– Страшно… – пробормотал Кузнечик. Его услышал только Сандер и вопросительно поднял брови – дескать, что именно? Парнишка тяжело вздохнул и продолжил: – Смотреть на него страшно. Я вчера ночью спал тут, наверху, и проснулся от странного звука – будто кто-то царапает обшивку…
Юнга поморщился и замолчал; сделал вид, что гладит ларима. Не стоило рассказывать Сандеру о сцене, свидетелем которой он стал случайно, – о том, как Кристобаль Фейра и впрямь царапал когтями планшир, словно желая причинить боль «Невесте ветра», а та безропотно переносила издевательства капитана. Кузнечик вдруг осознал, что постороннему не понять истинную суть связи между фрегатом и навигатором, – наверное, даже Хаген ничего не понял за тот недолгий срок, что «Невеста ветра» ему подчинялась. «Их все-таки двое или нет? И кому он хотел причинить боль, “Невесте” или себе?..»
Ларим издал тоскливую трель, ткнулся мокрым носом ему в ухо. Он скучал по Эсме – как и сам Кузнечик, как и все остальные моряки, – и оттого выглядел больным. Каждый вечер, расчесывая потускневшую шерсть Сокровища, Кузнечик вспоминал последнюю встречу с целительницей: она позвала его вниз, на причал, и передала своего любимца из рук в руки. «Береги его, что бы ни случилось».
Неужели она заранее знала, что произойдет?
Эсме не обладала даром предвидения, но тогда, выходит, сама Заступница подсказала ей, как следует поступить. Ларим, конечно, был ей дорог, но вместе с ним девушка передала и кое-что куда более дорогое – медальон, доставшийся ей на острове Двуликой госпожи. Юнга не сразу обнаружил драгоценность на ошейнике зверя – тот, почувствовав угрозу, моментально цапнул его за палец, – а потом еще почти целый день никак не мог осмелеть и подойти к капитану.
«Хорошо, – только и сказал Крейн. – Оставь его у себя и береги».
Кракен знает, говорил ли он о медальоне или о любимце Эсме…
Внезапно Сандер вскочил:
– Смотри, там лодка!
У входа в бухту появилась маленькая лодочка с косым парусом и направилась к «Невесте ветра». Кузнечик сглотнул: лодке нечего было делать здесь, во владениях кракена, поэтому ее появление могло означать лишь одно – их заметили.
Но она казалась такой маленькой, такой беззащитной…
– Рыбачья? – предположил юнга вслух, и собравшиеся у борта матросы это услышали. Он, смутившись, прибавил: – Может, где-нибудь поблизости есть рыбачья деревня?
– Нет, – ответил Ролан. Новичок чувствовал себя на фрегате на удивление уверенно и спокойно – быть может, из-за того, что ему с самого начала удалось отплатить капитану услугой за услугу, доставив того вместе с помощником на борт «Невесты ветра», отбившейся от имперских фрегатов и сумевшей уйти в открытое море. Если бы не Ролан со своей «Легкокрылой», Фейра ни за что не выбрался бы из Эверры.
– Нет, – повторил бывший рыбак. – Уж в лодках-то я кое-что смыслю. Она больше похожа на таможенную шлюпку…
– …которой тут тем более не место, – перебил юношу незаметно подошедший Умберто. – Миро, Алаи, расчехлите стреломет. Уж не знаю, откуда взялся этот гость, но мы никого не ждем.
Ролан пожал плечами – дескать, никто не спорит, – и отошел в сторону, а Кузнечик, сердито нахмурившись, уставился на помощника капитана. Тот после Эверры стал угрюмым, молчаливым и вид имел такой, будто его постоянно терзали тяжелые мысли – прежнего беззаботного весельчака словно подменили. Кузнечику хватало жизненного опыта, чтобы понять: странное превращение не началось в Эверре, а завершилось. Но вот что послужило его причиной?
Как бы там ни было, сейчас действия Умберто вызвали у юнги внезапную злость.
– Пугнем или потопим? – спросил один из матросов, Миро.
– У нас зеленые паруса, идиот, – ответил Умберто, скривившись. – Конечно, потопим. Или тебе хочется поскорее попасть в Облачный город, да еще и с сопровождением?
Кузнечик не выдержал.
– Вот уж не думал, что тебя испугает такая маленькая лодка, – сказал он негромко, но так, чтобы все услышали. Помощник капитана взглянул на юнгу, словно впервые его заметил. – Вдруг ее навигатор хочет нам что-то сообщить, а? Ты об этом подумал?
– Что-то я не припоминаю, когда ты получил право голоса… – начал Умберто, и в этот миг на палубу вышел Кристобаль Фейра. Все разговоры тотчас же стихли, матросы уставились на капитана, а Миро и Алаи замерли у стреломета, лишь теперь сообразив, что Умберто отдал им приказ, который мог и не отвечать желаниям феникса.
Фейра молча подошел к фальшборту, раскрыл подзорную трубу и принялся рассматривать лодку, которая почему-то шла очень медленно, невзирая на благоприятный ветер. Кузнечик оказался ближе к капитану, чем остальные, и почувствовал жар, исходящий от его тела – как от большого костра.
– А-а, старый знакомый… – проговорил магус некоторое время спустя, опуская трубу, но не отводя взгляда от белого паруса. – Вот уж не ожидал…
– Знакомый? – удивленно переспросил Умберто. – Что это за лодка, откуда?
– С «Утренней звезды», – раздалось в ответ. – С корабля Звездочета.
Умберто выругался. Моряки вновь уставились на приближавшуюся лодочку, гадая, кого же она несет. Вдруг переговорщика, который хочет предложить им купить возможность беспрепятственно покинуть бухту? Звездочет не стал бы устраивать сражение в опасной близости от Облачного города, где сбившийся с проторенного торгового пути фрегат мог увидеть пиратские корабли и сообщить о них «цепным акулам». Не стал бы он и вступать в сговор с имперцами – те по-прежнему оценивали голову старого хитреца очень и очень высоко.
Но реальность превзошла даже самые безумные идеи матросов «Невесты ветра».
– Не сказал бы, что это приятная встреча, – проговорил феникс, когда на палубу взобрался человек, с ног до головы одетый в черное.
Уже сам вид верного слуги Звездочета заставил стоявших вблизи моряков выхватить оружие, и капитану пришлось взмахом руки успокоить своих людей. Хотя Змееныш оказался один, да и с первого взгляда его тщедушная фигура не внушала никаких опасений, что-то неуловимо пугающее было в том, как хладнокровно он держался, как глядел на моряков большими глазами – совершенно нечеловеческими глазами, чью желтую радужку прорезали щелочки зрачков.
– С-согласен, вс-стреча вес-сьма неприятная, – хриплым шепотом ответил он и сощурился. – Капитан Крис-стобаль… Фейра? Благородное имя. Признаюсь, Крейна с-совсем не… ш-ш-ш… не жаль. Как было сказано в одной дурацкой пьес-се, которую мне удалось пос-смотреть с-совсем недавно, «он был пиратом и умер как пират, забрав с с-собой на тот с-свет немало врагов, но и погубив при этом…»
– Хватит! – перебил Фейра, изменившись в лице.
– А-а, ты тоже ее видел, – усмехнулся Змееныш. – Глупая пьеска, правда? Пафос-сная и бес-столковая…
Кузнечик заметил, что Умберто с изумлением глядит на странного гостя, словно сказанная им фраза была чем-то важным и отчасти тайным. Взгляд капитана тоже стал удивленным – он словно спорил с собственными мыслями. Медленно, очень медленно удивление нарастало и в какой-то миг хлынуло через край: Кристобаль Фейра закрыл глаза и почти беззвучно проговорил:
– Этого не может быть.
– Не может? – переспросил Змееныш. – О да. Я понял. Ты так привык жить мгновением, что и думать забыл о тех, кого брос-сил, – они же в прошлом, они пыль, пепел, тлен! Но это дейс-ствительно я. Что, неприятно вс-споминать о с-собственном предательс-стве?
Магус слепо шагнул вперед, будто лунатик, но Змееныш тотчас же отскочил к самому фальшборту и крикнул:
– С-стой на месте! – Казалось, он выпрыгнет за борт, если Фейра приблизится еще хоть на волос. – Пять шагов,
Крис-стобаль! Они вложили в меня ненавис-с-сть к тебе, и мне с-с-с трудом удаетс-с-ся держать ее под контролем! Если ты подойдешь ближе, я… с-стану другим, и тогда конец вс-сему. С-стой на месте, если ты и впрямь хочешь ис-справить хоть одну из своих ошибок!
Разговор становился все более странным, и что-то в лице феникса подсказывало Кузнечику: обвинения в предательстве, прозвучавшие столь неожиданно и резко, – вовсе не безумная выдумка парнишки со змеиными глазами. Матросы тоже это поняли и застыли в нерешительности, предоставив капитану возможность самому разобраться с загадкой. Каждый в глубине души чувствовал отголоски той бури чувств, что царила в сознании Кристобаля Фейры.
– Если ты пришел обвинять, – проговорил феникс, – то я виноват лишь в том, что опоздал. Я не предавал ни тебя, ни… кого бы то ни было еще. – Змееныш хмыкнул, недвусмысленно выражая свое отношение к этим словам. – Но если ты пришел помочь, то зачем теряешь время? Говори, я слушаю.
– Капитан! – не сдержался Умберто. – Разве можно принимать помощь от слуги Звездочета? Да ему вообще нельзя здесь находиться, если мы не хотим, чтобы это место стало известно еще кому-то… – он осекся, заметив странную вещь, о которой сам Змееныш немедленно спросил вслух:
– Но ведь я уже с-сумел отыскать «Невес-сту», так? – Он коротко рассмеялся. – Можете не беспокоиться, Звездочет не найдет меня здес-сь… «Утренняя звезда» не позволит ему это с-сделать. А ес-сли и найдет, то ничего страш-шного – он сможет лишь позвать меня, но явиться с-сюда с-самому… – Он покачал головой. – У него с-с-сейчас дела поважнее.
– Но почему? – заупрямился Умберто. – Я тебе не верю!
– Мне верит твой капитан, – ответил Змееныш и перевел немигающий взгляд на феникса. – Это главное. Так что, Крис-стобаль? Я уже знаю, что ты задумал, но без меня твой блес-стящий план обречен на неудачу.
– А с тобой? – быстро спросил магус.
– С-со мной появляется с-слабая надежда, что вы не погибнете в первый же день. – Хоть лица Змееныша не было видно под маской, многим показалось, что при этих словах он улыбнулся. – Впрочем, еще не поздно отказаться – все брос-сить, разойтись, забыть про Эсме, Джа-Джинни, Хагена… – в ответ раздались возмущенные возгласы, и он умолк.
– Умберто прав! – крикнул кто-то из матросов. – Почему мы должны тебе верить?
– Ну-у, не знаю… – Змееныш пожал узкими плечами. – Быть может, мне и впрямь не стоит предавать Звездочета? Он же так щедр со своими слугами, просто божественно щедр…