Старик улыбнулся, обнажив желтые, разрушенные зубы, и вновь отхлебнул пива.
— На полпути, когда мы миновали Квадратную Скалу, пахнуло ветром и послышался шелест крыл. Сердце замерло у меня в груди от страха. И я позорно отказался от начатого предприятия…
— Он упал на колени, умолял, — пояснил Нгангата.
— Позорно отказался от начатого предприятия, — повторил старик, с хитрецой взглянув на Нгангату, — но вдруг понял, что передо мной вовсе не Нухинух. Бог этот имел перья, но не пестрые, а черные. Это был Ворон, я узнал его.
— Господин Ворон, — сказал я. — Чему обязан я счастью видеть вас?
— Разумеется, счастье ты понимаешь совсем иначе, чем я, — ответил он, да так и вперил в меня свой желтый глаз.
— Карак? Это был Карак?
Нгангата кивнул. Братец Конь отхлебнул напиток.
— Буду короток, — сказал он, — потому что пахнет уже почти готовым ужином.
Бог-Ворон сказал мне, что он давно следит за нами, потому что это его забавляет. Он велел помочь Нгангате добраться до Нола, потому что там будет нужна наша помощь. Я, в свою очередь, изложил свои условия…
— Он спросил, какую это сулит ему выгоду, — сказал Нгангата.
— Я изложил ему свои условия, — упрямо повторил Братец Конь. — После чего Ворон спросил меня, как я собираюсь защищаться, если Нухинух шепнет кто-то, что я разгуливаю поблизости. Не понравилось мне это, скажу я вам. Но Ворон смилостивился и пообещал замолвить за меня словечко богине Лесной Тени. Он сказал, что старуха многим ему обязана и потому я могу спокойно доживать остаток дней среди своего народа. Вы-то знаете, что я не слишком-то об этом думал, но я скучал по своей родне, живя на острове. И потом, мне хотелось стать свидетелем всех этих великих событий, участвовать в героическом предприятии…
— Карак убедил его оказать нам помощь, — закончил Нгангата.
— Остальное можешь рассказать сам, — позволил Братец Конь, поднимая кружку.
Нгангата продолжил историю:
— Братец Конь уговорил некоторых своих родственников пойти с нами, посулив им многие почести и, наверное, часть сокровищ, зарытых им где-то поблизости. Что тут рассказывать? Мы пересекли пустыню и почти достигли Нола, пока ты брел вдоль Реки.
— Да, но как вам удалось найти меня?
— Карак посоветовал нам наблюдать за сушей. Это звучало загадочно, но мы послушались. С холма нам была видна вся западная часть Нола.
— Но холм так далеко от Нола? Как вы смогли узнать или даже заметить нас?
— Разве ты не помнишь, что мне дано видеть богов? — спросил Братец Конь. — Я увидел твой меч — и в этой несчастной стране Рожденных Водой он был единственным богом.
Вдруг он замялся и подмигнул Хизи:
— Прости, дитя, я не думал обидеть тебя.
Хизи пожала маленькими плечиками и покачала головой, в знак того, что не чувствует себя обиженной.
— И потому, — продолжал Братец Конь, — я решил: если я увижу нечто похожее на бога — поблизости будешь ты.
Перкар изумленно покачал головой.
— И ты наблюдал так долго?.. Без сна?
— Ну… не совсем.
— На самом деле он уснул, — вставил Нгангата. — Но тут Ю-Хаан заметил вспышку огня, странного, неземного…
— Это был демон, — пробормотала Хизи, и это были ее первые слова за весь вечер. — Демон, родившийся из моей крови.
Нгангата кивнул утвердительно.
— Мы поняли это чуть позже; было, однако, слишком темно, чтобы разглядеть еще что-то. Мы разбудили Братца Коня, и он, напрягши зрение, поклялся, что видит Перкара и рядом с ним богиню и что богиня растет и растет…
Все взглянули на Хизи, которая чуть отодвинулась и опустила глаза.
— Оставьте девочку в покое, — велел Братец Конь, — она и так, бедняжка, натерпелась. Нечего напоминать ей о неприятном.
— Но всему виной я, — пробормотала Хизи. — Это из-за меня вам всем пришлось совершить большое путешествие, подвергая опасности жизнь, убивая, — и все из-за одного моего глупого желания. Его и желанием-то нельзя назвать, так, мелькнула мысль. А Тзэм — он так тяжело ранен!..
Перкар удивлялся, отчего девочка не плачет. Если бы она заплакала, это облегчило бы ей муку.
— Иди сюда и посиди тут с нами, — предложил Братец Конь.
Хизи сидела, пристально глядя на огонь, — ее черные глаза, казалось, вбирают пламя. Затем она с неохотой отодвинулась от Утки, которая ни слова не поняла из всего разговора, потому что не понимала языка Нола, — и медленно подошла к костру. Братец Конь указал на место рядом с собой.
— Не трать силы на раздумья, — посоветовал он девочке. — Все равно тебе не распутать весь этот узел. Ты можешь вытащить только одну ниточку. Взять хоть меня. Виновата ли ты в моих распрях с богиней Лесной Тени? Конечно же нет. Я с ней рассорился шесть лет назад, задолго до начала всей этой истории. Перкар — он натворил дел еще до того, как твоя кровь привела Реку в движение. А Ворон — кто скажет, отчего он поступает так, а не иначе? Но наверняка можно сказать — он не подчиняется ни твоим, ни моим желаниям. Нгангата тебя и вовсе не знал, и какой прок ему было помогать Перкару? Ты уж не обижайся, Перкар. И, однако, он все время ему помогал.
— Но Тзэм, — прошептала Хизи и всхлипнула. — Квэй, Ган… Королевские гвардейцы…
Она спрятала лицо в складках юбки Братца Коня и затряслась от рыданий. Перкар, смущенный, извинился и отошел от костра. Он вышел на площадь и стал бродить среди колючек и кустарника, подставив прохладному ветру спину.
Королевские гвардейцы… Разве не он убил их? Напрасно он искал в своей душе хоть отголосок раскаяния — подобия того чувства вины, которое поселилось в нем после гибели почти всех участников похода Капаки. Вместо этого он чувствовал только смутное сожаление, что эти люди встали ему поперек дороги.
— Всякий человек умирает, — сказал Харка.
— И живет, — возразил Перкар. — Так что это не ответ.
— Ну и что же? Взвесь поначалу бремя, а потом уж неси, не жалуясь.
— Я предпочту иное, — сказал Перкар. — Пусть считают меня себялюбцем.
— Да, ты предпочитаешь служить себе, а не другим, — заметил Харка. — Это мне известно.
— Могу ли я освободить тебя? Как это сделать?
— Не знаю как. Но спасибо за добрую мысль.
— Свобода не вполне для тебя, но я все же рад тебе.
Вернувшись в деревню, Перкар услышал тихое, знакомое пение, доносившееся из-за узловатых сосен. Присев на камень, он проследил, как краешек солнца исчез за дальней черной скалой на западе.
Когда пение прекратилось, из сосновой рощи вышел Нгангата с луком в руке.
— Пора ужинать, — сказал он, замявшись.
Перкар кивнул. Раздумывая над тем, что бы это могло быть, он свел брови.
— Пойдем, — сказал Нгангата голосом мягким, как вечерний воздух.
Перкар покачал головой:
— Нет, я… Братец Конь конечно же был прав. На что тебе было помогать мне?
Рот Нгангаты дернулся. Он вгляделся в даль, на гаснущее небо, и прошло много времени, прежде чем он вновь взглянул в глаза Перкару.
— Перкар, — вздохнул Нгангата. — Ты слишком много думаешь. Слишком много… Пойдем ужинать, я и мой лук голодны.
Перкар стоял в нерешительности. Его видения рассеялись, как горстка пыли. Он отряхнул штаны и подошел к Нгангате.
— Спасибо, — сказал он.
Нгангата, отведя взгляд, кивнул.
— Пойдем поужинаем.
И когда друг улыбнулся, Перкар улыбнулся ему в ответ.
— Принцесса?
Хизи, разбуженная знакомым голосом, подумала, не сердится ли на нее Тзэм и что Квэй приготовила на завтрак. Но явью, а не сном, были красные пески и незнакомые голоса. Но Тзэм — Тзэм был с ней рядом. Он ей не снился.
— Тзэм! — Хизи бросилась к нему, спрятала лицо на его необъятной груди. — Ты будешь жить, Тзэм!
Великан слабо ухмыльнулся.
— Не теряю надежды, принцесса, уж ты поверь мне.
Он рассеянно оглядел кипарисовые столбы и закопченные сажей стены хижины, в которой их поселили.
— Не понимаю, где мы находимся, — признался Тзэм.
— Дай я напою тебя, — предложила Хизи. — И потом все расскажу.
Девочка похлопала его по плечу и вышла к источнику внизу холма, который показала ей Утка. Ей нужно было столько всего рассказать Тзэму — столько всего неясного… И потом, Хизи многого не знала. Где теперь Ган и Квэй? Уж не замучили ли их после побега Хизи? Может, их уже нет в живых? Наверное, она никогда не узнает об их судьбе. Зачерпнув воды, Хизи на миг пожалела, что отказалась от своей силы. Ведь тогда она могла бы спасти Гана и Квэй. Но если бы то пламя разгорелось в ней до конца, она сама пропала бы и много, много людей погибло бы тогда…
Тзэм с жадностью выпил воду и с расширившимися от изумления глазами выслушал все, что случилось, пока он был в забытьи.
— Что же нам теперь делать? — спросил он у Хизи.
— Не знаю, — ответила девочка. — Надеюсь, ты останешься со мной. Я не перенесу разлуки с тобой.
— Конечно же, принцесса, я твой верный слуга.
— Нет, — возразила Хизи. — Я больше не принцесса, и ты не слуга. Ты теперь останешься со мной только по доброй воле.
Тзэм кивнул и сел на постели, задумчиво глядя сквозь яркий прямоугольник дверного проема.
— Мне бы хотелось выйти из дома, — сказал он.
— Но я не знаю…
— Пожалуйста…
Она не могла помочь Тзэму встать на ноги, но, как оказалось, он нуждается только в ее разрешении. Выбравшись на солнышко, Тзэм прислонился к беленой стене хижины и всмотрелся в даль.
— Мне бы хотелось разыскать племя, откуда родом моя мать, — сказал он. — Она часто рассказывала мне о них…
— Мы можем отправиться туда вместе, — предложила Хизи.
— Не сейчас, — сказал Тзэм, — но потом когда-нибудь…
— Когда-нибудь, — повторила Хизи и улыбнулась. Она положила руку ему на плечо и тоже вгляделась в даль.
ЭПИЛОГ. ОСЕНЬ
Миновал месяц, небо стало чистым и холодным. С севера на юг, где сияло теплое солнце, тянулись стаи уток и гусей. Порывы ледяного ветра заставляли их поторапливаться. Менги много трудились в эти дни. Приручали лошадей, путешествовали: к Реке за орехами и ягодами, в горы за дичью и сосновыми шишками.