Блуждая внутри собственной души, она нащупала усик и потянула его вниз. Прикосновение ее было осторожным, и она почувствовала усик более отчетливо при его слабом сопротивлении. Она нашла другие усики, скрутила их в нить, в бечеву, и, сжав в руке, сильно потянула вниз. Какой-то миг противоположные силы были уравновешены, но затем стремящаяся вовне сила — существо внутри нее — медленно, очень медленно съежилась, сократилась, стала плотнее, но меньше, и росток вернулся в свое семя. Спрятался. Мысли ее вновь рассыпались и метнулись в разные стороны, как стайка испуганных рыб.
— Пусть она до вечера остается в постели, — услышала Хизи чей-то голос.
Наступило забытье.
Когда Хизи проснулась, вместо запаха дыма она почувствовала благоухание цветов; ваза с огромным букетом стояла возле ее кровати, здесь были и голубые, и алые цветы. Тзэм, уткнувшись лбом в колени, сидел на полу в углу комнаты.
Хизи подняла голову и убедилась, что сознание ее не вполне прояснилось; дурман еще не исчез окончательно. Но она уже могла чувствовать свое тело и пошевелила ногами, пробуя, насколько они ей повинуются. Во рту пересохло, и горечь еще сохранялась, хотя траву вынули.
На дворе за окнами стояла темнота и верещали цикады. Искорками вспыхивали светлячки, и Хизи поняла, что стемнело совсем недавно. Она попыталась встать. Тзэм вздрогнул, встревоженный.
— Лежите, принцесса. Я принесу вам все необходимое.
— Я хочу пи-пи, Тзэм, — ответила Хизи и протянула руку под кровать, ища ночной горшок. Тзэм вспыхнул и отвернулся. Хизи сообразила, что она все еще голая. — Можешь принести мне халат, — предложила она, и Тзэм поспешно вышел.
— Они не забрали меня, — сказала она, когда Тзэм вернулся.
— Не забрали, — согласился Тзэм.
— Почему?
— Не знаю. Они обыч… — Голова Тзэма дернулась, и по телу пробежала судорога. Хизи вновь почувствовала себя беспомощной, и глаза ее наполнились слезами.
— Ничего, — сказала она. — Забудь. Забудь о том, что я спрашивала.
В комнату вошла Квэй и взглянула на Тзэма, который вновь уселся в углу.
— Привет, Квэй.
— Ты проголодалась, дитя?
— Ничуть. Но немного воды не помешало бы.
Квэй кивнула и пошла за водой.
Они не забрали ее, значит, проверка ничего не дала. Но как-то она, наверное, решила ее судьбу? В зависимости от того, выявило ли себя в ней то «существо» или нет, Хизи должны были либо уничтожить, либо перевести в королевское крыло дворца.
— Квэй, — вскоре спросила она, — Квэй, поместят ли меня теперь внизу, в Зале Мгновений?
Квэй покачала головой:
— Нет, дитя. Жрецы говорят, что еще не пора. Ты еще некоторое время поживешь здесь.
Значит, дело не только в том, присутствует или не присутствует в ней то существо. Жрецы хотели рассмотреть его, узнать, какова его природа. Им не удалось это сделать, и потому они позволили ей пока жить здесь, где она до сих пор жила. И оставаться ребенком.
Несомненно, жрецы придут опять и снова совершат этот обряд. Хизи очень хорошо понимала, что ей не удастся еще раз спрятать живущую в ней силу. В следующий раз она себя проявит, и Хизи будет спасена — или осуждена.
Хизи вскоре уснула и проснулась вновь при свете утреннего солнца, чувствуя себя значительно лучше. Она словно была окутана тонким коконом, приглушавшим краски и звуки, но он соскользнул с нее, как высохшая змеиная кожа. Колбаса, которую Квэй пожарила к завтраку, показалась Хизи очень вкусной, а желе со сливками и гранатовым соусом — еще вкуснее. Все это были любимые блюда Хизи, и ее порадовало, что Квэй приготовила их.
— Мне уже хорошо, — сказала она встревоженной нянюшке, — я чувствую себя значительно лучше.
— Я опасалась… — Язык Квэй словно прилип к гортани, и она безуспешно пыталась улыбнуться. — Я рада, что тебе лучше, — сказала она наконец.
— Ты солгала о моих месячных, Квэй. Впредь не делай этого.
— Хизи, есть вещи, тебе непонятные…
— Я понимаю больше, чем ты предполагаешь, — ответила Хизи. — И я знаю, почему ты не можешь мне рассказать обо всем. Не беспокойся же понапрасну.
— Ах, какая ты умная девочка, Хизи. Когда ты еще младенцем лежала в колыбельке, ты так странно смотрела на меня, как будто…
Она вновь осеклась.
— Как бы там ни было, — сказала Хизи после затруднительного молчания, — я не хочу, чтобы ты опять лгала. В следующий раз они убедятся, что месячные у меня уже начались. И своей ложью ты только доставишь себе неприятности.
Квэй молча кивнула.
— Квэй… — Хизи отправила в рот ломоть хлеба, зачерпнув им сливки и желе. — Квэй, если тебе запрещено об этом говорить, лучше молчи. Но я хотела бы знать, разрешат ли мне видеться с тобой после того, как переведут в королевское крыло?
— Нет, Хизи… Это не запрещено. Ты сможешь увидеться со мной всякий раз, когда вздумается, и Тзэм отправится с тобой. Но вряд ли тебе захочется приходить сюда. У тебя будет столько дел, столько новых друзей… — Квэй снисходительно похлопала ее по колену. — Тебе наскучит видеться со старухой.
— А что ты будешь делать, Квэй? После того, как я уйду?
— Ах… право, не знаю. Наверное, воспитывать другую малышку — или малыша. Мне это по душе.
— Правда? А ты уже воспитывала кого-то до меня?
Квэй забыла о еде и сидела, глядя в тарелку. Казалось, она всматривается во что-то, невидимое для Хизи. Что это было? Чье-нибудь лицо?
— Да, — сказала Квэй, снова безуспешно пытаясь улыбнуться. — Это был… маленький мальчик.
— Я знаю его? Как его звали?
Квэй на мгновение сжала губы, глубоко вздохнула и, расстроенная, поднялась из-за стола.
— Мне предстоит стирка, — сказала она уклончиво. — Хизи, милая, отдохни еще немного.
Она проследила, как Квэй пересекла двор, направляясь в бельевую. Хизи вернулась в свою комнату, выбрала платье посвободнее и причесалась, как могла, без помощи няни. Отыскав Тзэма, она отправилась в библиотеку.
Составлять указатель сегодня было выше ее возможностей — так она и сказала Гану. Он кивнул, не спрашивая объяснений, и не рассердился на нее. Да и за что на нее было сердиться?
— Несколько щеголей зашли ко мне утром в библиотеку, — пробурчал он. — Мальчикам нужны были стихи. Не настоящие стихи, а те вирши, которые сейчас в моде при дворе. Они запаслись королевской грамотой, и потому я не мог чинить им препятствия. Так вот, они поснимали с полок почти половину рукописей, прежде чем я нашел повод, чтобы их выпроводить.
— Наверное, проще было бы сразу показать им, где следует искать.
Ган фыркнул:
— То, что они ищут, находится не здесь. Им нужно рыться в личных библиотеках старых щеголей, а не в королевском архиве. Вот дуралеи!
Скрипучим пером Ган вывел на пергаменте еще несколько букв — он переписывал манускрипт.
— Можете положить все эти рукописи обратно на полки.
— Да, конечно.
— И еще, Хизи… — Она с удивлением обернулась. Странно, что он назвал ее по имени, а не «вы» и не «принцесса», с неизменным сарказмом. — С завтрашнего дня вы уже не должны работать в библиотеке.
— Почему? — спросила она, потрясенная. — Ган, я что-нибудь не так сделала? Простите меня, в чем бы я ни была виновата.
— Конечно же виноваты. Отец ваш довольно четко изъяснил в своем предписании, что работаете вы здесь до тех пор, пока не возместите нанесенный вами урон. С завтрашнего дня, если вы будете продолжать работу, я обязан платить вам. Вы мне уже ничего не должны, Хизи.
— Но еще так много нужно сделать, — возразила она. — У вас на все не хватит времени. Кто будет переписывать этот манускрипт, если вы будете раскладывать рукописи по полкам?
— Я справлялся с моей работой задолго до того, как вы родились, принцесса, и завтра, и послезавтра я вполне обойдусь без вашей помощи.
Он опять заскрипел пером, не глядя на Хизи. Она стояла рядом, не зная, что сказать. Наконец Ган перестал писать и откинулся на спинку стула.
— Что-нибудь еще? — ласково спросил он.
— Да нет, ничего особенного, — ответила Хизи и, взяв страницу старой книги, которую он переписывал, дернула ее с силой, надорвав край. Ган ошеломленно взглянул на Хизи — и вдруг, впервые с тех пор, как она познакомилась с ним, рассмеялся. Это был не деланный хохот, а самый настоящий, искренний смех.
— Что ж, — сказал он. — Разложите по полкам эти рукописи, а завтра я найду для вас работу.
Она разместила по полкам все, кроме трех книг, как вдруг услышала чье-то кхм-кхм за своей спиной. Хизи обернулась — напротив нее стоял юноша лет примерно двадцати. Он был высокий, с треугольным лицом и орлиным носом. Одет он был в серую тунику, сшитую явно не при дворе. И все же, отметила Хизи, она очень идет ему.
— Простите меня, госпожа, — сказал юноша, учтиво склонив голову, — вы здесь как будто все знаете?
— В библиотеке? — уточнила Хизи. — Вам следует обратиться к Гану. Он здесь распоряжается.
— Да-да. Я уже говорил с ним. Он позволил мне быть здесь, потому что я имею грамоту от жрецов. Но предупредил — как же он это сказал? — «Моя деятельность простирается не столь широко, чтобы я мог оказать вам помощь».
Хизи улыбнулась.
— Узнаю Гана. Это значит, что и мне не следует вам помогать.
Она вопросительно взглянула на своего ментора, но, казалось, тот был всецело погружен в переписывание манускрипта. Хизи пожала плечами. Несмотря на слабое действие дурмана, или, вернее, именно по этой причине, у нее все еще кружилась голова. Юноша нравился ей, у него были приятные манеры.
— Чем я могу вам помочь? — спросила Хизи.
— Недавно я получил звание королевского инженера.
— Это касается жрецов?
— Да, некоторым образом. Между королем и жрецами имеется договоренность. Неофициальная, разумеется.
— Простите, я не знала. И что же дальше?
— Видите ли, мой отец — торговец, и происходит он не из королевской семьи. Однако многие дети купцов становятся инженерами, и их нанимают на службу, невзирая на низкое происхождение. Я это говорю, чтобы вы знали: я совершенно не владею древним письмом. Для меня оно окутано непроницаемой тайной.