Строго говоря, Госс был намного безумнее любого феникса, выходя один на один против подростка из клана Фейра. Кристобалю полгода назад исполнилось двенадцать, и это означало, что в любой день в нем мог пробудиться наследственный дар. Случись такое во время их учебного боя – в тот момент, когда Госс загонит его в угол или ударит, – великану не поздоровится. Они оба это знали, но продолжали заниматься.
«А что мы будем делать потом? – спросил однажды Кристобаль. – Ну, когда я… изменюсь. Ты же еще многому не успел меня научить, верно?»
«Есть способы», – уклончиво ответил Госс и усилил натиск, как делал всегда, когда не хотел о чем-то говорить.
Кристобаль решил приберечь вопросы на будущее и через несколько дней, сам того не ожидая, получил ответ – один из возможных. Его старший брат, Бастиан, предложил Госсу немного размяться, и мальчик впервые увидел, как дерется взрослый и очень сильный феникс, когда не хочет случайно причинить вред обычному человеку.
С завязанными глазами.
Это было удивительное зрелище. Бастиан двигался так, словно все видел: он был проворным и смертоносным, он был неотвратимым как шторм. Кристобаль следил за происходящим с открытым ртом, и если поначалу он еще пытался запоминать какие-то движения, чтобы в свой черед опробовать их на Госсе, то уже через несколько секунд все забылось, кроме двух фигур – громадной и тяжелой, стройной и грациозной. Их движения, так похожие на танец, завораживали, и даже сейчас, несколько месяцев спустя, Кристобаль не мог понять, в чем был секрет этой ворожбы.
Он некоторое время сидел с закрытыми глазами, воображая, что держит в руках посох. Близость обрыва придавала ощущениям остроту, он как будто чувствовал приближение врага. Но ничего не происходило – яркий солнечный свет пронзал его веки, окрашивая слепую тьму в красный цвет. Где-то в глубине его души вновь шевельнулся затаенный страх, проснувшийся вскоре после тренировочного боя Бастиана и Госса. Что, если он… кукушка? Что, если дара у него нет? Фениксы могущественны, но их мало по сравнению с другими семействами, и это опасно. Хотя Кристобалю было всего двенадцать, он уже знал о кровных узах и войне больше, чем иной взрослый. И от этого ощущение собственной бесполезности становилось лишь сильнее.
Вздохнув, он поднялся и направился было назад, как вдруг увидел краем глаза какое-то шевеление посреди колючих зарослей. Там, в самой непролазной части сада, стояла беседка; Кристобаль узнал о ее существовании из старых дневников, поскольку садовника в замке не было уже полвека – поэтому сад и находился в столь запущенном состоянии. Он не мог увидеть беседку с того места, где стоял, однако заросли вдруг словно расступились под его взглядом, открывая покосившиеся деревянные решетки, оплетенные красно-зеленым плющом.
И… незнакомого мальчика, его ровесника, одетого с головы до ног в белое, с волосами цвета свежевыпавшего снега и алебастровой кожей. Он стоял, прижимая к груди большую книгу – тоже белую! – и пристально смотрел на юного феникса.
Кристобаль моргнул несколько раз – и наваждение исчезло, как исчезают призраки. Но белый незнакомец выглядел человеком или магусом из плоти и крови, а не эфемерным видением. Что-то кольнуло в левом глазу – наверное, мусор попал, когда Госс бросил ему в лицо горсть песка, пытаясь отвлечь. Смахнув набежавшие слезы, Кристобаль сердито нахмурился, ощущая, как испаряется хорошее настроение, а взамен приходит предчувствие чего-то очень, очень нехорошего.
Ему вдруг захотелось поговорить с той, кто знала ответы на все вопросы.
Очнись. Очнись, пожалуйста, я прошу тебя, очнись.
Я не выживу без тебя…
– Ты что-то хотел спросить, мой мальчик?
У леди Марии был чарующий голос. Стоило ей заговорить – любой обращался в слух. В жилах матери Кристобаля текла доля соловьиной крови, и иногда отец шутя называл ее Певчим Фениксом. Она и впрямь очень хорошо пела, хотя подлинного соловьиного дара у нее, конечно, не было. Она, как и все прочие благородные обитатели Алой башни, повелевала огнем и – хотя об этом редко говорили вслух – была в этом деле куда сильней мужа и старшего сына.
Кристобаль снова моргнул. У него кружилась голова. Почему-то он не помнил, как попал из сада сюда, на балкон третьего этажа, где мать и две ее компаньонки занимались своими обычными делами – одна из дам вышивала, другая рисовала, а сама Мария Фейра читала книгу. «Наверное, я о чем-то задумался и не заметил, как нашел ее здесь», – сказал он себе, но все равно покраснел. Художница продолжала сосредоточенно рисовать, не замечая его, а вышивальщица хихикнула и уронила иголку.
– Иди сюда. – Мария отложила книгу и поманила сына к себе, улыбаясь. – Ты так редко ко мне приходишь. Ты стал совсем взрослый и скоро забудешь дорогу в мое маленькое царство. Скоро я стану тебя побаиваться. – Ее улыбка сделалась лукавой. – Но пока что ты весь мой, и я могу сделать с тобой что угодно. Например, отругать за испорченную рубашку.
Кристобаль оглядел себя. Ну разумеется, Госс от души валял его по двору, и это не могло пройти без последствий. Хотя… откуда взялись эти бурые пятна, если ему не разбили нос? И с чего вдруг на рукаве дыра с опаленными краями? Он потрогал ткань, и та рассыпалась у него в пальцах, превратившись в пепел.
Странно.
– Я как раз хотела поделиться с тобой одной приятной новостью, – продолжила леди Мария, вынудив сына усесться на подлокотник кресла. Она не перестала улыбаться, но в ее мелодичном голосе зазвучали напряженные нотки. – Отец разрешил тебя порадовать. Послезавтра вы с ним отправляетесь в Облачный город.
– В Облачный город?! – Кристобаль подпрыгнул от радости, мгновенно позабыв и про рубашку, и про белое видение в саду, и вообще про все. Он уже год всячески пытался уговорить отца или брата взять его с собой на фрегат – ведь у обоих старших Фейра были собственные корабли, где хватало места для пассажиров. Марко смеялся и советовал подождать, Бастиан просто хмурил брови; Кристобаль всякий раз оставался на берегу и злился. Но теперь настал черед радоваться! Его брали с собой! И куда – в Облачный город, столицу Империи! Это означало, что путешествие будет очень долгим и, несомненно, увлекательным. Он наконец-то посмотрит, как ведет себя фрегат в открытом море, узнает, как живут моряки, и, может, даже сумеет чему-то научиться.
А то и обзаведется собственным корабликом – ведь в роду Фейра, как известно, очень много навигаторов.
Он так обрадовался, что не сразу заметил обеспокоенного лица матери. А когда заметил, сразу устыдился своего счастья. Он был уже достаточно взрослым, чтобы понимать: кто-то из старших Фейра всегда должен оставаться в Алом замке. Раз Бастиан со своей «Волшебницей» находился в Росмере, а отец отправлялся в Облачный город, значит, леди Мария останется.
И впервые отпустит сына так далеко и так надолго.
– Все будет хорошо, мама, – сказал он и поцеловал ее куда-то в ухо. Она рассмеялась и взъерошила ему волосы. – Нет, правда, – все будет хорошо. Мы привезем тебе подарки. Чего бы ты хотела?
Она заверила его, что не нуждается в подарках, потому что самое главное – чтобы все они были живы и здоровы. Одна из ее компаньонок предложила помузицировать, раз уж вечер выдался таким тихим и красивым, и Кристобаль сам не заметил, как застрял на балконе до темноты. Потом он вспомнил про мальчика в саду, но по прошествии времени случившееся показалось не более чем видением, вызванным усталостью или слишком жарким солнцем. Он ничего никому не сказал.
На следующий день с самого утра начались сборы. Кристобаль вместе с отцом уезжали надолго – кроме самого путешествия туда и обратно, им предстояло еще и пробыть в столице Империи не меньше трех недель. Сердце мальчика пело, он почти что летал. Наконец-то у него появится возможность увидеть воочию не только Облачную цитадель, но и знаменитые столичные чудеса, о которых он столько слышал. Хотя леди Мария и отказалась от подарков, он знал, что обязательно что-нибудь купит маме, даже если на это уйдут все деньги, какие ему выдадут.
Отца он не видел до самого отплытия. Лорд Фейра, желая помочь жене, которая оставалась за хозяйку в Алом замке и Огненных землях, решил разобраться со всеми делами. Кристобаль не придал этому значения, но поздно вечером, вознамерившись поговорить с матерью, услышал голоса за приоткрытой дверью.
– …Меня это тревожит. Ты как будто уезжаешь на долгие годы.
– В самом деле?
– Прости. – Тихий смех. – Наверное, я просто трусливая курица.
– Ты… – Шуршание, вздох. – Ты самая смелая птица из всех, кого я знаю.
Кристобаль тихонько отошел от двери.
«Ведьма глубин» была красивым и мощным трехмачтовым фрегатом с темно-синими парусами. Она служила лорду Фейре верой и правдой не один десяток лет и была предметом зависти многих лордов-навигаторов. Кристобаль в первую же ночь выбрался из каюты, чтобы побродить по бесконечным коридорам, освещенным тусклым синеватым светом, и успел много где побывать, прежде чем его поймал пожилой матрос и без особых церемоний вернул на прежнее место. Здесь – теперь он это понял – титулы и различия между детьми земли и неба не имели особого значения. Он просто мальчишка-пассажир, который нарушил правила. Хорошо еще, что не дали по шее.
В каюте, которую он получил в безраздельное владение, было темно и тихо; одеяло сползло с койки на пол, и Кристобаль наклонился, чтобы поднять его. Под койкой что-то лежало – он не помнил этой вещи среди своего багажа. Какая-то книга.
Книга в белоснежной обложке.
Чувствуя неприятную дрожь в коленях, Кристобаль уселся на пол и кончиками пальцев потрогал странную книгу, от которой веяло холодом. Без сомнения, это ее держал тот мальчик в саду. И как же он мог забыть о случившемся? А если незнакомец – не видение, если он существовал на самом деле? Если матери угрожает опасность из-за того, что у него такая короткая память и ветер в голове?..
Кристобаль открыл книгу и сначала увидел совершенно белые, пустые страницы. Потом на одной из них вдруг проявился черно-белый рисунок, и, пока Кристобаль на него смотрел, он становился все более подробным, пугающе реалистичным. Берег моря, рыбацкие хижины, зависшая в полете чайка и легкие облачка на небе – ничего особенного, если не считать того, что он еще никогда не видел столь мастерски исполненных иллюстраций. В левом глазу опять что-то кольнуло, как и в тот раз, когда он повстречал в саду незнакомого мальчишку. Кристобаль сердито потер глаз рукой, но болеть стало сильнее, и он уже хотел позвать матроса, чтобы тот принес воды, как вдруг на странице что-то шевельнулось.