«Неужели ты и впрямь забыла о Кристобале?»
Аматейн по-хозяйски обошел палубу, заглянул в люк, но спускаться в трюм не стал, что обрадовало Амари: где-то внизу прятался ларим Сокровище – единственный член команды, которому удалось незаметно для всех остаться на корабле. Он, как и прежде, хранил медальон Эсме. Серебряная маска скрывала выражение лица капитана-императора, и все же по движениям и по взгляду можно было с легкостью определить, что он весьма доволен. Амари некоторое время наблюдал за отцом, потом – за Умберто, который стоял у грот-мачты и отрешенно глядел куда-то. Еще на борт бывшего пиратского фрегата поднялись Эйдел Аквила и Джессен Витес; оба магуса с улыбками обменивались предположениями о будущем «Невесты» и ее навигаторов – бывшего и нынешнего. Амари иной раз чувствовал на себе взгляд Эйдела – жгучий, ядовитый. Интересно, почему орел так его ненавидит? Может, оттого, что при встрече с принцем вспоминает о позорном поражении, которое потерпел в сражении с Крейном… или есть что-то еще? Так или иначе, он не упустил пока что ни одной возможности исподволь напомнить, что почет и привилегии наследника престола необходимо заслужить. К примеру, в ответ на какое-то замечание Амари о «Невесте ветра» Аквила сказал: «Вам лучше знать, ваше высочество, вы же провели там так много времени…» Было видно по лицу, что ему очень хочется договорить: «…в качестве юнги». Услышав это, Амари смешался, совершенно позабыв, о чем шла речь, и вдруг почувствовал себя маленьким и никчемным.
Последним появился Чейн Тэрио, за которым капитан-император некоторое время назад посылал слугу; сейчас этот слуга шел следом за Чейном, неся какой-то ящик, длинный и, судя по всему, довольно тяжелый. Что-то знакомое почудилось Амари в этом ящике, и еще он почему-то слегка испугался. Когда странный предмет подняли на борт, «Невеста ветра» впервые заволновалась, и Амари понял: там лежит безумер.
– Вызывали, ваше величество? – спросил мастер-корабел.
– Да. Чейн, я собираюсь принять клятву верности у нашего друга, а ты заверишь этот договор, – ответил капитан-император.
Чейн Тэрио молча кивнул и повернулся к Умберто – тот смотрел хмуро, исподлобья. «О клятве речь не шла, – подумал Амари и ощутил дрожь. – Если сейчас он заупрямится, то…»
– Ну же, мастер Граньо! – Аматейн с усмешкой подбодрил нового союзника. – У вас сейчас есть превосходная возможность обеспечить себе не просто жизнь и свободу, но и весьма неплохое будущее.
– Я не слышал о том, чтобы другие капитаны заключали рабские договоры, ваше величество, – негромко проговорил Умберто. Это был весьма опасный ход. – Вы прекрасно знаете, как моряки относятся к таким вещам.
– Знаю, – согласился капитан-император. – Но не так уж часто бывшие пираты переходят ко мне на службу. Это особый случай, поэтому нужны особые церемонии. Впрочем… у нас есть и другой вариант!
Он подозвал слугу взмахом руки и открыл ящик.
В тот же миг «Невеста ветра» встряхнулась так, что они еле устояли на ногах. Умберто, приложив ладонь к мачте, прошептал что-то успокаивающее, но сам он был слишком встревожен – и понадобилось некоторое время, чтобы фрегат и впрямь хоть немного успокоился.
– Вот эта вещь решает разом все проблемы… – Аматейн вынул безумер, одним незаметным нажатием привел в действие скрытый механизм. Наконечник грозного оружия с щелчком разделился, но не на шесть частей, а на восемь, да и выскочившая из сердцевины игла была непривычно длинной. Амари наконец-то вспомнил, что именно такой безумер – длинный, черного цвета – они с Джа-Джинни видели в доме Звездочета… то есть в доме его отца. Тогда, в Лейстесе, разгадка тайны черных фрегатов находилась у них в руках!
– Что же ты молчишь, Умберто? Решайся. Разум «Невесты ветра» в обмен на твою гордость… – Капитан-император негромко рассмеялся. – Каков будет выбор?
Он мог бы поступить иначе – например, приказать Умберто повиноваться. Но для приказа нужны были силы, а Амари уже заметил, что его отец бережет свой дар Цапли и пользуется им лишь в крайних случаях. Да, договор с «петлей корабела» подходил лучше всего – никто не сможет так стеречь навигатора, как его собственный фрегат.
Только вот выдержит ли такое испытание связующая нить Умберто – фальшивая нить, которую протянул специально для него Кристобаль Фейра?..
– Будь оно все проклято, – пробормотал моряк и, опустившись на колени, громко произнес: – Клянусь верой и правдой служить капитану-императору Аматейну, ни делом, ни словом не посягая на жизнь его величества и тех, кто верен ему. Клянусь, что никогда и ни при каких условиях я не нарушу свое слово…
Он говорил, а мастер-корабел слушал с закрытыми глазами, то и дело кивая. Пальцы Чейна Тэрио чуть заметно шевелились, как будто он перебирал нити, из которых собирался вязать узлы. Амари чувствовал тревогу «Невесты ветра» и ничем не мог ей помочь.
– Великолепно, – сказал Аматейн, когда все было сделано. – Теперь покажи мне, на что она способна. Тебе нужны помощники, матросы?
– Нет, – ответил Умберто, не поднимаясь с колен. Голос у него был тусклый, невыразительный. – Справлюсь сам.
– Что ж, посмотрим, – проговорил капитан-император. – Убеди меня, что ты – хорошее приобретение.
– …Ваше высочество, с вами все в порядке?
Снова компаньонка Ризель, Фаби. Ее, как и сестру, Амари видел несколько раз за эти три дня – мельком, издалека. Верная подруга повсюду следовала за принцессой, полностью поглощенной подготовкой к празднеству, которое должно было состояться этим вечером.
– Да-да, все хорошо… – Он огляделся по сторонам и увидел, что Ризель поблизости нет. – У тебя выходной?
– Можно сказать и так, ваше высочество, – ответила девушка, пожимая плечами. – Принцесса отправилась к капитану-императору и разрешила мне немного побродить неподалеку. Думаю, еще некоторое время я буду свободна.
– Очень хорошо! – воскликнул Амари и, схватив Фаби за руку, потащил ее за собой. Он не знал, куда идет, пока не увидел дверь в дворцовую часовню – там, насколько он знал, все приготовления завершились еще утром. Лучшее место для уединенной беседы было трудно представить.
Вновь взглянув на Фаби, он понял, что та ожидает чего угодно, только не мирного разговора…
«Вот глупая!»
– Садись, – сказал он, почти что силой заставив ее опуститься на одну из скамеек. Здешнее убранство по традиции отличалось простотой, поэтому скамья была точно такой же, как в любой портовой часовне Десяти тысяч островов. – Тогда, в Садах Иллюзий, мне показалось, что ты хочешь сказать что-то важное… и никак не осмеливаешься. Вдруг сейчас настал подходящий момент?
– Ох, ваше высочество… – пролепетала она. – Я, право, не знаю…
– Г о в о р и! – потребовал принц, не заметив, что не попросил, а приказал.
Большие глаза компаньонки широко раскрылись, в них блеснули слезы, однако сопротивляться приказу девушка не могла.
– Я не люблю предателей, – произнесла она тихо, но уверенно.
Да, чего-то в этом духе он ждал…
– А кого я предал? Нет-нет, не торопись отвечать. Я знаю точно, что отец меня очень любит… пусть даже эта любовь у кого-то может вызвать оторопь. Тогда, три года назад, я сбежал, потому что испугался, но сейчас все изменилось. – Амари помедлил. – Сейчас я не могу его бросить – он болен, он страдает! «Невесту ветра» я сумел отстоять, равно как и Умберто… с остальными моряками тоже можно будет что-то придумать… Эсме отец не тронет, он ведь знает, что возможности целителей не беспредельны… а Кристобаль Фейра сам выбрал свою судьбу. Так кого же я, по-твоему, предал или предаю?
– Это просто, ваше высочество, – прошептала Фаби. – Самого себя.
Праздник начался, когда с оглушительным грохотом, воем и свистом в ночное небо взмыли огненные шары, чтобы где-то высоко взорваться, превратившись в огненные призраки. Огромные золотистые драконы сражались друг с другом; распускались алые розы; сияющие шары всех размеров и цветов взлетали, сталкивались и превращались в новые созвездия. Под конец явились птицы – символы всех кланов, поклявшихся капитану-императору в верности. Ризель не забыла о Воробье, и Фаби, наблюдавшая за удивительным фейерверком вместе со своей госпожой, это оценила.
– Спасибо, ваше высочество, – прошептала она, но Ризель сделала вид, что не слышит.
Этой ночью принцесса вновь была в белом с головы до ног, и лишь благодаря изящной серебристой вышивке по краю подола ее наряд не походил на траурный.
– Твоя повелительница затеяла опасную игру, – сказал Рейнен Корвисс, невзначай задержавшись возле Фаби.
Она промолчала, но заметила кое-что странное: взгляд ворона-алхимика был полон… жалости. Но к кому же он ее испытывал? Фаби ощутила тревогу, впервые подумав, что этот неожиданный праздник может закончиться чем-то и вовсе из ряда вон выходящим.
Однако ей пришлось оставить размышления: она должна была внимательно следить за принцессой, чья сверкающая белая фигура отчетливо выделялась в пестрой толпе придворных. Ризель изредка оглядывалась, всякий раз удовлетворенно кивала, увидев компаньонку где положено, у себя за спиной, и шла дальше – приветствовать гостей, выслушивать комплименты, отдавать указания помощникам.
Тенью следовать за ее высочеством, быть рядом, защищать любой ценой.
Дождавшись угощения, Фаби облегченно вздохнула.
Когда высокие двери пиршественного зала распахнулись, никто не сдержал возгласа удивления: всего-то за сутки это место изменилось до неузнаваемости, и теперь один лишь взгляд на роскошное убранство и ломившиеся от яств столы заставлял вспомнить о пирах, которые устраивали древние короли из легенд. Все три дня, пока шли приготовления к празднику, по дворцу ходили слухи о том, что его величество намерен затмить своих предков, и теперь гости капитана-императора убедились, что это и впрямь так.
– Прошу! – немного театрально воскликнул Аматейн и протянул руку супруге.
Алиенора ответила на его жест, но на самом деле соприкоснулись они едва ли кончиками пальцев. Те, кто стоял ближе всех, заметили: императрица вздрогнула, а в ее взгляде, устремленном на мужа, не было и тени любви, один лишь страх. Однако ритуал есть ритуал, поэтому в пиршественный зал они вошли первыми, рука об руку.