– Седой, роняй парус, – сказал Мирон.
Лодка заскребла днищем по камням недалеко от ручья. Мирон бросил якорь. Выбрались из лодки, взяли ведра и пошли на берег.
– Здорово, первая!
– Здорово, четвертая!
– Вы чего здесь?
– Дела!
– Какие дела? Тут же базара нет!
– Да мы тут склад заложили. Для моряков с погибших судов.
– Это что, ваша работа? – спросил Мирон.
– Ага. Но главное – аэродром строим.
– Ну да?! А мы-то яички из-под курочек собираем.
– Айда покурим, – пригласил Валька.
Старая промысловая избушка. На полке – консервы, спички, сигареты. Ребята лежали на нарах, курили. Мишка, конечно же, потрогал каждую банку. Консервы
– Не густо, – сказал Мишка. – Впятером из моря выйти – на один раз пожрать не хватит.
– А тут до Кармакул недалеко. Мы записку оставили, – объяснил Валька.
Седой блаженствовал, развалившись на нарах. И тут он услышал бульканье. Замер.
Мишка держал в руках пузатую бутылку с красивой заграничной наклейкой – бравый улыбающийся мужик в берете с бокалом в руке. Эту-то бутылку и взболтнул Мишка.
– Скотч виски, – прочитал Мишка.
– Врешь?! – вскочил Седой.
– Какой же склад без спиртного? – улыбнулся Валька.
– Братцы! – заорал Седой.
– Нет, – сказал Валька.
– Да брось ты! – не поверил Седой. – Что мы, в Артеке?
– Валька! – шепнул Мишка.
– Поставь, где взял!
– Валя, да что ты, ей-богу! Мирон, скажи!
– Нет, – твердо повторил Валька. – Я Андрею Ивановичу слово дал.
– Да, может, склад этот никому не пригодится! Братцы!
– Война не завтра кончится. Нет, Седой. Мы в Кармакулах видели двоих. Володька, скажи.
– Англичане. На берег вышли.
– Ну? – тускло спросил Седой.
– Страшное дело.
Седой сел, расстроенный.
…Потом они таскали воду из ручья. Ведра передавали в лодку по цепочке. Плавник уже погрузили. Седой увидел в стороне маленькую пепельную собачонку.
– Шарик! Шарик! – позвал Седой. – Братцы, собака!
– Где?
– Да вон! Вон!
Пепельный комок мелькнул и исчез.
– Да это же песец, – сказал Мирон. – Не узнали?
– Валька, до́ра! Дора идет!
– Это за нами, – сказал Валька.
Из-за мыса вышла большая моторная лодка – дора.
– Тоже склад делали, там, дальше.
Послышался свист. Это Мишка тащил какое-то бревно.
– Уже что-то нашел, – сказал Седой. – Ну и нюх!
Это было не бревно, а старинная ростра – часть форштевня древнего корабля в виде обнаженной женщины.
– В плавнике нашел! – крикнул Мишка.
– Гольфстрим работает.
– Да тут, если поискать…
Дора приближалась к берегу.
Рябухин напился воды. Кивнул на ростру.
– Это вы сохраните. Хорошая вещь для коллекции.
– Я нашел! – похвастался Мишка.
– Молодец! Ну как, Валя?
– Порядок. И дров накололи.
– Мирон, как там на базаре? Яйца не запарились?
– Пока нет. Хлеб кончается.
– Хлеб доставим. Больных нет?
– Да есть у нас один, – Мишка подмигнул Седому. – Все время до трех считает и пена изо рта.
– Кто такой? – спросил Рябухин.
– Да нет, Андрей Иванович, – сказал Мирон. – Врет он все.
– Ребята, вы с ним поосторожней. Это про Жбанкова, – сказал Валька, обращаясь к Рябухину. – Я его знаю. Соседи мы. Нервный он. В семье у него… В общем, на отца пришла похоронка.
– Подумаешь, похоронка, – обиделся Мишка. – И у меня отца убили. И у Федьки. Да у многих. Правильно, Седой?
– Тут дело такое… Мать его замуж выскочила. И башмаков не износив… – загадочно сказал Федя.
– A-a-a…
– Школу бросил. Из дома ушел.
– Мать его хлебом домой заманивала – ни в какую! В сарае у нас жил. На коленях перед ним валялась – хоть тресни! Ну тогда она его электрошнуром – вернулся. Кровать ихнюю сжег и снова ушел.
– Ну да!
– Точно говорю. Соседи.
– Ну, Жбан дает!
– Ладно, ребята, до встречи, – сказал Рябухин.
– До свидания, Андрей Иванович.
Рябухин и ребята из первой бригады прошли в дору. Мирон и Седой еще зачерпнули по ведру воды. Мишка столкнул ростру в воду и повел к лодке. Погрузились. Снялись со дна и пошли – сперва на веслах, потом поставили парус. Дора уходила вдоль берега на север.
Столб-календарь. На нем с десяток зарубок. Ночь. Свищет ветер. По небу летят сырые клочья тумана. Хлещет дождь. Палатка парусит, шевелится, как живая.
Ребята спят. Порывом ветра палатку сорвало с одной стороны, и она распахивается, как расстегнутый плащ. Еще порыв – брезент вздувается, хлопает на ветру и отлетает в сторону.
Дождь плясал по столу, поливал спящих.
Ребята проснулись растерянные, спросонья не понимая, что кричит им Петрович.
Корзины выметает из палатки, как мусор. Ребята вскакивают с топчанов, бегут за корзинами.
Могучий Иван натянул веревки, забил колья. Еще несколько ребят укрыли куском брезента ящики с яйцами.
Наконец палатка установлена, и все забираются под вымокшие одеяла. Жмутся друг к другу. Холодно. Совсем рядом слышен рев прибоя.
Зато какое наступило утро! Небо чистое, море ласковое, солнышко… Мокрая палатка дымится. И камни вокруг, и остатки дров, и деревянная фигура женщины – все исходит теплым парком.
Хрустит и осыпается галька под ногами. Ребята идут на базар. Отчаянно зевают – не выспались. А дежурные по лагерю тем временем отжимают промокшие одеяла, расстилают на воздухе для просушки.
Веревка цеплялась за выступы, сверху летели мелкие камни. Жбанков прижался к стене, переждал и отвязался от веревки. Поблизости он выбрал все яйца. Надо было спускаться пониже.
Набрав полную корзину, Жбанков привязал ее и дернул за веревку – сигнал к подъему. Посмотрел наверх и отпрянул – веревка падала на него.
Жбанков сделал неловкое движение и почувствовал, как под ногами зашевелились камни.
Он скользил вниз. Задел корзину, она качнулась, опрокинулась и полетела, уменьшилась и закачалась на воде плетеной тарелкой.
Жбанков закричал, но его не было слышно. Кайры, потревоженные падением корзины, летали около стены. Поднялся страшный гам. Жбанков повис на руках. Ногой нашаривал точку опоры. Нашел. Стал подтягиваться.
Страховщики Жбанкова – Седой и Мирон – пригрелись на солнышке и спали. Рядом стояли две корзины с яйцами. Дальше, на краю стены, Иван и Федя вытягивают снизу корзину. Еще дальше – другие тройки.
Над краем стены показались грязные пальцы, судорожно вцепившиеся в камень. Потом драные локти и наконец голова Жбанкова. Глаза круглые. Из-под шапки на лоб стекал пот.
– Спите, гады! – сипло крикнул Жбанков и рывком поднялся наверх. Его колотила дрожь, он тяжело дышал. До спавших было шагов пять. Это расстояние Жбанкову понадобилось для разбега. Он пнул Седого по заду. Тот поднял голову, но тут же получил в скулу, упал на Мирона. Тот проснулся.
– Спите, гады, да?! Спите!
Мирон и Седой вскочили и побежали. Жбанков за ними.
Вот и спуск в лагерь. Виноватые ринулись вниз.
– Э, глянь! – крикнул один дежурный.
– Жбан! Прячься! – крикнул второй.
Они нырнули в палатку. Жбанкова боялись.
Мимо календаря с зарубками, мимо палатки, мимо кучи дров Мирон и Седой выбежали на берег и остановились. Дальше бежать было некуда.
Жбанков успел добежать только до бочки с водой и тут увидел самолет, идущий прямо на него со стороны моря. Спереди у самолета забился огонек.
Закрывая головы руками, Седой и Мирон плюхнулись в воду. Жбанков упал на землю. Крылья с крестами пронеслись над ним, а из бочки вдруг полилась вода.
На базаре ребята тоже заметили самолет.
– Ваня! Самолет! – крикнул Федя.
Иван бросился на Федю, повалил его и накрыл своим телом. Рядом защелкали пули. Очередь пропорола корзину с яйцами. Ивана забрызгало.
Базар взревел и сорвался со скал.
Промчавшись над островом и всполошив базар, самолет разворачивался над морем, чтобы повторить атаку.
Мирон и Седой выскочили на берег. Они видели, как Жбанков упал возле бочки. Он все еще лежал там не шевелясь.
«Мессер» приближался.
– Жбан, ты как? – крикнул Седой.
Жбанков повернул голову, крикнул что-то свирепое, но его не было слышно. Он пальцем заткнул отверстие, пробитое пулей в бочке. Мирон и Седой упали на гальку. Застучал пулемет. Полетели осколки камней, щепа от ростры.
Петрович с несколькими ребятами прятался в скальной трещине. У кого-то из-под ноги выскользнул камень и по ледяному желобу умчался вниз, в море. Петрович стоял выше всех с веревкой в руках. За эту веревку держались пацаны.
– Мишка! – орал Петрович. – куда тебя черт понес?!
– Наш! Наш летит! – голос Мишки.
– Назад, Мишка!
– Наш! Наш!
– Ваня, смотри! – Федя показывал на море. Над морем шел воздушный бой. В разных концах острова – со скал и в лагере – ребята следили за боем.
«Мессер» задымил, вспыхнул и пошел вниз.
– Ура-а-а! Ура-а! – ликовали на острове.
От падающего самолета отделилась маленькая точка, распахнулся парашют.
Истребитель факелом врезался в море.
Вся бригада собралась на лагерной площадке. Возбужденные, потные, залепленные яичной скорлупой, ребята подняли страшный гвалт. Звенела гитара. Малышня висла на Иване, вызывая его бороться. Он добродушно терпел эти приставания. Петрович прибежал в лагерь последним.
– Живы? – кричал старик, спускаясь по галечнику. – Все живы?
– Всё в порядке, Петрович!
Бригадир снял шапку, вытер лоб, зорко посмотрел вокруг, пробормотал: «Слава тебе господи», мелко перекрестился.
– Дежурный!
– Я!
– Чаю!..
Мирон и Седой, голые, выкручивали свои штаны и тельняшки. Здесь, за ящиками с яйцами, и нашел их Жбанков. Его тяжелый взгляд заставил их замереть на месте.
– Жбан, нас двое. Учти! – попытался отшутиться Седой.
Жбанков сорвал с него мокрую кепку и закинул ее.
– Чтоб я еще с вами, гадами, на стену пошел, – никогда!
– Жбан, извини, – сказал Мирон. – На солнышке сморило.