Он недолго помолчал, а потом сказал чуть мягче:
– Наша кровь слишком ценна, чтобы обращаться с нею столь бездумно, Хаген. Да, я понимаю, чувства… но это пройдет. Хорошо, что удалось избежать последствий. И… пожалуй, я слишком многого от тебя требую. – Дядя подошел к племяннику, застывшему в нерешительности, и дружески похлопал его по плечу. – Иди-ка в город, прогуляйся. Ох, молодость! Хотел бы я оказаться на твоем месте – можно развлекаться, не думая о завтрашнем дне. Но меня ждут конторские книги… Иди, иди. Отдохни хорошенько!
И на этом разговор закончился, а он опять не сумел спросить о самом главном.
Как и следовало ожидать, «Невеста ветра» задержалась в Ямаоке из-за Эсме: капитан приказал ей беречь силы и отдыхать после каждого исцеления. Она, конечно, заупрямилась. Хаген с Умберто невольно стали свидетелями странной сцены: целительница и магус уставились друг на друга, и в глазах Крейна загорелись алые огоньки, а левую руку Эсме окутало черное облако весьма неприятного вида.
– Или будет по-моему, или никак, – зловеще проговорил Крейн. – Посажу в трюм и увезу в Кааму, а Нами пускай ищет другого целителя!
Разумеется, победа осталась за капитаном.
Так или иначе, у них появилась возможность понаблюдать, как выполняются указания Крейна об отводе воды. Нами тоже не терял времени зря: в одной из своих книг он выискал упоминание о полуживых машинах, которые очищали воду и чудесным образом ее изменяли, превращая в истинный эликсир жизни.
– Те, кто пили эту воду, ничем не болели! – сказал он, сокрушенно вздыхая. – Нет прощения тому, кто испортил столь хорошую вещь. Ах, если бы мы знали о ней раньше…
– Ничего бы не изменилось, – возразил Крейн. – Управляться с такими машинами – или, точнее, существами – умеют только вороны. Умели когда-то. Они отказались от большей части своих чудес, а Договор Семерых окончательно и бесповоротно запретил магию полужизни. Это прошлое, Нами.
Правитель раздраженно бросил книгу на стол. Хаген, который как раз стоял поблизости, увидел на ее обложке глаз с крыльями и невольно вздрогнул. Все эти разговоры о древней алхимии его несказанно раздражали, потому что ни Нами, ни Крейн не знали того, что знал он. Возможно, грейна когда-то и обладала подобием разума, но ныне была совершенно безмозглым созданием и не вызывала сожалений, а вот те создания, которых он видел в лаборатории Рейго…
– Нам надо поговорить. Жду тебя после ужина.~
Хаген посмотрел на Крейна и кивнул.
Через несколько часов пересмешник переступил порог капитанской каюты, и Крейн взмахом руки предложил ему сесть.
– Я обещал, что не стану читать твоих мыслей, – начал феникс. – Я сдержал слово. Однако ты должен понимать, что некоторые мысли очень… сильны и громки, поэтому я не могу не ощущать их отголосков. Уж такова природа связи между мною, ~Невестой~ и всеми вами. Понимаешь, к чему я клоню?
Хаген тяжело вздохнул.
– Ты уже встречал крылатый глаз?
Пересмешник медлил с ответом. Он не мог обмануть капитана, придумав какую-нибудь историю, объясняющую, как ему удалось попасть в святая святых самопровозглашенного алхимика. Но откровенный рассказ неизбежно вызвал бы новые вопросы, опасные вопросы, нежелательные вопросы. Опасаясь, что вновь начнет слишком громко думать, Хаген наконец-то признался:
– Я встречал его в замке Рейго Лара.
– Вот как? – произнес Крейн с неподдельным удивлением в голосе. – Надо же… Хаген, мне дела нет до того, что ты там искал. Просто расскажи, с какой стати чайка взялась за то, чем положено – полагалось бы, не случись великого запрета – заниматься ворону?
Пересмешник почесал в затылке. Что ж, от части правды вреда не будет.
– У лорда Рейго есть немало странных привычек, о которых знает чуть ли не весь двор, но мало кому известно, что у всех этих странностей один-единственный корень: искусство создания полужизни, древняя алхимия. Он ею увлекается самозабвенно вот уже не первый год и любит иной раз намекнуть, что за короткий срок достиг впечатляющих результатов…
– И ты видел эти… результаты?
– Я… – Хаген скрипнул зубами. – Да, видел. Это вышло случайно, я просто перепутал двери и попал в лабораторию. Там… там было много всяких устройств, от одного взгляда на которые просто голова кружилась, и хотя мне случалось видеть механику и посложнее, они показались весьма… необычными. Я пошел дальше, решив осмотреться, раз уж оказался внутри, и вдруг увидел стеклянный сосуд, заполненный зеленоватым дымом. На дне сосуда лежал мертвый крикун – с его живота была снята кожа, а тело до самой шеи обволакивала какая-то масса, похожая на студень. Она колыхалась, будто живая… будто дышала. Сам не знаю, зачем это мне понадобилось, но я приблизился и вроде бы коснулся стекла рукой…
Тут Хаген замолчал надолго, чувствуя, как подступает знакомая дурнота. Крейн терпеливо ждал, пока пересмешник придет в себя, а «Невеста ветра» очень осторожно коснулась его сознания, на свой лад пытаясь успокоить.
– До этого я не чувствовал чужой боли… – отрешенно проговорил Хаген, которому вдруг показалось, что его голову накрыли подушкой, – она не мешала дышать, но весь остальной мир словно померк и притих. – Я понял, что крикун жив и испытывает чудовищные страдания, которые не мог не обрушить на первого попавшегося. Не знаю, как Рейго там находился? Он же чайка, он восприимчив к мыслеобразам… В общем, я в ужасе отшатнулся и нечаянно сдернул покрывало со стоявшего рядом большого чана, тоже стеклянного. В нем… в нем оказался человек. Точнее, некое существо, когда-то бывшее человеком… или даже магусом. Тоже не мертвое… Оно смотрело на меня так… умоляюще! – Хаген внезапно охрип, но продолжал говорить; слова лились из него, как льется вода во внезапно открывшуюся пробоину. – Его глаза говорили: «Убей меня!» А я не мог… Это бы поставило под угрозу весь мой план – план, стоивший нескольких лет жизни. И ведь… он был там… не один!
– Сколько? – резко спросил Крейн.
– Не меньше десяти… – ответил Хаген и вдруг ощутил странное опустошение. Эта история, о которой он до сих пор никому не рассказывал, походила на шип, засевший в ране. Теперь его удалось выдернуть… А вдруг после этого рана заживет? – Я не мог считать, просто в ужасе выскочил оттуда, подумав, что все они вот-вот обратятся ко мне с одной и той же просьбой…
– Это лишь доказывает, что полумагию запретили не зря, – сказал Крейн с тяжелым вздохом. – Последний вопрос, Хаген. Среди тех несчастных… были крылатые люди?
Пересмешник медленно покачал головой и вдруг подумал, что Крейну известно обо всем этом – о полумагии, воронах и лабораториях – намного больше, чем он готов признать. Ведь Крейны, как выяснилось, – одна из ветвей вороньего семейства. Еще одна тайна из прошлого последнего феникса. Хочет ли Хаген ее узнать?..
Нет. Хватит с него и собственных тайн.
События плавно сменяли друг друга. Эсме исцелила всех отравленных. Нами с чувством выполненного долга вручил Кристобалю Крейну тетрадь с самыми интересными и необычными, по его словам, легендами из книг и рукописей, что хранились в библиотеке. Водовод опустел, а вместе с ним – городские фонтаны и часть колодцев. Грейна вот-вот должна была отправиться туда же, куда ушли тысячи лет назад ее создатели, – в небытие.
Вчетвером – Нами, Крейн, Хаген и Умберто – они пришли на то же место, откуда моряки впервые увидели черную тварь, весьма метко стрелявшую по всему, что двигалось в обозримом пространстве. Вечерело. Нами нетерпеливо ходил по утоптанной полянке и вертел в руках подзорную трубу, которую один раз едва не уронил с обрыва. Умберто скучал, Хаген предавался раздумьям, а Крейн стоял неподвижно, словно статуя, устремив взгляд на полуживую машину.
– Начинается, – сказал он неожиданно. – Смотрите!
Грейна заколыхалась в безветренном воздухе. И без подзорной трубы было видно, как ее плоское тело пошло пузырями, словно его поджаривали, а потом начало таять. Края черного покрывала опускались все ниже и ниже, от них отрывались куски и падали. Вскоре грейна уже ничем не напоминала то грозное оружие, к которому нельзя было подойти на пушечный выстрел: от нее остались неряшливые лохмотья, а потом в один миг они рассыпались тучей не то пыли, не то пепла.
Почему-то Хаген вспомнил о Стражах Эльги – они исчезли именно так.
– Эта машина пережила свое время, – произнес Крейн. – Возможно, люди еще создадут нечто подобное… когда-нибудь.
– Возможно… – эхом откликнулся правитель. – И все же мне ее жаль.
Феникс покачал головой:
– Вы странный, Нами! После всего, что случилось…
Правитель смущенно улыбнулся:
– Я и сам понимаю, что это звучит странно. Но столько лет прожить рядом с таким редкостным сокровищем и утратить его из-за чьей-то жадности и собственной неосмотрительности…
«Опять он за свое!» – машинально отметил Хаген.
– …Признайтесь, капитан, вы тоже хотели бы ее сохранить? Ведь это своего рода посланец из тех времен, когда Основатели были подобны богам.
– Точнее, из тех времен, когда мой предок понес страшное наказание за чужие грехи? – с усмешкой уточнил Крейн. – Вы же сами однажды сказали, что Феникс не нарушал запретов. Значит, он пострадал безвинно. Это было время великих чудес и великой несправедливости. Пусть осколки прошлого уходят в небытие, им там самое место.
– Да, – вздохнул Нами. – Знаете, капитан, мне порою кажется, что капитан-император лишил нас и прошлого, и будущего. Прошлое хранили Соффио, клан Помнящих… – При этих словах Крейн сильно побледнел, но правитель Ямаоки ничего не заметил. – Когда я думаю, сколько ценных знаний ушло вместе с ними, мне становится плохо! А будущее – это Амальфи. Люди твердят, что Буревестники предвидели только беды и несчастья, но это не так. Уверен, они видели и радостные события, но мы их потеряли… и веру в завтрашний день – тоже.
– Вы правы и неправы одновременно, – сказал Крейн негромко. – Император уничтожил только собственное будущее, и рано или поздно это станет очевидным, Нами… А сейчас, пожалуй, нам пора прощаться. Я хотел бы отправиться в путь сегодня.