– Я сейчас, я сейчас… – бормотал Хаген, раскачиваясь из стороны в сторону и по-прежнему закрывая лицо руками. – Вот… уже ~почти… почти ~понял~!
Вращение «Невесты ветра» замедлилось, и Умберто осознал, что длилось оно не так уж долго – матросы в кубрике, наверное, не успели даже рассердиться как следует. Они же знали, что с Крейном не пропадешь, они верили! Его губы искривились в горькой усмешке, и гибкой плетью-муреной хлестнула мысль: «А ведь я тебя совсем не знаю, Кристобаль!» И было еще что-то – какая-то скрытая истина, некий узел, который следовало сначала отыскать и только потом развязывать.
– Вот… – Оборотень опустил руки; на его лице расцветала блаженная улыбка. – Получилось.
Эсме ошеломленно ахнула и прикрыла рот ладонью, Джа-Джинни нахмурился, а Умберто едва сдержался, чтобы не расхохотаться: пересмешник превратился в Крейна. Похоже, он сделал это неосознанно и не сразу сообразил, что произошло. Было так непривычно и странно видеть незнакомое выражение на знакомом лице…
~~~
– Вот и славно. – В голосе настоящего Крейна лязгнул металл: настроение у феникса вновь изменилось – резко, внезапно, как погода в открытом море. Он не стал театрально взмахивать рукой, чтобы вернуть себе «Невесту ветра», но все они ощутили перемену. – Сегодня этим и ограничимся, хорошего понемногу. А теперь ступайте, мне надо побыть одному.
«На берегу напьюсь, – подумал Умберто. – В первом попавшемся кабаке».
Потянулись долгие дни. «Невеста ветра» больше не кружилась и вела себя смирно, но все же помощник капитана безошибочно чувствовал, когда Крейн передавал управление фрегатом Хагену. Он становился раздражительным, ощущал страстное желание подраться, поэтому бросал все и уходил к себе. В один из вечеров, вспомнив об обязанностях помощника капитана, он собрал матросов и рассказал им о предстоящем спектакле на имперской сцене все, что можно было рассказать. Итог получился весьма любопытным и неожиданным: никто не рассердился и не испугался, а вместо ругательств зазвучали шутливые пожелания удачи. К Хагену уже успели привыкнуть, а он постепенно доверился остальным, и больше никого не пугало, когда в задумчивости менялось не только выражение его лица, но и сами черты. А вера моряков в своего капитана была безграничной, и Умберто даже стало немного завидно: он-то эту веру почти утратил, и все из-за Эсме.
Как-то раз он увидел ее поздним вечером, во время дождя: целительница стояла у фальшборта и глядела вдаль, словно пытаясь что-то высмотреть в свинцово-сером небе. Порывом ветра ее плащ сорвало и поволокло по палубе; вахтенные бросились его ловить, а Умберто подошел к девушке и молча набросил ей на плечи собственный плащ, сделав это чуть медленнее, чем следовало бы. Эсме взглянула на него с благодарностью, которая почти сразу уступила место… нет, не испугу. Мольбе. «Не надо», – проговорила она так тихо, что сказанное удалось лишь прочитать по губам. И убежала. Умберто остался – промок до нитки, и потом всю ночь жар с ознобом раздирали его надвое, а он терпел.
Пасмурным ранним утром «Невеста ветра» осторожно продвигалась сквозь туман, укрывший окрестности Эверры – крупного порта на пересечении нескольких торговых путей. Эверра издревле принадлежала клану Краффтер – ласточкам, которые предпочитали откупаться от капитана-императора, не участвуя лично в его предприятиях и избегая его внимания. Здесь было лишь самую малость безопаснее, чем в дне пути от столицы.
– Мне страшно, – сказал Хаген вполголоса.
Сейчас он казался не двойником Крейна, а младшим братом: и ростом чуть пониже, и фигура более хрупкая, без той скрытой силы, что таилась за каждым движением феникса. Лицо тоже слегка отличалось – не такое загорелое и без шрама на правой щеке, – а еще Марко Эсте носил в левом ухе золотую серьгу, знак пересечения экватора.
«Вероятно, – подумал Умберто, – Крейн так выглядел лет двадцать назад».
Подумал – и отвернулся. Он был не в том настроении, чтобы сочувствовать пересмешнику.
– Завидуешь? – спросил Хаген с плохо скрываемой горечью. – Зря. Я бы охотно поменялся с тобой местами, но…
– Ну да, конечно! – Умберто рассмеялся сухо и зло; ему вдруг захотелось излить на кого-нибудь ту горькую отраву, что скопилась в душе за последние недели, а рядом был только Хаген. – Знаешь, что я тебе скажу? Не стоит полагаться на капитана во всем, не стоит думать, будто он безгранично завладел твоей душой и может теперь решать за тебя какие угодно вопросы! Всегда есть право уйти. Да и права возражать тоже никто не отменял! Что ж ты так быстро согласился, если не желал становиться навигатором? – Он перевел дух и последнюю фразу не проговорил, а почти что выплюнул: – Не надо врать, будто ты не желал получить… ее!
Почти сразу Умберто опомнился. Глаза пересмешника смотрели на него с лица помолодевшего Крейна – не с иронией, а сочувственно, и это было невыносимо.
– Уж не знаю, зачем ты все это вывалил, – проговорил Хаген, вздохнув. – Но припоминаю, как некогда мой друг говорил, что на борту «Невесты ветра» есть место лишь для тех, кому здесь хорошо.
– Так и есть, – севшим голосом ответил Умберто.
Джа-Джинни вынырнул из тумана и, сделав последний круг над фрегатом, опустился на палубу. Крылан ненавидел стоянки в имперских портах, во время которых ему приходилось отсиживаться в трюме, и поэтому всякий раз пытался обмануть самого себя и налетаться впрок. Это не помогало: всем было известно наперед, что уже к исходу первого дня настроение человека-птицы начнет стремительно портиться, а вскоре он сделается невыносимым. Но пока что «Невеста ветра» не вошла в гавань, которая вполне могла стать для нее смертельно опасной ловушкой, и крылан чувствовал себя таким же, как всегда, – свободным.
– Какие у нас планы? – прокричал он. И тут же с добродушной усмешкой прибавил: – Капитан Марко?
– Я вымышленный капитан, – ответил Хаген, улыбаясь. – А планы не изменились: в Эверру прибывает фрегат «Ве… ~Верная~ под командованием Марко Эсте, купца из Лагримы… соответствующая грамота Северо-Западного торгового дома – смею заметить, настоящая! – у него имеется. ~Верная~ пробудет в порту не больше трех дней, за это время нужно многое успеть… Слушай, тебе и впрямь интересно?
Крылан замотал головой:
– Нет! Я просто пытаюсь понять, верна ли моя догадка.
– Какая? – спросил Хаген.
Умберто навострил уши.
– Мне кажется, Кристобаль не зря решил остановиться именно в Эверре, прежде чем войти в имперские воды. Если что-то пойдет не так… – Крылан помедлил. – Окраина отсюда не так уж далеко. Мы сумеем вырваться и удрать.
«Да, а на Окраине нас будет ждать Арлини с распростертыми объятиями… – подумал Умберто. – Арлини, которого мы бросили!»
– Ну-у, не знаю… – Хаген пожал плечами с напускным равнодушием; его явно задело предположение Джа-Джинни, что спектакль провалится. – Я-то постараюсь сделать все, чтобы никто не усомнился в подлинности Марко Эсте. Всякое случается, конечно… Но, так или иначе, мне скучно не будет, а вот тебе и Бэру придется пару дней провести взаперти.
Крылан при этих словах скривился.
– А вот мне интересно, – вдруг сказал он, – что Кристобаль сделает с нашей последней особой приметой? Я про Эсме, если кто не понял.
– Понятия не имею! – Хаген пожал плечами. – Уже в том объявлении о награде, которое нам показывал Арлини, упоминалось, что на «Невесте ветра» есть целительница. Не целитель! С тех пор там вполне могло появиться и описание ее внешности. Думаю, Крейн не пустит нашу девочку на берег и будет прав.
Умберто вдруг вспомнил, с каким любопытством Эсме встречала новые города – словно они были людьми, с которыми ей предстояло познакомиться, – и почти ощутил всю глубину ее разочарования. Для целительницы Эверра могла бы стать чем-то большим, нежели набережная с развеселыми тавернами и прочими интересными заведениями…
Он сорвался с места так неожиданно, что Хаген и Джа-Джинни попросту обомлели. Умберто было не до них: ему вдруг показалось, что тот огромный узел из сна начал поддаваться, и это следовало проверить, причем немедленно. Он залетел в каюту Крейна, даже не подумав постучать; магус, склонившись над столом, разглядывал карту и на своего помощника посмотрел с нескрываемым раздражением:
– Что случилось?
– Прочитай это в моих мыслях! – огрызнулся молодой моряк. – Если сумеешь!
– Ха! Мы еще не прибыли в Эверру, а ты уже устроил бунт? – Крейн выпрямился и скрестил руки на груди. – Хорошо, напомню: я ослабил нить, связывающую меня с ~Невестой~, поэтому понятия не имею, что болтает сейчас твой внутренний голос. Право слово, я думал, тебя это обрадует.
– Обрадует?! – ошеломленно переспросил Умберто. – Я не верю своим ушам! Да ты сошел с ума, Кристобаль, если позволишь матросам разгуливать по Эверре и не будешь следить за ними! Достаточно хоть одному распустить язык, и все мы…
– А ты что, собрался меня предать?
– Нет! Но это безумие, Кристобаль!!!
– Довольно! – Магус рубанул ладонью воздух, и Умберто невольно вздрогнул – ему показалось, что от неосторожного движения капитана все связующие нити натянулись и басовито загудели, будто рой сердитых пчел. Конечно, только показалось… или нет? – Ты и впрямь считаешь, что я держал бы в команде человека, способного на обман и предательство? Неужели, по-твоему, я могу так ошибаться? Ох, Умберто, хватит темнить. Я и без ~Невесты~ знаю… о ком ты сейчас думаешь.
В тот же миг каюту осветила яркая вспышка, и карта, на которую Крейн по-прежнему опирался одной рукой, украсилась дырой с обугленными краями. Магус со странным удивлением посмотрел на свою ладонь, и было чему удивляться: она превратилась в лапу Феникса. Умберто тоже уставился на эти когти и вдруг почувствовал, как в его собственной душе разгорается самый настоящий пожар.
– Ты прав! – дерзко сказал он, сжимая кулаки. – Глупо было притворяться, что ничего не происходит! Да, я люблю ее и о ней думаю днем и ночью, я от этих мыслей скоро свихнусь!