Впрочем, пушки, готовые нести смерть и разрушение, выглядели вовсе не так жутко, как успел вообразить себе пересмешник, ни разу в жизни не бывавший в форте и имевший представление о звездном огне лишь по его запаху. Оказалось, что «пушка» – это металлическая труба, окольцованная в нескольких местах обручами и установленная на низкой платформе. Рядом с каждым орудием стояли ящики; из одного такого ящика Гарон вынул некий тяжелый круглый предмет и сказал, не глядя на пересмешника:
– Вот летит эта штуковина и, ударившись о борт корабля, взрывается. Все вокруг начинает гореть, и огонь потушить невозможно. Да к тому же фрегат мгновенно впадает в такую ярость, что даже самый умелый капитан не сумеет с ним справиться. Поэтому обычно даже захудалому форту хватает одного выстрела, чтобы какой-нибудь наглый пират удрал, поджав хвост… одного, ну, двух выстрелов. Но меня сейчас волнует другое… – Моряк тяжело вздохнул. – Вот скажи, что ты видишь вокруг?
– Изуродованный фрегат, – ответил Хаген. – Существо, бывшее некогда свободным и прекрасным, но ныне превратившееся в машину для убийства.
– Мне дела нет до фрегата, – грубовато ответил Гарон, но убежденность исчезла из его голоса. – Здесь десять пушек, а их ведь не находят в море. Это плавучий форт, оборотень. Ты думаешь, у того, кто с нами воюет, их всего лишь восемь?
Конечно, у капитана-императора было много пушек и много звездного огня. Хаген понимал, что происходящее – всего лишь начало новой большой войны, в которой у Лайры мало шансов победить, потому что… потому что сначала ему надо пережить эту ночь. Пересмешник уже собрался сказать Гарону, что его интересуют более близкие и конкретные вещи – вроде беззащитной Каамы, чья судьба зависит от них, как вдруг на мгновение ослеп и оглох. Он оказался в полной темноте и тишине, которые царили до начала времен или должны были нагрянуть в конце мира, когда от великого костра, пригрезившегося пересмешнику при появлении Феникса, не останется даже пепла. Осознавать себя запертым в этой темнице было до того жутко, что Хаген боялся сойти с ума.
И тут наваждение прошло.
– Ты чего? – спросил Гарон, но ответить Хаген не успел.
Сверху послышался шум; к ногам пересмешника свалился какой-то незнакомый человек – да так и остался лежать, хотя сознания не потерял. Он скорчился на полу, закрывая голову руками, и простонал:
– Пощадите!
Магус обомлел: вот это скулящее ничтожество, не способное даже взглянуть в глаза тем, кто захватил его корабль, и есть капитан?..
– Встань, – сказал Гарон. – Ты позоришь не только себя, но и всех навигаторов.
Незнакомец – невысокий, худой и сутулый – кое-как взял себя в руки и медленно поднялся. Темнота не скрывала выражения неизбывного ужаса на его лице. Хаген невольно представил себя на месте этого человека: подвластный ему неуязвимый корабль, плавучую крепость, перед которой оказались бессильны король Окраины и один из самых опасных пиратов всего Океана, – этот корабль в мгновение ока захватила горстка оборванцев! Презрение, которое поначалу испытал пересмешник, сменила жалость.
– Кто вы такие? – спросил он, опередив Гарона.
Навигатор взглянул на магуса с внезапной надеждой и сбивчиво затараторил:
– Я тут ни при чем! Меня заставили, это все они, мы должны были встретить тут Задиру, а я вовсе не… нас всех сюда пригнали насильно…
– Не больно-то похоже, – фыркнул Гарон, но Хаген жестом заставил его замолчать.
Задирой в Облачном городе прозвали Вейлана Ястреба. Значит, Крейн и Арлини не ошиблись: черные фрегаты и в самом деле ждут подкрепления, причем существенного.
«Этой ночью все решится, – понял Хаген. – Медлить больше нельзя».
Но горе-капитан продолжал говорить, и от его слов у магуса волосы встали дыбом.
– Я никакой не навигатор… – В это верилось легко, чего нельзя было сказать об остальном. – Меня нашли слуги Вейлана в таверне, в Облачном городе… предложили корабль, но не простой. А я ведь был когда-то первым помощником, но капитану с чего-то взбрело в голову, что я хочу переманить фрегат и команду! Он высадил меня на необитаемом острове, и спастись мне удалось лишь по чистой случайности… Они всю эту команду собирали по тавернам, среди тех, кому некуда было идти! Они говорили, что у императора три сотни таких фрегатов и скоро Окраина падет!
– Да сколько можно! – вдруг зарычал Гарон и огромной лапищей схватил «навигатора» за шиворот. – Искусай меня медуза, с тобой рядом дышать нечем! Будь я твоим капитаном, самолично скормил бы такого помощника кракену, да еще пожелал бы ему приятного аппетита! «Эта» команда? Твоя команда, трусливая дрянь! Или ты и впрямь не чувствуешь никакой связи с матросами и с фрегатом?!
– Нет… – пролепетал несчастный. – Фрегат же мертвый, с ним не может быть…
…Тьма со всех сторон, ни звука, ни проблеска, – воплощенный ужас, куда более страшный ад, чем глубинное царство Великого Шторма. Верните, верните мне солнце и море, безмолвно взмолился пересмешник, или убейте насовсем…
– Хаген!
Магус очнулся: он лежал на палубе и видел над собой обеспокоенную физиономию Гарона. Навигатора рядом не оказалось, и Хаген понял, что пробыл без сознания несколько дольше, чем решил поначалу.
– Что ты с ним сделал?
– Убил и съел… – Моряк хохотнул при виде его растерянности и протянул лапищу, помогая встать. – Отправил в каюту и велел запереть дверь покрепче. Твои друзья, верно, захотят с ним побеседовать. А вот скажи, ты часто падаешь в обморок, словно юная девица?
– Я что-то почувствовал, – признался магус. – Как будто услышал чей-то голос… и оказался в странном месте, где очень темно… – Он вдруг заметил, как по лицу Гарона пробежала тень. – Эй, да ты ведь тоже это видел!
– Да, – с неохотой признался тот. – Фрегат пытается с нами говорить.
– Фрегат?.. – переспросил Хаген, и тут же понял, что еле ощутимое чужое присутствие сразу показалось ему знакомым. Но оно было таким слабым по сравнению с «Невестой»… – Так ведь ты, наверное, должен ее лучше слышать?
– Это не мой фрегат, – мрачно проговорил Гарон, и у пересмешника тотчас пропала охота спрашивать о чем-то еще. – Я не знаю, что с ней сделали, и знать не хочу, понял? Мы здесь, чтобы помочь Лайре спасти город, – и поможем. А во всем остальном пусть его величество Арлини разбирается сам или в компании с твоим капитаном. Ясно?
Хаген молча кивнул. Свое дело он сделал, поспособствовав захвату черного корабля без лишнего шума, а теперь вновь наступал черед Гарона, который один умел обращаться с пушками и сосудами, наполненными звездным огнем.
«Она точно не пустит меня на борт после такого, – подумал пересмешник с внезапной нежностью и тоской. – Впрочем, до этого надо еще дожить».
Вернулись друзья Гарона, и все вместе они принялись готовиться к атаке. Оказалось, что в этом нет ничего сложного: всего и делов-то, затолкать круглый снаряд в нижнюю часть трубы да поджечь торчащий из него фитиль. Сперва, правда, Гарон проверил, точно ли нацелены орудия, и заставил передвинуть две пушки из пяти.
– Все готово? – спросил он с довольным видом, отряхивая руки. – Тогда – огонь!
Пушки рявкнули в унисон. Пятикратно усиленный грохот ненадолго оглушил захватчиков, а от дыма они почти ослепли, но, едва проморгавшись, Хаген тотчас же рванулся к бойнице – и увиденное потрясло его так сильно, что все предыдущие треволнения этой странной ночи показались сущими пустяками.
Соседний фрегат горел. Клубы серого дыма валили из трюмных люков, сквозь проломы в корпусе рвалось жадное пламя; потом раздался оглушительный треск, и корабль разлетелся на части, а все вокруг потонуло в ослепительной вспышке.
«Мы их убили, – понял Хаген… и ничего не почувствовал. Пока они глазели на дело своих рук, люди на борту обреченного корабля сгорали заживо, но осознать связь между летящим огнем и пылающим адом было непросто. – Не сталь, не яд… Значит, вот как убивает Феникс?»
В этот самый миг пересмешник отчетливо почувствовал, как в сущности черного фрегата, давшего временное пристанище их маленькой и весьма разношерстной компании, что-то изменилось. Словно у того, кто заснул так крепко, что все сочли его мертвым, вдруг дрогнули ресницы.
– Да, – громко сказал Гарон, хотя его никто ни о чем не спрашивал. – Я тебя слышу.
Хаген обернулся: бывший навигатор стоял у иллюминатора, на его лицо падали отблески пожара. Моряк смотрел прямо перед собой невидящим взором и кивал, как будто и впрямь внимательно слушая невидимого собеседника и соглашаясь с ним. Когда этот странный разговор закончился, Гарон перевел взгляд на Хагена – и внезапно показался пересмешнику совсем другим человеком, необъяснимо похожим… на Крейна.
– На палубу, быстро! – хрипло произнес он. – Все наверх!
…И новообретенным вторым зрением Хаген разглядел еле видимые серебристо-серые нити, не толще настоящей паутины, оплетавшие его самого, Гарона и остальных моряков. Теперь уже не оставалось сомнений, что в недрах фрегата ожило огромное сердце, подобное тому, чье биение он слышал каждый день и почти перестал замечать. Билось оно неровно и слабо, но разве можно было ожидать большего от живого трупа? Она ожила, понял пересмешник. Ожила на одну ночь, чтобы отомстить своим убийцам.
Все они должны были помочь ей и не имели права на ошибку.
Пока Хаген подымался на палубу, как велел Гарон, ставший на время грядущей битвы его новым капитаном, вторым зрением он видел гавань с высоты полета крылана, и темнота не мешала разглядеть происходящее до мельчайших подробностей. В «стене», загородившей выход из бухты, появилась пробоина, к которой теперь шел фрегат под зелеными парусами. Но даже Крейн не мог сотворить чудо и полностью лишить «Невесту ветра» страха перед звездным огнем, поэтому Хагену было понятно: она движется слишком медленно, она не успеет. Черные корабли изменят строй, расстояние между ними увеличится, а флот Лайры Арлини останется запертым в Кааме до прибытия его смертельного врага. И тогда им ничто не поможет…