Кристобаль представил себе, что поток – это и впрямь веревка, которую можно к чему-нибудь привязать. К примеру, к подводным рифам у входа в гавань. Задумка сработала, и он почувствовал, как освободился от воображаемой веревки почти целиком, что дало возможность применить тот же самый трюк ко второму пожирателю, пока еще не добравшемуся до суши. Но схватить третьего он не успел и уже никак не мог до него дотянуться, а сразу два каната из воды отнимали слишком много сил. К тому же они не перестали быть течениями, и противоестественным образом движущиеся потоки взбаламутили гавань и окрестности, зацепив несколько фрегатов Амари. Да и остальные его корабли, чуткие и живые, поняли, что происходит нечто странное. И это их испугало.
Отпустив пожирателей, он обречет на смерть множество горожан. Продолжая их удерживать, потеряет маленькую флотилию Амари. Кристобаль понял, что не может сделать выбор. Мало того – он внезапно сам превратился в канат, опутывающий двух чудовищ и несколько острых подводных скал, натянутый так туго, что волокна его тела уже начали лопаться одно за другим.
И в тот момент, когда ему уже казалось, что все потеряно, пришла помощь. Его как будто омыло золотым светом, который унес боль и нерешительность, успокоил тревогу и наделил Кристобаля ясностью мыслей. Лишь после этого он понял, кто ему помогает.
«Эсме, не надо…»
«Тс-с. Это все, что я могу. А теперь покажи, что можешь ты».
Можешь? Разве он уже недостаточно сделал? Если бы у бесконечно малой точки посреди Росмерской гавани были зубы, она бы ими заскрежетала. Прилагая немало усилий, Кристобаль приподнялся над водой, чтобы как следует рассмотреть, что происходит в Росмере. Он увидел, как первый пожиратель крушит какой-то дом достаточно далеко от берега; второй тем временем разносил в щепки один из портовых складов. Люди и магусы, мелкие как муравьи, разбегались в стороны, хотя немногие храбрецы пытались атаковать монстра, вооружившись саблями. Внезапно раздался грохот: один из фрегатов Амари, «Белая кошка», вышел из боя и теперь, вернувшись в порт, принялся обстреливать тварь. Первый залп оказался неудачным: пожирателя он даже не задел, но от этого пробудилась надежда. И тотчас же с первым пожирателем начало происходить что-то странное. Его щупальца взмыли в воздух, словно кто-то собрал их в пучки и начал тянуть в разные стороны. По телу твари пробегали волны света, она дергалась и извивалась, но не могла освободиться.
Лишь один магус в Росмере был на такое способен.
Точнее, способна.
Третий залп «Белой кошки» снес пожирателю в порту половину тела вместе с щупальцами, и, хотя оставшаяся половина продолжила в слепой ярости разрушать ближайший дом, у Кристобаля не осталось сомнений: с этим врагом покончено. Если Ризель сумеет разорвать второго пожирателя и не надорваться…
Но времени на размышления не осталось. Он с мрачной решимостью и тоской отпустил тварей из ловушек в гавани, а потом ринулся к «Черной звезде». Влетел в нее, не давая себе возможности передумать, и разыскал бывшего юнгу. Памятуя о том, что совсем недавно случилось с Сандером, к которому нечаянно прикоснулся Капитан, Кристобаль не попытался проникнуть в разум Амари напрямую. Он на миг слился с его фрегатом и вложил в «Черную звезду» куда более полную картину гавани – вместе с надвигающейся с юга армадой во главе с капитаном-императором, – чем ее навигатор мог бы получить через сеть ремор или от Джа-Джинни, который парил над Росмером, раскинув крылья. От внезапно нахлынувших сведений Амари – уставший до полусмерти, перемазанный сажей и кровью – рухнул на колени, и, хотя юноша не потерял сознания, Кристобаль на мгновение испугался, что все испортил.
Вновь хлынул золотой свет, наполняя молодого капитана силой и исцеляя раны.
«Действуй, Кристобаль. Почему ты медлишь?»
«Да, действуй, – впервые заговорил Капитан. – Ты же знаешь, что надо делать».
И в самом деле, он знал.
Но хватит ли ему сил?
Слившись с одним из потоков, он покинул Росмер. Хоть перемещение, как и в первый раз, заняло всего миг, он осознал, что черный флот Аматейна находится уже очень близко – в пределах видимости. Он словно краешком сознания ощущал пристальный взгляд капитана-императора, взгляд изумленный и немного растерянный. Это было странное чувство, ведь повелитель империи не владел той силой, которая сейчас оказалась в распоряжении Кристобаля. Но он не стал над этим размышлять, а обошел Черный флот, который опять шел плотной группой, по кругу. Один раз, потом другой.
И третий. Четвертый…
Сперва он решил, что совершить задуманное проще, чем кажется, но это было обманчивое, опасное чувство. С каждым новым витком он не просто терял силы – он словно отдирал что-то от собственной души и памяти, ощущая, как сочатся невидимой кровью раны, которые не излечит ни один целитель в мире. Как же опрометчиво было счесть, что раз тела нет, то и смерть над ним не властна! Ему грозило кое-что не менее страшное, чем смерть: полный осознанный распад.
Что ж…
Если суждено – так тому и быть. Он сосредоточился на единственной мысли, единственной идее и продолжил начатое. Дома, улицы и дворцы в его воспоминаниях покрывались трещинами и рассыпались, превращаясь в пыль; магусы, люди и нелюди сперва теряли имена, потом превращались в безликие, одинаковые тени и, взмахнув на прощание рукой, уходили во тьму. Последней ушла она – такой, какой он ее увидел той ночью в доме старейшины воронов, когда она сказала, что больше не будет никаких секретов. И фрегат… в воспоминаниях фрегат все еще был его частью, так что отрывался живой корабль с мясом и жуткой болью, и, когда все завершилось, он увидел собственную суть, словно взглянул со стороны. Жалкое нечто, испещренное дырами, словно губка, и сочащееся белесой слизью с бурыми разводами. Бессильное, беспомощное.
Он еще не закончил. Это была не паника – всего лишь холодная ясность.
Он не успел.
И тогда в глубинах, о существовании которых он забыл, проснулось существо, некогда угодившее в плен к его предку и помещенное в бесконечно большой и бесконечно малый сосуд. С той поры оно постоянно пыталось вырваться и до недавнего времени считало, что шансы заполучить вожделенную свободу особенно велики теперь, когда от некогда могущественного рода остался единственный молодой нахал. Но после схватки с забытым змеем – а был ли он? – на борту забытого корабля это существо покорилось ему без остатка и поэтому на этот раз не сделало последнего шага к избавлению от оков. Оно раскинуло крылья, будто не замечая, что вода гасит пламя, оставляя лишь влажную мертвую черноту, и полетело дальше, увлекая его за собой.
И вместе они завершили последний круг.
Потом говорили, что все случилось внезапно.
Черный флот капитана-императора Аматейна достаточно близко подошел к Росмеру, чтобы его увидели не только со сторожевых башен, но и со стены форта, из окон Вороньего Гнезда, которое осаждал последний пожиратель, и даже с верхних этажей домов, что стояли на возвышенностях. Кораблей оказалось пугающе много, от страха люди и магусы были готовы поверить, что их сотни и тысячи, но тем грандиознее вышло зрелище, которое увидели защитники обреченного города.
Это был, наверное, самый большой и быстрый водокрут за всю историю мира.
Он разверзся, словно голодная пасть, и пожрал черные фрегаты все до единого. Они провалились в него с такой быстротой, что, наверное, ни один из тех несчастных, что канули в бездну вместе с мертвыми кораблями, даже не успел испугаться. Конечно, случившееся обросло выдуманными подробностями с неимоверной скоростью: небо потемнело, громыхнул гром и сверкнула молния, раздался чей-то грозный голос… Но все произошло отнюдь не так пафосно, а буднично и просто. Даже умелые пловцы порой тонут у самого берега, когда их утаскивает тягун; отчего бы целому флоту не исчезнуть в один миг, если его адмирал разозлил высшие силы? От такого прочие черные корабли, разумеется, сдались без боя.
Впрочем, говорили еще кое-что: он спасся. Он каким-то чудом спасся и доплыл до берега в маленькой лодочке, которая, перевернувшись и вышвырнув его в воду, тотчас же скрылась в глубине. Мокрый и измученный, он выбрался на последний уцелевший причал, и, поскольку в порту царил хаос, никто его не заметил.
Кроме человека-птицы, который спустился с неба и застыл, раскинув огромные крылья. В его бирюзовых глазах горела холодная ярость, но на ресницах блестели слезы. Может, это просто таял лед, который намерз на них, пока крылан парил в вышине?
– А-а, ты, – сказал спасшийся. – Не ожидал тебя тут встретить.
Они ненадолго замерли, глядя друг на друга.
По разрушенной улице к причалу вышла девушка с длинными белыми волосами. Ее платье было в прорехах и пятнах, левую руку, обмотанную окровавленной тряпкой, она прижимала к груди, а ее бледное лицо выглядело мертвенно-серым – словно она едва держалась на ногах от усталости… или совсем недавно увидела, как погибает тот, ближе кого в целом мире не осталось.
– Все сложилось, конечно, весьма неудачным образом, – сказал спасшийся. – Но, видимо, так было угодно Эльге-Заступнице. И что же вы двое собираетесь делать со мной? Не надо, право слово, так смотреть, словно я…
Девушка с белыми волосами, вытянув правую руку, прошептала:
– Я обвиняю.
И в мгновение ока место крылана занял… другой.
Какая разница, что было потом?
Но в тот момент, когда происходит главное, никто из живущих не видит, как на балконе давным-давно разрушенного замка двое падают без сил, – и женщина плачет, сжимая холодные, пепельно-белые пальцы мужчины, который глядит перед собой единственным глазом, мутным, как замерзшее стекло.
– Надеюсь, – негромким усталым голосом произносит кто-то, – он простит меня за то, что я не стану ждать и уйду не попрощавшись.
– А ты уйдешь?
– Да. Мне надо было это сделать еще три тысячи лет назад. Я просто не смог…