Дети войны. Записки бывшего мальчика — страница 18 из 19


На брезенте, накрывающем ящики с яйцами, выпал водяной конденсат. Пошевеливая брезент, ребята сгоняют белые водяные шарики к центру. Теперь надо собрать эту лужицу. Петрович протягивает руку. Ему подают кружку…

Мишка пнул сапогом по камню. Он был сердит.

– И главное, кого взяли – Федьку!

– Перестань! – прикрикнул Петрович.

– Им, конечно, Иван был нужен, – не унимался Мишка. – А где Иван, там и Федька!

– Уймешься ты, сорока! – повернулся Петрович. – Ты лучше вот что – возьми чайник или кастрюлю и дуй на тот конец острова. А ты, – сказал старик другому, – туда. Туман-то какой. Как бы ребята на обратном пути мимо дома не промахнулись. И камнем, камнем по кастрюле-то. Поняли? Шуму побольше. Глотните вот.

Мишка пригубил немного воды из кружки. За ним ревниво следили – сколько выпьет.


На Новой Земле, пока старшие ребята грузили в воду плавник, Федя бродил по берегу, надеясь найти какой-нибудь сувенир, выброшенный морем. Среди сухого, как порох, плавника ему попадались пустые ящики, бутылки незнакомой формы, даже ствол пальмы с живыми листьями.

Мирон был в лодке. Седой подгонял к лодке бревно. Иван тоже с бревном на плече вошел в воду.

– Эй ты, жених! – крикнул ему Седой. – Зови Федьку!

– Ща-ас! Он там нашел что-то!


Федя зубами развязывал бечевку на каком-то мешке, выброшенном морем. Летчик из завала плавника следил за ним. Точнее, его интересовало, что это за мешок. С чем?

Наконец Федя справился с бечевкой. В мешке было что-то вроде застывшего теста, твердая корочка. Федя раскопал корочку, запустил руку поглубже и вытащил горсть белой муки.

– Мука! – прошептал Федя.

Он обрадовался находке и с горстью муки побежал к ребятам.

– Мука! Я нашел мешок муки!

Летчик сообразил, что мешок могут увезти, и, забыв про осторожность, выскочил наперерез мальчику. Федя увидел незнакомца и машинально, по привычке поздоровался:

– Здравствуйте!

И тут увидел лицо незнакомца и палку в его руке. Федя заорал, защищая голову руками.

Иван бросил бревно в воду, побежал на берег. За ним – Мирон и Седой.


А в это время Мишка с напарником расположились на дальнем конце острова. Здесь, как и в лагере, узкий галечник спускался к ровной площадке на берегу.

– Э-ге-гей! – кричал Мишка.

Они стучали камнями по чайнику и кастрюле.

– Э-эй!

Перестали стучать. Мишка достал из кармана кусок льда, откусил и отдал половину товарищу.

– Тихо? Слышишь?

– Чо?

– Вроде шум.

– Э-э-эй!

И они застучали снова.

За стеной тумана они не могли видеть, как всплыла субмарина. Та самая, что потопила «Зубатку». Открылся люк. Показалась одна голова, потом другая. Это был веселый немец с бумажной нашлепкой на щеке. Он снова порезался при бритье. Немцы вслушивались в звяканье на берегу.

Ребята перестали стучать.

– Вроде тихо? – неуверенно сказал Мишка.

– Может, показалось?

На берег набежала волна и зашипела на гальке. Волна от всплывшей лодки.

– Чо это вдруг плеснуло? – Мишка посмотрел на товарища.

– «Зубатка» прошла? – предположил тот, вглядываясь в туман.

– Она с гудком.

Еще не видимые для ребят, трое в резиновой лодке гребли к берегу. Они шли на стук камня по какому-то металлическому предмету.

Мишка и его напарник бегут к лагерю. Оглядываются. Исчезают в тумане. С противоположной стороны – сперва только туман. Долго. Потом возникают очертания трех фигур. Фашисты.

В лагере.

– Петрович! Петрович!

Крики встревожили старика. Из палатки выглянули ребята.

Мишка с напарником бегом спускались к лагерю. Подбежали.

– Петрович! Немцы!

– Ну да!

– Ей-бо! Мы стучим, да? – задыхался Мишка. – Вдруг видим, лодка!

– И кричат… не по-нашему!

– Ага! Ищут вроде кого-то!

– Трое!

Старик растерялся. Все смотрели на него.

– Кого бы им искать? А? Вы вот что, давайте все на базар, на скалы. Стой! Назад! Поразобьетесь там! Лучше так: бегите наверх и там – врассыпную, за камни ложитесь! Даст бог, в тумане не заметят! Давайте!

Ребята побежали.

– А ты, Петрович? – спросил Мишка.

– Беги! Беги!

Ребята, поднявшись по галечнику, повернули назад.

– Что? Что? – закричал Петрович.

– Идут! Не успели!


На Новой Земле.

Летчик затащил мешок с мукой за камень. Перебежал в другое место. Выстрелил.

Мирон и Седой крались за ним. Наткнулись на мешок.

– Смотри, отсыпал половину, – сказал Седой. – Тяжеловато таскать.

– У меня осталось два патрона.

– Что делать будем? Как нам его?

– Вон он! Смотри!

Они побежали.


Иван уже перевязал голову Феди своей разорванной рубашкой, перетащил его под завал плавника, а сейчас подсовывал под Федю свою телогрейку. Грохнул выстрел. И сразу – второй.

Повязка набухла. Иван подставил ладонь. Он растерялся, не знал, что делать с этой горстью крови. Стряхнул ее, зажал Федино ухо. Всхлипнул.

– Ваня, ты что?

– Да, а что я твоей матери скажу?

– Мы… соврем ей… надо придумать.

– Да, соврешь тут.


Немец с автоматом заглянул в палатку. Ребята лежали на топчанах и притворялись, что спят. Так велел им Петрович. Немец откинул одеяло. Под ним лежал Мишка.

Жбанков прятался под брезентом, накрывшим ящики с яйцами. Отсюда он видел Петровича и второго немца, в черном бушлате с нашивками.

Немец вышел из палатки и что-то сказал этому, в черном. Тот спросил у Петровича по-русски:

– Что здесь делают дети?

– Отдыхают. Каникулы у них, – ответил Петрович.

Третий немец, который шарил по лагерю, едва видимый в тумане, что-то крикнул. Немец в черном ответил ему и повернулся к Петровичу.

– Ты говоришь, не видел летчика?

– Никак нет.

– Здесь его не было?

– Нет.

– А это что?

Веселый немец с бумажной нашлепкой вышел из тумана, волоча что-то по гальке. Черный вопросительно смотрел на старика. Петрович вгляделся и узнал Мишкин гамак, сделанный из немецкого парашюта.

– Море вынесло.

– А летчик?

– Долго ли, утоп.

– Что это?

– Утонул. Буль-буль-буль.

Пришельцы посовещались и, похоже, собрались уходить. Уже свернули парашют. Но тут веселый сказал что-то своим, те остановились. Веселый подошел к ящикам, снял пилотку и стал накладывать в нее яйца. При этом он перебрасывался словами с двумя другими.

– Положь на место, гад!

Веселый от неожиданности выронил пилотку. Он видел перед собой лицо, искаженное яростью. Это был Жбанков.

– Считаю до трех.

– Молчи! Молчи, дурак! – подбежал Петрович. – Больной он! Не в себе! – крикнул Петрович немцам. – Вы не думайте, больной он! – ударил Жбанкова по лицу, бросил на гальку, навалился сверху. – Глупый он, поврежденный! – Петрович зажимал Жбанкову рот.

Веселый был взбешен тем, что его пилотка была испачкана расколовшимися яйцами, и швырял в этих двоих, лежащих на земле, яйца. Брал из ящика и кидал с размаху.

Двое других двинулись по галечнику вверх. Тот, что в черном, раздраженно махнул рукой – пойдем, мол, хватит. Но веселый как с цепи сорвался. Поднатужился и сбросил на землю верхний ящик. Из него сразу потекло. Спихнул еще один. Прыгнул на третий, проломил тонкие дощечки, под сапогами захрустело, зачавкало. Навалился плечом, желая свалить целый штабель ящиков.

– А вот этого не надо было делать, – укорял Петрович, залитый яйцами. Он еще держал Жбанкова. – Не надо. Перестань. Нехорошо это.

– Дед! Убей его! Убей! – визжал Жбанков. Петрович снова ударил Жбанкова и зажал ему рот ладонью.

Веселый свалил еще несколько ящиков.

– Да что ты делаешь, изверг! Перестань! Понервничал – и будет, довольно! – старик поднялся. – За это у нас по морде бьют! Не для тебя напасено!

Веселый прыгал на ящиках.

Старик взял его за ворот, повернул к себе и врезал так, что тот сунулся в грязное месиво. Старик рванул брезент и накрыл Жбанкова. Фашист повернул измазанное лицо. Старик ударил по нему кулаком. Выхватил нож из ножен.

Сзади застучал автомат.

Петрович дернулся, напряг лицо от боли, показывая ровные, крепкие зубы, и упал. Его прожженная очередью телогрейка дымилась на спине.

Перепуганные ребята лежали на топчанах в палатке. Они слышали, как фашисты ругались. И еще слышно было, как валились ящики, трещали под сапогами доски, хрустело и чавкало.


– Пить, Ваня, – просил Федя. – Пить хочу.

– А можно?

– Можно.

Иван, пригибаясь, побежал в сторону ручья.

Мирон и Седой прятались в камнях. Седой, наморщив лоб, загибал пальцы, подсчитывал.

– Ты чего? – спросил Мирон.

– Считаю его выстрелы. Сколько у него может быть в обойме?

– А может, у него запасная есть?

– Тихо! Слышишь?

– Ага! Там!

– Айда!

Летчик пил воду из ручья и закашлялся. Этот кашель и услышали ребята. Иван тоже услышал кашель, но совсем близко. Выше по ручью, за камнем, стоял летчик, едва различимый в тумане.

Иван пополз к камню.

Напившись, летчик ступил в воду, намереваясь перейти на другую сторону ручья. Он пятился, вглядываясь в сторону избушки. Валун наполовину лежал в воде. Иван внезапно выскочил из-за камня, набросился на летчика, и они стали бороться, поднимая брызги. Летчик в первую секунду от удара Ивана выронил пистолет и хотел нашарить его в ледяной воде, но Иван вытащил немца на берег.

Мирон и Седой появились из тумана и увидели обыкновенную драку. Иван метелил летчика, тот сопротивлялся, но, увидев еще двоих, сразу сник, повалился на землю, защищая голову руками. Мирон и Седой подбежали.

– Упорный, гад! – тяжело дыша, сказал Иван. Он ссадил руку и отсасывал кровь.

– Где эта штука, из которой он стрелял? – спросил Мирон.

– Там, – кивнул Иван в сторону ручья. – Сейчас найду.

Иван пошел к валуну.

Летчик достал грязный платок и приложил к носу.

– Так вот кто нашу виску выпил! Нашу скотч виску! Ах ты сволочь! – Седой выдал немцу хорошую плюху. Тот повалился на бок. – Вставай, падаль! Вставай, гад!