Письма к Н.А. Добролюбову от С. Брунетти и И. ФиоккиПубликация и перевод с итал. М.Г. Талалая
Обложка архивной папки с письмами сестер Софии и Ильдегонды (Рукописный отдел ИРЛИРАН).
Публикуется впервые
История любви Добролюбова к молодой итальянке вызывала немалый интерес у исследователей и у широкой публики. Мечта молодого человека – Николаю Александровичу было всего 25 лет – о создании семьи потерпела крах, и по возвращении в Россию он нашел преждевременную смерть от чахотки. При этом сюжет со сватовством в Италии не вписывался в образ «сурового критика», мученика-героя демократической борьбы, и составители некролога из редакции «Современника», написав было фразу о матримониальных чаяниях Добролюбова, сами же ее и вычеркнули.
История эта породила и «черную легенду», не находящую подтверждения в документах: якобы родители девушки, неприятно впечатленные болезненным обликом претендента на ее руку, заставили юношу пройти медицинский осмотр, в результате которого ему был объявлен смертный приговор, – и он тут же поспешил на родину, чтобы попрощаться с родными и друзьями…[617]
Однако никто прежде не изучил письма от сестры этой девушки, с милой припиской самой «невесты». Хранимые в Рукописном отделе Института русской литературы РАН и впервые предоставляемые читателю[618], они формируют цельную картину сватовства, полностью опровергая «черную легенду».
…В мае 1861 г., во время пребывания в Неаполе, Добролюбов встретил прелестную «мессинскую барышню», поразившую его воображение. Встреча произошла в археологической зоне в Помпеях, которую обязательно осматривали (и делают это до сих пор) все посетители Южной Италии. Познакомившись во время экскурсии, молодые люди, вероятно, увлеклись беседой: русский путешественник, вне сомнения, смог поразить девушку своим культурным багажом и знанием итальянской истории – что он с блеском демонстрирует и в своих итальянских очерках. Очаровательная новая знакомая – из старинного сицилийского города, Мессины, ее зовут редким романтическим именем Ильдегонда. В поездке ее сопровождал отец, синьор Фиокки (Fiocchi)[619] – одной незамужняя барышня путешествовать не могла. Из публикуемых ниже писем мы узнаем, что у нее были две старшие сестры – София, замужем за миланцем Франческо Брунетти, и Энрикетта, фамилию мужа которой мы не знаем, но предполагаем, что это был некий синьор Менни, тоже из Милана, или его окрестностей.
Существовал и брат, который, как мы выяснили из писем, служил в армии. У сицилийцев военная судьба тогда была сложной – будучи солдатами бурбонской армии, они первоначально пытались противостоять натиску Гарибальди, но после его побед многие перешли на сторону краснорубашечников, другие сопротивлялись вяло, и в итоге южно-итальянское войско капитулировало, а остатки его корпусов были включены в состав армии объединенного Итальянского королевства. Весной 1861 г. военные действия между севером и югом прекратились, и брат Ильдегонды, как мы узнаем, возвратился в лоно семьи, целым и невредимым.
Вне сомнения, Николай и Ильдегонда после Помпей стали встречаться в Неаполе, конечно, в присутствии отца девушки. Скорей всего, Добролюбов изъяснялся на ломаном итальянском: за полгода погружения в лингвистическую среду, с его блестящими способностями и при глубоком знакомстве с латынью, он мог на базе отменного французского структурировать итальянский. Кроме того, в текстах сестер не встречается никаких галлицизмов, да и София прямо призывает Николая Александровича подучить итальянский язык.
Мы не знаем возраста «мессинской барышни», однако можно предположить, что ей было около 18–20 лет: с одной стороны, она уже работала, как взрослая, на сезонной работе (см. об этом ниже в письмах), с другой стороны, еще не строила планов о замужестве, как пишет София.
Взаимное влечение углублялось, русский юноша понравился и синьору Фиокки, который, выдав двух дочерей замуж, явно подумывал о партии для своей младшей дочери. Добролюбов даже получил от него приглашение проведать семью в Мессине, когда все вернутся из поездки на север Италии. Но этого не произошло.
Николай и Ильдегонда расстались. Влюбленный молодой человек решил сделать предложение и 22 мая отправил официальное письмо родным барышни. К тому времени относится и фотопортрет, сделанный в ателье Жана Грийе (Grillet), который мы поместили на фронтисписе нашей книги. Скорее всего, Добролюбов намеревался передать его Ильдегонде и членам ее семьи, с которыми еще не был знаком. Для портрета было избрано лучшее фотоателье в Неаполе, принадлежавшее французу-эмигранту. На обороте фотокарточки, рядом с адресом[620], фотограф поставил национальный герб – уже не Неаполитанского королевства, а объединенного Итальянского, с символикой Савойской династии. Жийе был известен своими снимками Помпей: у Добролюбова, наверняка, была возможность выбора заднего плана, и, снявшись на «фоне» Везувия, он тонко намекнул на место знакомства с девушкой, визуально прокомментировав собственные поэтические строки – «Но недаром над нами волкан…».
Николай Александрович спешил и решил не дожидаться будущей встречи в Мессине. Куда и кому он отправил брачное предложение? Самой Ильдегонде, согласно этикету, он не мог его направить – предложение должен был получить отец или кто-то из мужчин – членов семейства. В текстах писем фигура отца полностью отсутствует: синьор Фиокки, вероятно, отвез Ильдегонду на север, к матери и замужним сестрам, и вернулся в свою Мессину. Добролюбов в итоге послал свое предложение на адрес Энрикетты, вероятно, самой старшей из сестер.
Из ответа следует, что все три сестры и их мать, были заняты на шелкопрядстве – сезонной работе. Энрикетта и София уже жили в Ломбардии, а Ильдегонда вместе с матерью приезжали туда в июне, когда шла работа с коконами. Из этого следует, что синьор Фиокки был небогатым. Его дочери явно не получили хорошего образования: эпистолярный стиль Софии и Ильдегонды не отличается изяществом и даже коряв (при переводе нам, признаться, не удавалось соблюдать угловатые обороты, и русский текст более гладкий, нежели оригинал). Однако сестры умели писать, и писали красиво, каллиграфически. Можно еще отметить, что София всячески избегала сицилийских диалектизмов, стараясь изъясняться на усредненном итальянском.
Мы убеждены, что Фиокки не принадлежали к дворянскому сословию: сицилийские дворяне были весьма щепетильны в своих связях, и разночинец из России вряд ли мог рассчитывать на партию среди дворянок из Мессины.
Брачное предложение Добролюбова пришло в Ломбардию к Энрикетте, в то время как Ильдегонда находилась в другом месте, в селении Страделла, недалеко от границы с Пьемонтом. Энрикетта собиралась к Ильдегонде, но София забрала послание, так как вроде бы сама планировала ехать в Страделлу, да она была и душевно более близка к младшей сестре. Однако София допустила досадную паузу – и из-за вынужденной задержки в Милане не передала предложение от Добролюбова сразу. В итоге Ильдегонда узнала о нем много позже, чем могла, но тотчас же благожелательно ответила – согласно этикету, через сестру, добавляя собственноручную милую приписку. Содержание ответа: русский «жених» ей симпатичен, ее сердце никем не занято, надо познакомиться поближе и развеять возможные сомнения.
Тем временем томившийся неизвестностью в Неаполе Добролюбов долго ждал ответа, но так и не дождался. Вслед за предложением он отправил «невесте» в подарок поэму «Ильдегонда» Томмазо Гросси (1820). Заинтересовавшись редким именем, он купил в Неаполе эту книгу, вдохновившую родителей новорожденной дочери, что косвенным образом может свидетельствовать о достаточной образованности семейства и широком кругозоре (действие романтической новеллы, с антиклерикальной тональностью, происходит в средневековой Ломбардии). Скорее всего, поэма эта уже была у девушки, но Добролюбов, думается, приобрел красивое, иллюстрированное издание (это или 3-е, или 4-е издание с рисунками известного миланского художника Джованни Мильяры). Вне сомнения, претендент на ее руку сделал какую-то приписку к книге и, быть может, дарственную надпись.
Писал Добролюбов и в Россию – спрашивая одобрения у Чернышевского на брак с иностранкой и на тихую семейную жизнь в каком-нибудь уголке Италии. Но и тот молчал, вероятно, недовольный такой перспективой для «Современника», грозившей утратой всецелой занятости в журнале блестящего сотрудника.
В итоге, в атмосфере полной неопределенности, Николай Александрович решил вернуться в Петербург, но через Мессину. Скорей всего, этот кружной путь был избран под влиянием возможных брачных перспектив. Он отправился в Палермо (прямой пассажирской навигации между Неаполем и Мессиной нет), а оттуда – в саму Мессину, где его и нашел, наконец, долгожданный ответ. Наверняка в неаполитанской гостинице Николай Александрович оставил распоряжение отправлять свою корреспонденцию в Мессину «до востребования»[621]. Однако на Сицилию он выплыл уже совсем в другом настроении: в одном из писем из Неаполя на родину, русский путешественник сообщает, что «струсил» и что вряд ли даже в Мессине будет искать свою «помпейскую незнакомку» (обратив новую знакомую в «незнакомку», Добролюбов подчеркивает мимолетность их встречи и эфемерность его прежних намерений).
На первом листе письма от Софии стоит помета Добролюбова – «получено в Мессине 22 июня». Рядом с названием места, откуда писали сестры, – Страделла, он указал – «в Пиэмонте», что неверно, так как это селение находится в западной Ломбардии, впрочем, недалеко от границы с Пьемонтом.
Ознакомившись с содержанием письма, Добролюбов уплыл в Россию – через Константинополь и Одессу.
Итак, между отправкой брачного предложения и получением ответа прошло немало времени. Думается, что в этот период Добролюбов охладел к своей затее, оценив все практические сложности брака с иностранкой из скромной семьи, да еще при языковом барьере. Вероятно, первоначальное очарование сменилось мыслями о том, что он, в действительности, ничего не знает об этой молодой женщине. Несмотря на то, что, как увидит читатель писем, семья Фиокки и сама Ильдегонда отнюдь не отталкивали его, он стал трактовать их ответ как отказ, написав стихотворение с грустными строками – «Зачем меня отвергла ты…»[622]. Это, с одной стороны, соответствовало литературному образу отвергнутого жениха, а с другой – соблюдало перед публикой необходимый декорум согласно требованиям этикета, ведь взятое женихом назад брачное предложение обесчещивало девушку: подобные поступки заканчивались дуэлью. Как указывает биограф Добролюбова А.В. Вдовин, «покидая Италию, он написал стихотворение, где вина за несостоявшийся брак возложена на возлюбленную»[623].
Но отказа от девушки не было… Это подтверждает и второе письмо Софии, отправленное вслед за первым. Ответа от Николая не приходило, и София (вне сомнения, по настоянию Ильдегонды) пишет ему снова, еще более открыто подтверждая симпатию, интерес и будущие перспективы: теперь Ильдегонда просит у Николая его адрес, так как хочет писать будущему жениху напрямую, в обход этикета, подчеркивая, впрочем, свои, столь понятные, сомнения насчет вынужденной разлуки с отчим домом и Италией, которые она готова развеять.
Добролюбов получил второе письмо от Софии уже в Петербурге. Оно неспешно следовало по маршруту путешественника – сохранился конверт со штемпелями. Прибывшее в Неаполь, оно тоже ушло в Мессину, «до востребования», затем было отправлено в Константинополь, вероятно, в российское консульство: уже русской рукой поставлен последний адрес «St. Petersbourg, Добролюбову, на Литейной, в Басков переулок, д. Юргенса, в контору Современника».
Долгий путь на родину у Добролюбова сопровождался окончательной убежденностью отдать себя полному служению «общему делу». В своем последнем стихотворении он, не без внутренней горечи, сравнивает эту свою жизненную миссию «там», то есть в России, в Петербурге, с «заколдованным кругом», который не могут порвать никакие чужеземные прелести (перечисляется Франция, Италия, Швейцария, Турция)[624]. В одном из писем отказ от личной, семейной жизни он сравнивает с «Курциевым подвигом», отсылая к римскому герою, который бросился в пропасть ради спасения родного города[625]. По мнению А.В. Вдовина, «драма Добролюбова заключалась в том, что совместить “дух и плоть”, “личное и общественное” было невозможно. Тихая семейная жизнь и “общее дело” в его убеждениях представали двумя несовместимыми способами существования, причем первый явно оценивался невысоко»[626].
Можно сказать и другое: Добролюбов так и не смог найти своего высокого идеала. Вот что он писал: «Если бы у меня была женщина, с которой я мог бы делить свои чувства и мысли до такой степени, чтобы она даже читала вместе со мной мои произведения, я был бы счастлив и ничего не хотел бы более, любовь к такой женщине, ее сочувствие – вот мое единственное желание теперь. В нем сосредоточиваются все мои внутренние силы, вся жизнь моя, и сознание полной бесплодности и вечной неосуществимости этого желания гнетет, мучает меня, наполняет тоской, злостью, завистью, всем, что есть безобразного и тягостного в человеческой натуре»[627]. Ильдегонда Фиокки читать его произведения не могла…
В Петербург, судя по штемпелю, второе итальянское письмо попало И сентября, два с половиной месяца спустя после его отправки. Добролюбов его прочитал (конверт вскрыт), но, при сильном ухудшении здоровья и окончательном отказе от идеи женитьбы, вряд ли стал отвечать. Через два месяца он скончался.
М.Г.
1. [Первое письмо от Софии Брунетти]
Первая страница первого письма Софии Брунетти, с пометами Добролюбова (Рукописный отдел ИРЛИРАН).
Публикуется впервые
Страделла[628], И июня 1861 года[629]
Милостивый государь,
Когда мой зять[630] получил ваше любезное письмо от 22 мая, Энрикетта находилась в Ро[631] на «шелкопрядах»[632], а Ильдегонда и моя матушка всё еще были в Страделле, также на «шелкопрядах». Будучи еще не дома, я поехала к Энрикетте в Ро и забрала у нее письмо, она потом собиралась поехать в Страделлу на пару недель, а я решила взять на себя обязанность дать ответ и переговорить с Ильдегондой. К сожалению, мой муж заболел, и поэтому мне пришлось задержаться в Милане дольше, чем предполагалось. Однако сегодня, как только я приехала в Страделлу, то прочитала Ильдегонде и нашей матушке Ваше любезное письмо. Приношу искренние извинения за задержку, которая произошла не по моей вине. Я сделала так, чтобы Ильдегонда все-таки высказалась, ведь у нас доверительные отношения, и она мне сказала, что ее сердце свободно и что господин Николай[633] ей не антипатичен. Напротив, он ей очень нравится. Однако Ильдегонда очень молода, и она понимает, что, когда девушка делает такой важный шаг в жизни, необходимо, чтобы молодые люди сначала хорошо узнали друг друга, так как повсюду – несчастливые браки, чего ни Ильдегонда, ни мы не хотим. Поэтому вы поймете наши раздумья, ведь мы в семье заботимся друг о друге, а особенно – Ильдегонда, которая так добра. С нашей стороны мы сказали всё в Вашу пользу, как того заслуживает Ваше доброе сердце. Вы же должны всё взвесить, потому что Ильдегонда – не барыня[634], она бедная девушка, у нее нет профессии, она лишь любимая дочь семейства, которая может сделать счастливым мужчину. Мы надеемся, что когда вы вернетесь, вы будете хорошо понимать по-итальянски, чтобы вам было легче общаться. Семейство Менни не увеличилась[635]. Все мы в семье, включая моего мужа и брата, который вернулся из армии в семейное лоно в добром здравии, передаем Вам самые теплые пожелания и желаем процветания и счастливого возвращения. Если я не слишком утомила Вас этим письмом, пожалуйста, сообщите мне новости о Вас, дорогом человеке для меня и Ильдегонды. Мы останемся здесь, в Страделле, до 22 июня, и я оставляю вам наш адрес: София Брунетти, Страделла в Вергомберу[636].
София Брунетти, виа дей Паттари[637], номер 6 красный[638].
С величайшим почтением считаю себя Вашим искренним другом.
София Брунетти
2. [Записка от Ильдегонды Фиокки, Страделла, 11 июня 1861]
Записка от Ильдегонды, приложенная к первому письму Софии (Рукописный отдел ИРЛИ РАН).
Публикуется впервые.
Подтверждая выраженнное, я не могу не попросить Вас в любезности написать мне письмо, из которого смогла бы узнать Ваши новости, а я, со своей стороны, ответила бы с неизменной благодарностью и искренностью. Будьте добры, простите искренность просьбы той, которая с почтением выражает привязанность к Вам и сердечно считает себя Вашим другом.
Ильдегонда Фиокки
3. [Второе письмо от Софии Брунетти]
Первая страница второго письма Софии Брунетти
(Рукописный отдел ИРЛИ РАН). Публикуется впервые.
Милан, 27 июня 1861 года
Милостивый государь,
Пишу, чтобы подтвердить, что ваше письмо от 22 мая достигло Ильдегонды. Пишу Вам это второе письмо я, София Фиокки, подтверждая, однако, содержание первого, которое я Вам уже отправила. Мне понадобилось восемь дней, чтобы переслать его по адресу, который дала мне сестра, в гостиницу <нрзб, возможно, «Firenze»> в Неаполе, где вы остановились и где вы можете его забрать. Сообщаю Вам, что мы получили книгу «Ильдегонда»[639], которую Вы подарили моей сестре. Как только я прибуду в Милан, моим долгом будет отправить ее Ильдегонде, которая всё еще находится в деревне. Пожалуйста, знайте, что это очень желанный подарок для Ильдегонды, за который она бесконечно благодарна. Моя сестра попросила меня узнать Ваш точный адрес, чтобы она могла написать Вам напрямую, как только она вернется в Милан через несколько дней. Пожалуйста, не расстраивайтесь, если Ильдегонда не ответит сразу. А пока, будьте добры, пишите мне Ваши новости. Надеюсь, что Вы простите меня за то, что я позволила себе написать вместо Энрикетты, которой Вы первоначально адресовали свои послания. Единственная причина этого заключается в том, что Энрикетта находилась в деревне в другом месте, а не там, где остановилась Ильдегонда. Более того, Ильдегонда мне более близка. На самом деле, когда я спросила Ильдегонду о брачных намерениях, она сказала мне, что у нее нет никаких обязательств и что она еще ничего не решала. Ильдегонда не против этого союза, как и мы, но у нее есть некоторые сомнения по поводу брака, который увезет ее далеко от Италии и ее семьи. Однако я не сомневаюсь в способности Ильдегонды привязаться к Вам, ведь моя сестра высоко Вас ценит. Вы поймете, что сейчас ей нужно время, чтобы всё обдумать. Это всё, что я могу сказать о ее откровенных словах. А теперь прошу Вас сообщить мне, что Вы думаете, а также Ваш адрес. В ожидании Вашего ответа примите мои приветствия и особенно приветствия моей сестры Ильдегонды.
Посылаю вам адрес дома моего мужа и родственников и жду следующего письма.
София Фиокки, в замужестве Брунетти Виа дей Паттари, номер 6 красный Франческо Брунетти, Милан
Конверт от второго письма Софии Брунетти, фрагмент (Рукописный отдел ИРЛИРАН). Публикуется впервые.
Титульный лист поэмы Томмазо Гросси «Ильдегонда», Милан, 1844 (4-е изд.). На илл.: Ильдегонда, наказанная за тайное свидание сРиццардо, в монастырской темнице (гравюра Луиджи Пьетро Баринетти по рисунку Джованни Мильяры).
Риццардо на тайном свидании с Ильдегондой; возмущенный брат девушки готовит нападение. Гравюра Джузеппе Брамати по рисунку Джованни Мильяры. Милан, 1825 (3-е изд.).
Риццардо освобождает Ильдегонду из монастырской темницы. Гравюра Джузеппе Брамати по рисунку Джованни Мильяры. Милан, 1825 (3-е изд.).