значит, Крейна предал – пусть даже против воли – не кто иной, как он сам.
«Этого не может быть!..»
– Этого не может быть, – проговорил феникс и небрежно махнул рукой. – Вы же сами знаете, что ни один матрос не способен предать своего капитана, потому что даже самый никчемный навигатор тотчас это почувствует.
Торн пожал плечами:
– Я-то не навигатор и в премудростях вашего дела ничего не смыслю… Выходит, меня ввели в заблуждение. Что ж, вы умеете проигрывать с достоинством. Ганс, Мариге! Уведите его.
За время этой странной беседы обстановка в зале успела измениться: Вейри, на которого перестали обращать внимание, сначала подобрался ближе к рыдающей Марлин, а потом и вовсе обнял дочь одной рукой, неуклюже пытаясь ее утешить. Тори не сводил с Торна и Кристобаля Крейна одурманенных зельем глаз – и в них разгорались нехорошие огоньки.
В тот момент, когда Мирре Торн произнес: «Уведите его», плеть Тори Краффтера, взметнувшись, захлестнула шею Крейна тугой петлей.
Магус не успел ни отстраниться, ни подставить под удар руку. Парализующий эффект оказался мгновенным: глаза феникса закатились, он рухнул на пол. Арбалетчики дрогнули, и ненадолго в пиршественном зале Ласточкиного гнезда воцарилось смятение. Всего лишь на несколько секунд, но и этого Умберто хватило, чтобы одним прыжком перемахнуть через стол, опрокинуть его на бок, а потом рвануть Вейри Краффтера за руку и повалить на пол вместе с дочерью, которую лорд-искусник по-прежнему обнимал. Тотчас же два арбалетных болта стукнулись о столешницу, но пробить ее не сумели. Мирре Торн уставился на моряка, будто на умалишенного, а кто-то из его воинов насмешливо фыркнул.
Никто из них не заметил, что Крейн, которому после удара парализующей плети полагалось бы лежать без движения несколько часов, пошевелился.
Вейри Краффтер, должно быть, понял по лицу Умберто, что тот вовсе не сошел с ума, поэтому не стал сопротивляться и спрятался за перевернутым столом, прикрывая собой Марлин. Случившееся вслед за этим они втроем не увидели, а услышали – к счастью, потому что человеческие глаза не смогли бы вынести появления истинного Феникса во всем блеске.
Сначала раздалось громкое шипение.
Потом кто-то успел вскрикнуть…
Ослепительная вспышка была видна даже сквозь плотно зажмуренные веки, а потом Умберто почувствовал, как над ним прокатилась плотная жаркая волна. Она обожгла руки и спину, опалила волосы, но оставила его в живых, пощадила. «Лучше бы я сгорел!» – промелькнула тусклая мысль. Он лежал, уткнувшись лицом в каменные плиты пола, и почти не дышал, потому что воздух стал тяжелым, наполнился отвратительной вонью. Так продолжалось целую вечность.
Вокруг стояла давящая, невыносимая тишина…
– Всё, – неузнаваемым скрежещущим голосом произнес Кристобаль Крейн. – Теперь всё.
Умберто медленно поднялся, огляделся по сторонам. Он не увидел ничего неожиданного: в зале остались лишь четверо живых, из которых двое были обязаны жизнью ему самому. Все остальные – и полубезумный Тори Краффтер, и обходительный Мирре Торн, и безликие солдаты его величества, – заживо сгорели в одно мгновение и вряд ли поняли, что с ними произошло. О том, кто где стоял, напоминали лишь пятна жирной сажи на полу и стенах. Моряк глубоко вздохнул и закашлялся – воздух был наполнен невесомым летучим пеплом.
– Заступница, пощади нас… – пролепетала у него за спиной Марлин Краффтер.
Феникс стоял неподвижно – голова низко опущена, руки безвольно повисли вдоль тела. С виду в нем не было ничего необычного – только багровел на шее рубец от удара плеткой, – но Умберто чувствовал, что обратное превращение еще не завершилось и приближаться к капитану сейчас не следует.
– Фейра, – прошептал лорд-искусник, самому себе не веря, и теперь моряк обернулся, чтобы увидеть лица спасенных им магусов. Они оба глядели на феникса, и по лицу Марлин ручьями текли слезы, прочерчивая дорожки сквозь пепел и сажу, а в глазах Вейри будто отражались сполохи отгоревшего пламени.
– Фейра? Я брежу?.. Откуда ты взялся?
– Восстал из пепла… – Крейн поднял голову, и Умберто невольно вздрогнул: лицо капитана изменилось, похудело, а искры в разноцветных глазах горели ровно и яростно, даже не думая гаснуть.
– Заступница… – Краффтер крепче прижал к себе дочь, словно желая защитить ее от пронзительного взгляда своего пламенного собрата. – Как я виноват перед тобой! Прости, прости меня… Если бы я только знал…
Усмешка феникса была полна горечи; Умберто ощутил внезапный озноб, когда понял, что она адресована не только Краффтерам, но и ему – предателю, из-за которого погибло столько людей. «Я не виноват! – хотел бы он сказать, но голос пропал. – Меня просто использовали!»
Слов не было. Слова сгорели.
– Я вижу… – прошептала Марлин Краффтер, и ее отец невольно обернулся, но от Дымки не осталось даже костей. – Я вижу… – повторила девушка, и если бы здесь оказались Эсме, Эстрелла или хотя бы Кузнечик, они напомнили бы Марлин о целителе, который обменял собственную жизнь на ее глаза… глаза, которые были незрячими до тех пор, пока белая кошка не отправилась в мир иной, спасая хозяйку.
Но Эсме находилась далеко. Умберто чувствовал, что расстояние между ними увеличивается, и это могло значить лишь одно: ее увозил фрегат. Какой, куда – все это только предстояло выяснить в будущем.
Если, конечно, у него есть будущее…
– Наш договор остается в силе, – произнес феникс все тем же странным голосом, похожим на скрежет. – Вы получите помощь от Лайры, как только я сумею передать ему сообщение. Пока что готовьтесь к войне… благо, теперь вы точно знаете, с кем придется иметь дело.
Краффтер смотрел на своего удивительного союзника и будто не слушал его.
– Я знал твоего отца, – проговорил он невпопад. – И мог бы заметить ваше сходство.
Феникс взмахнул когтистой лапой:
– Это было давно… Воспоминания легки и невесомы, как пепел, да к тому же не всякий, кто обладает зрением, на самом деле умеет им пользоваться – ведь надо еще и знать, куда и когда смотреть. А сейчас я уйду. И даже не попрошу прощения за то, что сделаю с вашим домом и городом.
…Феникс сделал с Ласточкиным гнездом примерно то же самое, что и с тюрьмой, из которой когда-то вызволил Умберто. Помощник шел следом за своим капитаном – следом за огненным вихрем, который разбивал стены, словно они были из карамели, и превращал камни в податливый воск.
Он был похож на звезду, сошедшую с небес.
Умберто все шел и шел, лелея надежду, что очередная взлетевшая на воздух каменная плита опустится в точности на его голову. Он мог бы уйти, убежать, спрятаться – Крейн не стал бы искать помощника, поддавшегося малодушию, – но желание спастись пропало, сгорело. Ворохом разбросанных карт легли на опаленную землю пустые надежды: может, магус и не вспомнил, что в Лейстесе только ему одному понадобилась помощь целителя? А вдруг он не поверил Мирре Торну или просто забыл обо всем, что было сказано?..
Умберто шел на казнь, то и дело спотыкаясь, обжигая ступни о не застывшую до конца лаву. Пахло гарью, и дым становился все гуще, но молодой моряк ничего не видел и не чувствовал. Перед ним проплывали образы недавнего прошлого, чужие воспоминания: жестокая битва на борту «Невесты ветра», череда смертей, и под конец – Хаген, лежащий на палубе в луже собственной крови… Джа-Джинни сражается один против шестерых противников и – удивительное дело! – готов вот-вот отправить их всех к Великому Шторму, но как раз в этот миг сверху на него падает сеть…