– Есть! – воскликнул Рейго Лар, отступая.
Умберто отшатнулся и спрятал лицо в ладонях – было видно, что он с трудом удерживается на ногах. Говорили, что близкое знакомство с щупачом обеспечивает жестокую головную боль на сутки, а то и больше; теперь Фаби поняла, что слухи не преувеличивают, а недооценивают реальность – одной болью дело не ограничивается.
Она бы не хотела испытать такое на себе…
– Чистая правда, мой повелитель, – сказал Рейго Лар. – Я видел, как все произошло. «Невеста ветра» лишила бывшего капитана не только своей поддержки, но и ясности ума – она одурманила его, заставила верить, что все в полном порядке… пока не стало слишком поздно. Право слово, я даже не думал, что устроить мятеж на корабле так легко и просто!
– Только если тебя поддерживает фрегат, – проронил мастер-корабел. – В противном случае шансы весьма невелики.
– Что еще ты видел? – нетерпеливо спросил Аматейн.
– Как новый капитан ломал старому пальцы, – ухмыльнулся Лар. – Это было очень… воодушевляющее зрелище. И, ваше величество, по-моему, я знаю причину произошедшего – одну из причин. – Он повернулся и указал рукой на Эсме, которая стояла неподвижно и смотрела на скованного феникса, не обращая внимания ни на кого другого. – Вот она!
Целительница вздрогнула.
– З-заткнись… – Умберто шагнул вперед и, не удержавшись, упал на колени. – Ты, мерзкий щупач… если еще хоть слово скажешь, я тебе башку оторву…
Капитан-император рассмеялся:
– Ну зачем же так жестоко? Нет-нет, ты должен был сам рассказать мне правду… Что ж, господа, все ясно! Мы видим перед собой живое подтверждение старого-старого правила, запрещающего брать женщин на борт фрегата. Кристобаль, я по-прежнему тебе не верю, но постараюсь воспользоваться случаем и продемонстрировать свое гостеприимство. Джессен, уведи его! Хотя нет, погоди. Осталась последняя проблема…
Аматейн встал и повернулся к спутнику Умберто, словно лишь теперь вспомнив, что этот юный дерзец посмел присвоить имя покойного принца Амари. Мгновение оба сверлили друг друга яростными взглядами, а потом капитан-император отчеканил:
– Мой сын мертв. Лишь Заступница могла бы его спасти, но она не пожелала сойти с небес на землю. Ты, мерзавец, и впрямь на него похож, но этого недостаточно!
С этими словами он взмахнул рукой и ударил по воздуху, как если бы тот был чем-то плотным, материальным. Все до единого магусы и люди ощутили волну, которую вызвал этот удар, но едва ли хоть кто-то из них успел понять, куда она направлена и что должно произойти.
Все случилось очень быстро.
Волна ринулась на Амари, сбила с ног стоявшего рядом Умберто и в мгновение ока разнесла вдребезги большое окно. Осколки стекла, похожие на огромные кривые ножи, не упали на пол, как им полагалось бы по закону природы, а повисли в воздухе. Потом, развернувшись, они ринулись на неподвижного юношу, который успел лишь поднять руку, и…
…все замерло.
– Без сомнения, кто-то умер в тот день, – хрипло сказал Амари и шевельнул пальцами. Несколько осколков со звоном упали; остальные продолжали висеть, словно на невидимых нитях. – Но это уж точно был не я! – Новое движение, звон стекла. – Хотя ты, отец, можешь по-прежнему сомневаться в том, что видишь…
Еще четыре осколка отправились на пол, последний же стал поворачиваться, будто стрелка компаса. Вот он указал острым концом на Витеса… Умберто… ненадолго задержался, целясь в серебряную маску Аматейна… и замер, уставившись на Рейго Лара. Щупач сглотнул, на его враз побледневшем лице выступили крупные капли пота.
– Впрочем, ты уже ни в чем не сомневаешься, – договорил его высочество принц Амари и взмахом руки отпустил жуткую «стрелку». Вот теперь установившаяся в кабинете Аматейна тишина была по-настоящему мертвой, и ее не нарушали даже звуки, доносившиеся сквозь разбитое окно. Весь мир словно притих в ожидании того, что скажет или сделает капитан-император, вновь обретший потерянного сына.
– Оставьте нас, – неузнаваемым голосом произнес Аматейн.
И они подчинились.
– Ты еще слишком молода, – сказала Ризель. – И ничего не знаешь про договоры о дарах. Верно?
– Слышала однажды, – неуверенно ответила Фаби. – Это как-то связано с… кукушками?
Принцесса усмехнулась и кивнула. Они сидели на краю широкой кровати Ризель, доверительно склонившись друг к другу, – Фаби невольно подумала, что так могли бы шептаться две сестры, а не госпожа со служанкой. Воздух в спальне ее высочества стал другим – затхлым, тяжелым, – и находиться здесь было непросто. Впрочем, теперь неизвестно, долго ли придется терпеть.
– Ваше высочество, так этот мальчик… действительно принц Амари?
Ох, как жаль, что она попала во дворец уже после его предполагаемой смерти!
– Вашему семейству повезло, – проговорила Ризель, словно не услышав вопроса. – Оно всегда было одним из самых многочисленных, хотя об этом предпочитали не говорить – как же, вы ведь бесполезные воробьи, обреченные служить другим кланам, где уж вам обладать сокровищем, которое никому из нас недоступно? Вас много, и поэтому кукушки в ваших семьях почти не рождаются… – Она вздохнула. – Так вот, Фаби, когда женятся два магуса из разных кланов, их ребенок всегда наследует только один дар. Предположим, если мы говорим о паре, в которой муж принадлежит к семейству Цапли, а жена – Соловья, то их дитя либо еще в колыбели начнет передвигать вещи взглядом, а едва покинув ее – отдавать приказы нянькам, либо поразит всех своим прекрасным голосом… Ты ведь понимаешь, о чем я?
Фаби не просто понимала – она вспомнила, что такое договор о дарах. Его заключали старейшины кланов, к которым принадлежали будущие супруги, обещая друг другу проследить, чтобы детей этой пары воспитывало именно то семейство, чей дар проявится. Ребенка могли на время передать ближайшим родственникам, чтобы они обучили его всему, и лишь потом возвращали родителям. Только при таком условии двое из разных кланов имели право стать мужем и женой.
Принцесса, тяжело вздохнув, откинулась на подушки и заговорила таким тоном, словно рассказывала подруге сказку.
– В некоей семье было трое детей. Старший унаследовал дар своего отца, и, как говорят те, кому посчастливилось его знать, он был весьма силен и впоследствии мог стать еще сильнее. Но Великий Шторм рассудил иначе и забрал юношу к себе… – Она ненадолго замолчала. – Второй родилась дочь, которая тоже унаследовала отцовский дар. Все бы ничего, но я забыла упомянуть, что это семейство правило страной, где по обычаю трон передается лишь по мужской линии, поэтому как раз способности дочери никого не интересовали… то есть обладай она тем же даром, что и мать, было бы даже лучше. Правитель нуждался в сыне – и сын родился! Младший ребенок, долгожданный и драгоценный… но что это? О ужас, он оказался кукушкой. Не было предела горю безутешного отца, который понял, что ни один из его детей не способен унаследовать корону! Придя в себя, он повелел скрыть ото всех, что мальчик начисто лишен способностей, – в надежде, что Заступница окажется милосердной, и дар все-таки проснется в маленьком принце. Такое иногда случалось… и именно так все произошло на этот раз.
– …Завтра ты пригласишь ко мне Кармора Корвисса, – сказал капитан-император, и Ризель послушно кивнула, но что-то в голосе отца встревожило ее. Ему понадобился ворон-алхимик? Может, он почувствовал себя хуже?.. – Нет, дорогая, я буду говорить с ним вовсе не о своем здоровье, – прибавил Аматейн с усмешкой, словно прочитав ее мысли.
– Но о чем? – осторожно спросила принцесса. – Кармор… ведь он… э-э…
– О нем ходит дурная слава, я знаю, – перебил капитан-император. – Видишь ли, иногда так случается – того, кто первым сходит с проторенной тропы и начинает искать новые пути, винят во всех смертных грехах. В лучшем случае его признают безумцем и оставляют в покое, в худшем же изгоняют навсегда. Кармору повезло – у него имеется вторая тень. Слово Рейнена и поныне имеет вес для всех… но не для тебя, как я погляжу?
– Да, – призналась Ризель со вздохом. – Кармор мне не нравится.
– Он полезен, – возразил Аматейн. – А тебе нужно научиться властвовать над своими эмоциями, они лишь мешают в таком сложном деле, как управление государством. Понятно? Вот и славно. Теперь иди.
Она собирала бумаги, продолжая размышлять о том, зачем капитану-императору мог понадобиться ворон, известный своими странными выходками. Говорили, в Росмере, родовом владении Корвиссов, где Кармор в отсутствие дяди был полноправным хозяином, творятся темные дела – там то и дело пропадают люди.
В последний момент отец окликнул ее:
– Ризель, как ты считаешь, Амари красиво пел на прошлой неделе на дне рождения ее величества Алиеноры?
– О-о, без сомнения! – ответила принцесса, улыбнувшись. – Это было так прекрасно, что даже не описать словами. Многие расплакались от избытка чувств…
– Да, мне передали, – проговорил Аматейн странным голосом. – Ладно. Иди!
Как она потом кляла себя за недогадливость, за слепоту! Но для всего, что касалось Амари, безукоризненно отработанные правила не годились – он ломал их одним взглядом, одним движением руки. В присутствии младшего брата Ризель теряла способность мыслить ясно и превращалась в ту девушку, какой была до дня, когда капитан-император перестал показываться на людях и переложил управление империей на плечи своей дочери. «Наш маленький принц», – говорила Ризель, и мальчик смеялся, а ей хотелось взлететь. Ее мать и брат были двумя райскими птицами, почти все свое время проводившими в Садах Иллюзий, и ей иной раз удавалось рядом с ними позабыть о делах и о государственных тайнах.
Кармор Корвисс явился точно в назначенный час; Ризель оставила их с капитаном-императором наедине. Беседа длилась несколько часов, и все это время принцесса ходила из угла в угол, теряясь в догадках: она вспоминала события минувших дней и пыталась понять, зачем отцу нужен ворон.
Амари спел несколько песен на празднике в честь дня рождения матери.