Поодаль, обняв за ногу мать, стоял ребенок, обвязанный крест-накрест теплой шалью. Он походил на сверток. И равнодушно смотрел на Шурку.
— Какой? Ты что, не знаешь цифр? — всё допытывалась старуха.
— Мальчик, покажи свой номер, — стали подсказывать из очереди.
Шурка слова не мог вымолвить. Малыш смотрел на него круглыми глазами.
«Бобка… Бобка тоже шпион? Чушь собачья! Этот малыш и говорить-то не умеет. Но Бобка тоже пропал…» Мысли Шурки скакали и сталкивались.
Он покачнулся. Его подхватили.
Сверив ладони, показали его место: за теткой в клетчатом пальто и перед старухой с бородавкой на длинном носу. Спины, спины, спины…
Стоять Шурке быстро наскучило. Он совсем задубел от неподвижности и холода. «Так вот зачем им всем рукавицы! — догадался он. — Они стоят здесь каждую ночь». Люди переминались с ноги на ногу, убеждая себя, что очередь потихоньку движется. Но только сбивались плотнее и огрызались сердитее.
— Не напирайте!
— Поосторожней!
У Ворона еще не открывали.
Шурка заскучал.
Поодаль очередь изгибалась очередной петлей. Взрослые вытягивали шеи в сторону дома.
Шурка увидел девочку в вязаной шапочке. Она была примерно его роста.
В отличие от других мальчишек, Шурка девчонок не презирал и не боялся. Ведь у него была Таня. Он знал, как с ними дружить. Но сейчас у него не было ничего, чтобы начать разговор. Ни стеклянных шариков, ни мяча, ни велосипеда. Почти ничего! Он вспомнил о фотографии. Девчонкам нравятся принцессы. Дама в шляпе выглядела как в сказке: таких на улицах не увидишь.
Шурка задрал локоть и сунул руку за пазуху. Поежился от холода. Нащупал твердый край. Переложил карточку в карман. От тепла его тела она и сама была теплой.
— Девочка, хочешь поиграть? — вежливо спросил Шурка.
Девочка посмотрела на него, но ничего не сказала. Возможно, у нее просто не было брата, а дворовых мальчишек она боялась. Шурка не обиделся: у него же на лбу не написано, что он пришел с миром.
— У меня есть карточка. Хочешь посмотреть?
Девочка сделала несколько шагов.
Шурка протянул фотографию. Она вытянула шею и скосила глаза, разглядывая диковинную шляпу.
Вдруг тощая женщина в шарфе рванула ее за руку к себе. Лицо женщины исказилось. Она глянула на Шурку с отвращением и злобой, как на ядовитое насекомое.
— Ты что? — кричала тощая женщина на свою дочь. — Очумела? — Голос ее упал до шепота. Превратился в шипение. — Тут шпионы одни стоят. Поняла? Враги народа. Поняла? — На каждое «Поняла?» она встряхивала дочь за руку так, что девочку мотало. — Хочешь, чтоб и на тебя подумали?
— Сама вы такая, — буркнул Шурка.
— Что ты сказал? — прошипела женщина. Но голос повышать не стала.
Девочка испуганно смотрела на Шурку. Ее страх задел Шурку сильнее, чем брань.
Он засунул карточку в кепку, под козырек. Втиснулся обратно между клетчатым пальто и старухой с бородавкой. На душе было гадко. Клетчатый узор виделся ему какой-то решеткой.
«Какой же я шпион? — думал Шурка. — Я же не шпион».
Мысли опять забегали, застучали. Шурка лихорадочно соображал. Он чувствовал, что вот-вот поймет что-то важное, но не успевал за собственными мыслями. «Она думает, что я шпион. Я думаю, что она шпионка. И мы все думаем друг на друга».
Вдруг его толкнули сзади. Стиснули спереди. По всей очереди пробежала нетерпеливая волна. Все вытянули шеи.
Там, впереди, открылось в стене маленькое полукруглое окошко. Как маленький ротик. Взрослым приходилось сгибаться пополам, чтобы задать в него свой вопрос. Оно, должно быть, для детей, подумал Шурка: окошко было как раз на уровне его глаз. Странно…
Но и эту мысль не успел додумать.
— Шпионка! — завопила какая-то женщина. — Лезет без очереди!
Пыхтение, возня. Похоже, там тузили друг дружку.
— Мне только про мужа узнать!
— Вредительница!
— Стой как все!
— Мне стоять не надо! Мой муж не шпион! Он ни в чем не виноват!
— А ну не лезь, я сказала!
Послышался треск раздираемой ткани.
Очередь жадно вытянула шеи. Но женщин быстро разняли.
Та, что попыталась пролезть вперед, теперь печально брела вдоль очереди. В руке у нее была корзинка. Шапочка сбилась. Воротник на пальто был наполовину оторван. Она плакала. Люди отворачивались.
— Я это так не оставлю! — выкрикнула женщина с корзинкой; полуоторванный воротник придавал ее жалкой фигуре залихватский вид. — Мой муж не шпион. Его взяли по ошибке.
Шурка подпрыгнул. Что? Ошибка? Значит, ошибки все-таки бывают?!
— Я письмо написала! Товарищу Ворону лично в руки! Граждане, миленькие, ну пустите меня, — умоляла женщина.
У Шурки вспотели ладони. Письмо? Письмо Ворону! Вот что надо делать! Конечно! Ведь его мама и папа тоже ни в чем не виноваты.
Всё сразу стало просто. Ошибка. Конечно!
— Пиши-пиши, — шипели женщине вслед. — Валяй. В конец очереди. Барыня какая нашлась.
Шурка затрепетал. Рванулся, чтобы догнать ту женщину. Но его стиснуло спереди. Стиснуло сзади. Шурка запыхтел, уперся обеими ладонями в толстое колючее пальто впереди себя. Оно стояло стеной.
Женщина с оборванным воротником удалялась.
Шурка толкнул пальто впереди, толкнул пальто позади себя, выдрался из очереди.
— Куда? Место потеряешь! — завопили ему вслед.
Он подбежал к женщине. Забежал вперед. К носу она прижимала скомканный платочек в красных пятнах. Видно, ей попало в драке.
— Что, можно письмо написать? — задыхаясь, спросил он.
Та шмыгнула.
— А тебе чего? — сердито ответила она в нос.
— Моих маму и папу тоже… по ошибке.
Женщина угрюмо посмотрела на него.
— Честное слово! Они не шпионы! Это ошибка!
Она шла, глядя себе под ноги.
Шурка не отставал.
— Пожалуйста!
Женщина резко остановилась.
— Тетенька, как написать письмо?
Женщина вытерла глаза. Еще раз промокнула нос. Сунула комочек платка в карман. Глубоко вздохнула.
— Тетенька! Будьте так любезны!
Она пошарила в сумке, выудила по очереди листок, конверт, карандаш. Опять щелкнула замочком и протянула Шурке листок и карандаш.
Он замялся.
— Понимаете, у меня такой почерк плохой. А вдруг кляксу посажу? А дело ведь нешуточное! — принялся объяснять он, чувствуя, как лицу становится горячо.
Сейчас как отпрыгнет и заорет: «Писать не умеет, а туда же — письма писать лезет!»
Но женщина только вздохнула:
— Говори, что писать.
Плотно прижала листок к своей твердой сумочке и занесла карандаш.
Какая милая, радостно думал Шурка. Как хорошо. Скоро всё уладится.
— Ваш муж тоже скоро будет дома! — уверенно пообещал он ей. — Он же ни в чем не виноват, а невиноватых в тюрьму не сажают. Пишите: «Товарищ Ворон!»
Шурка заглянул в листок и схватил женщину за руку.
— Что?
— Погодите.
Не факт, что Ворону нравится, когда его называют Вороном. Иначе почему все говорят о нем только шепотом, озираясь?
— Просто «товарищ».
Женщина кивнула.
Тон должен быть деловой, строгий. Шурка нахмурил лоб, диктуя:
— Мои мама и папа должны быть дома. Они схвачены по ошибке. А где Бобка? — Он пояснил женщине: — Это мой брат. Но это не пишите. Пишите дальше так: разберитесь как можно скорее, нам пора домой.
Карандаш тихо скреб по бумаге. Шурка еще подумал. Вспомнил тетю Риту.
— И верните наши комнаты!
— Это всё? — осведомилась женщина.
— Ну да.
— Надо подпись, — она протянула карандаш.
Шурка с важным видом поставил внизу закорючку. Все взрослые расписываются так, что ничего не понятно. Сложил листок. Женщина стояла рядом, наклонившись вперед всем телом, как старая лошадь.
— Готово! — крикнул Шурка.
Она посмотрела на него красными опухшими глазами.
— Пишите: «Лично в лапы». Нет, «в клюв». Погодите, — Шурка торопливо перебил сам себя. На миг задумался. Ворону наверняка будет приятно, что к нему обращаются как к человеку, сообразил Шурка. Теперь он в этом был уверен. — Пишите просто «Лично в руки».
Женщина надписала конверт и отдала Шурке. Он торопливо лизнул конверт. Прижал покрепче пальцами.
— А вы свое отправили?
Та мотнула головой. Высморкалась. Пожала плечами.
— Так дайте мне! Я оба снесу!
Она помедлила. Расстегнула сумку.
— Я мигом.
Шурка выхватил у нее из рук узенький продолговатый конверт. Заложил за пазуху.
— Не волнуйтесь. В самые руки!
Кепку снял.
— Подержите. Только осторожно.
Женщина в замешательстве прижала его кепку к животу.
— Если драка выйдет, — объяснил Шурка, снимая шарф.
Застегнулся на все пуговицы. Застегнул крючки на воротнике.
— Чтобы не оторвали.
Женщина кивнула. Длинным лицом с карими глазами она тоже напоминала усталую добрую лошадь. «Интересно, а лошади плачут?» — вдруг подумал Шурка. Он отогнал эту мысль. Весело засмеялся.
Как он мог бояться? Зачем было ото всех бегать? Ведь он ни в чем не виноват! Шурка расправил плечи. Женщина не сдержалась — тоже улыбнулась. И Шурка побежал к дому Ворона.
Небо совсем посветлело. Стало похожим на толстое мутное стекло.
Всё так же горели окна у Ворона, но свет их сделался бледным. Очередь, казалось, не двинулась с места.
Шурка рысцой побежал вдоль нее.
— Мама, — изредка подвывал он для виду, вертя головой. — Вы маму мою не видели?..
Хитрость удалась. Ему не отвечали, но и не останавливали.
Ближе к окошку очередь была такой плотной, что скорее напоминала толпу. Шурка прижал локти к туловищу, наклонился, сжался — и нырнул в самый лес ног. Кто-то охнул, кто-то взвизгнул, кто-то наступил ему на руку. Шурка на четвереньках извилисто продвигался вперед, бешено работая руками и ногами.
Вскрики и охи всякий раз оставались позади него, ругань запаздывала. Люди стояли так тесно, что не могли наклониться вниз и выловить нарушителя за шиворот.
Откуда-то дунуло теплым пыльным воздухом. Шурка увернулся от портфеля, чуть не ударившего его углом в висок. И уткнулся в новенькие хромовые сапоги. Все ботинки, туфли, галоши стояли носками к дому Ворона. А сапоги — в противоположную сторону. Они блестели.