Жбанков длинно сплюнул и пошел на берег.
Человек выбивался из сил, но плыл. Берег и избушка на берегу были уже совсем рядом. Ручей, откуда ребята брали воду, шумно бежал в море. Между камней возник песец, стал лакать воду. Насторожился. Исчез. Человек вышел на берег и рухнул на гальку. Он кашлял, его колотила дрожь. Посмотрел в сторону избушки – не выйдет ли кто? Достал пистолет. Никто не вышел. Человек встал и, шатаясь, побрел к избушке.
Это был немецкий летчик со сбитого «мессера». Летчик был молод, выглядел мальчиком. Он тоскливо оглядел безжизненный берег и скрылся в избушке.
В палатке вечером ребята забивали «козла». Седой открыл чемодан.
– Здравствуйте, мои курочки! – обратился он к фотографиям на крышке. – Это я, ваш мальчик, живой и здоровый!
Седой достал ножницы и зеркальце.
– Соскучились по своему морячку, а? Смотрите, как я зарос! Как я оборван и худ!
Ребята бросили домино, собрались вокруг Седого. Только Федя остался лежать на топчане, читал книжку. Ребята смотрят на фотографии. Они уже знают этих девушек по именам.
– Раечка лучше всех!
– А Катюша?
– А Лариса?
– Строгая.
– Раечка лучше. Смотри, какие ямочки на щеках!
– Хорошая улыбка.
– У Машеньки не хуже.
– Ямочек нет.
– Она же худенькая!
– Лариса строгая, но красивая.
– Если с нее снять очки, ничего.
– Братцы, только без этого! – сказал Седой, он подстригал свои усики. – Без этого! Что значит – снять очки? Не раздевайте девушку.
Федя гневно захлопнул книжку.
– Я что-нибудь не так сказал? А? – улыбнулся Седой.
Федя швырнул в него книжкой. Седой легко поймал ее, посмотрел на обложку.
– «Животный мир Арктики», – прочитал Седой. – Ну-ка, назови нам десять полярных животных на букву «мэ».
– Пожалуйста! Семь медведей и три моржа! – выпалил Федя.
Седой обиделся и захлопнул крышку чемодана.
– Седой! – попросили его. – Да не обращай ты внимания!
– Я что-то нервный стал. Могу по уху съездить. Он Ивана позовет. Драка будет. А мне в ноябре – на фронт.
– Никого я не позову! – крикнул Федя.
Ребята двинулись к нему. Мишка был впереди.
– С добрым утром, – передразнивал он Федю. – Спокойной ночи.
– Да, я привык здороваться по утрам. И чистить зубы! – приподнялся Федя.
– Темную ему! Темную!
На Федю набросили одеяло. Он отважно отбивался. И тут послышался низкий гудок.
– «Зубатка» пришла! «Зубатка»!
Все повалили из палатки. Каждый приход «Зубатки» был радостным событием для островитян. Мирон, пиливший бревно с Иваном, побежал на берег. Столкнул лодку на воду и на веслах пошел к тральщику.
– Мирон! – Седой свистнул. – Курева проси!
– И сладенького чего-нибудь! – крикнул Мишка.
Федя выскочил из палатки и, прижимая платок к носу, побежал по галечнику наверх. Иван заметил его, побежал за ним. Догнал.
– Кто это тебя? Кто?
– Оставь меня в покое! Я не нуждаюсь в твоем покровительстве!
Федя побежал выше. Иван растерялся.
От тральщика к острову шла шлюпка с продуктами. Когда лодки сблизились, Рябухин сложил руки рупором:
– Мирон! Это вас вчера обстреляли? Убитые? Раненые?
– Не-ет!
– А мы не знали, что и думать. Доктора взяли.
В шлюпке сидела девушка. У нее было детское личико. Девушка и была тот доктор, о котором говорил Рябухин.
Лодки разошлись.
Рябухин приподнял край брезента, которым был укрыт штабель ящиков с яйцами.
– Ого! Молодцы, ребята, постарались!
– Грузить будем? – спросил Петрович.
– Возьмем несколько ящиков.
– Что так?
– Для летчиков. Им хватит. Остальное – до каравана оставим. В Архангельске ждут.
– Завтра начнем кайру бить. Вот, тузлук приготовили, – старик кивнул на брезентовые чаны.
– Закуривай, Петрович, – Рябухин предложил папиpocy.
– Благодарствую. Я уж своей листовухи. – Старик достал кисет и трубку. – Как там, на фронтах?
– Прет фашист.
– А у нас тихо. Вчера только поволновались.
– Не скажи. Тут рядом, под боком, подводная лодка становище сожгла.
– Кармакулы?
– Дотла. Вошла в бухту и – зажигательными.
– Ну а там-то, на юге? Севастополь как?
– Сдали, отец. Сдали город.
Появление на острове девушки произвело сильное впечатление. И когда она пошла к палатке, табун островитян двинулся за ней.
Девушка обернулась, строго спросила:
– Вши есть?
– Есть! – ответили ей хором.
Девушка вошла в палатку.
Седой обернулся к ребятам, подмигнул – скройтесь, не мешайте.
Ребята остановились. Седой шмыгнул в палатку. Ребята облепили ее, заглядывая в целлулоидные окошки.
Девушка срывала с подушек наволочки и швыряла их на пол.
– Грязью позаросли! Разве это наволочки? На них картошку сажать можно!
– Доктор! – начал Седой.
– А полотенца! Господи!
– Доктор! – Седой расстегнул рубашку.
– Чего тебе?
– Послушайте меня!
– Говори.
– Нет, вы мне сердце послушайте.
– Что с твоим сердцем?
– Стучит!
Те, кто подсматривал за этой сценой, видели, как Седой что-то умоляюще шептал. Как доктор, приложив ухо к груди Седого, выслушивала его сердце.
Седой очень волновался. Ему ужас как хотелось поцеловать девушку. И он решился – чмокнул ее в макушку. Продолжая выслушивать, девушка сурово сказала:
– Не балуй!
Седой осмелел, крепко обнял девушку и стал целовать.
Потом те, кто подсматривал за этой сценой, увидели, как Седой был наказан за эту дерзость. Он выпал из палатки и на четвереньках попытался скрыться, но девушка не позволила.
– Куда пополз? А ну сюда! Живо!
Седой вернулся. Девушка бросала в бак наволочки и полотенца.
– Чего?
– Бери бак! Воду! Быстро!
Седой подчинился.
Девушка достала из кармана шинели машинку для стрижки и положила на стол. Эта рогатая машинка заставила подсматривающих рвануть от палатки. Седой выронил бак и выскочил наружу.
– Братцы! Стричь будут!
И вот – на веревках висят выстиранные наволочки и полотенца. Шлюпка, груженная ящиками, с Рябухиным и доктором уходит к «Зубатке». Ребята машут шапками и кепками. Все они острижены наголо. Девушка смеется. У нее чудесная улыбка.
Немецкий летчик колол дрова. С моря дул свежий ветер. Волны шумно набегали на берег. Гремел по камням ручей. Среди этих привычных звуков летчик различил другой, посторонний. Кто-то пел. Летчик бросил топор и выглянул из-за избушки.
К берегу шла лодка под парусом.
Немец поскреб светлую щетину, соображая, что делать дальше. Бросился в избушку и тотчас вернулся. В руках у него был пистолет и две банки консервов. Пригибаясь, скрылся среди камней. Оттуда он видел, как лодка подошла к ручью. Трое спрыгнули в воду и пошли на берег. Один из них сразу припустил к избушке.
– Седой, ты чего? – крикнул Мирон.
– Забыл, что ли? – усмехнулся Мишка. – Скотч виски!
– Седо-ой! Не трожь! – Мирон бросил ведро и тоже побежал к избушке. Мишка за ним.
Они подбежали в тот момент, когда расстроенный Седой уже вышел из избушки с пустой бутылкой и с досады шарахнул ее об камни.
– Опоздали, – мрачно сказал Седой. – Кто-то был.
– А ты говорил, склад не пригодится.
Немецкий летчик видел, как двое, постарше, наливали воду в бочки, а третий, поменьше ростом, таскал в лодку плавник. Пришельцы торопились. Волна становилась злее, ветер окреп, лодку здорово раскачивало. Ребята вымокли.
Летчик видел, как двое старших забрались в лодку и один из них свистнул и что-то крикнул. Звали младшего. Этот третий бежал к лодке, волоча по гальке что-то мокрое. Летчик узнал свой парашют, выброшенный на берег морем.
– Братцы! – Мишка по воде бежал к лодке. – Гля, немецкий!
– Везет салаге! – крикнул Седой.
– Помните, выпрыгнул? – Мишка перелезал через борт.
– Сейчас его рыбки доедают. – Седой помог втащить парашют.
Мирон поднимал якорь, Седой бросил парашют на дно лодки, спросил:
– Что ты с ним делать-то будешь?
– Как что? Он же шелковый! Сестренкам на юбки. А стропы на фитили для коптилок загнать можно.
Потом летчик видел, как двое сели на весла и лодка медленно стала отходить. Но первая же большая волна отбросила ее к берегу. Вода выплескивалась из бочек. Мишка нервничал. Сперва он терпел, глядя на усилия товарищей выгнать лодку в море. Потом захныкал.
– Братцы, вернемся! Я боюсь!
– Да заткнись ты!
– Братцы!..
Мирон и Седой гребли что есть мочи. Но лодка почти не трогалась с места.
– Мирон, пожалуйста! – просил Мишка. – Останемся! Мирон!
– Чтоб я еще раз взял тебя – никогда!
– Седой! – стал искать союзника Мишка. – Ну Седой! Потонем!
– Мирон, ну к черту! – дрогнул Седой. – Перевернемся!
– Заткнитесь оба! – заорал Мирон. – Работать! Работать!
На острове Петрович из-под руки смотрел в море. Лодки не было видно. Вдали, за хаосом волн, чернела Новая Земля. Ветер трепал край брезента, накрывавший высокий штабель ящиков с яйцами. Петрович подошел, взял конец веревки, стал устраивать так, чтобы не хлопало по ящикам. Пошел в палатку.
Бригада ужинала. При появлении старика все на секунду перестали греметь ложками. Поняли, что лодки нет. Петрович присел к столу. Дежурный поставил перед ним тарелку. Петрович отодвинул ее. Достал часы с множеством крышек. Слышно было, как волна шумно набегала на берег.
– Шелоник – на море разбойник, – вздохнул старик.
Иван и Федя стояли на «крыше» острова, всматривались в море. По галечнику поднялся Петрович. Здесь ветер был крепче, чем внизу.
– Стар стал… Пых не могу перевести, – задыхался старик. – Жаль, дров нет… Мы бы маячок зажгли… Где же они, сердешные?
Старик промолчал. Федя что-то шепнул Ивану. Тот кивнул. Оба побежали вниз. Петрович остался наверху.
Иван и Федя вынесли из палатки топчан и в два топора быстро разнесли его на дрова. Взяли доски под мышки, понесли наверх. И вот уже горит костер.