Бьянка с коллегами обнаружила, в частности, что небо имеет плавно уменьшающийся край, что воздуха становится все меньше с удалением от планеты – он все разреженнее, холоднее и ненадежнее, пока… Ну, в этом имеются разногласия: заканчивается ли он вообще или просто его становится так мало, что существующие приборы не могут его обнаружить. Действительно: сколько молекул воздуха на квадратный километр пространства еще может считаться продолжением атмосферы?
Порция уходит в гардеробную, чтобы облачиться в костюм. Это не просто то же изолирующее покрытие, какое надевали воздухоплаватели, а неуклюжее и странное одеяние с утолщениями на суставах и выпуклостью на животе, где находятся баллоны с воздухом. Сейчас костюм разгерметизирован и обвисает на ней, ощущаясь неожиданно тяжелым, мешая движениям и смазывая попытки говорить. Во время миссии ей придется обходиться только сигналами педипальп и радио.
Фабиан присоединяется к ней в таком же одеянии. Он адресует ей подбадривающий жест, чтобы она не падала духом. Его выбрали ей в помощники, потому что они хорошо сработались, а еще потому, что он мелкий даже для самца – вдвое меньше и больше чем вдвое легче, чем она. «Звездному Гнезду» предстоит унести их на большое расстояние: звезды ведь и правда очень далеко.
Даже Посланник далеко: он проходит по небу гораздо выше того места, до которого сможет добраться «Звездное Гнездо». Если отбросить философские оговорки, там уже вообще нет атмосферы. Посланник – форма жизни, обитающая в самых суровых и враждебных для жизни условиях.
И Порция невольно задумывается: «Не заставили ли мы Ее замолчать тем, что потянулись настолько далеко? Не меряемся ли мы с Ней лапами уже просто тем, что это делаем?»
В кабине «Звездного Гнезда» ужасно тесно. Потолок раздувают системы воздушного судна: нагреватель, химическая фабрика, передатчик/приемник и колония муравьев с ограниченными способностями, полностью направленными на то, чтобы обеспечивать работу всего этого. Порция с Фабианом стараются устроиться поудобнее, вжимаясь в чуть податливые стены.
Радио передает инструкции Виолы из вытянутой кабины «Небесного Гнезда», заставляя Порцию провести длинную серию проверок, результаты которых сопоставляются с сообщениями колоний обоих судов. Эти колонии – материнская и дочерняя: родство помогает устанавливать коммуникационные связи между ними.
Виола дает сигнал о наступлении критического момента: в соответствии с оценками воздушных потоков, именно сейчас «Звездное Гнездо» должно отсоединиться, чтобы обеспечить наибольшую вероятность успеха. Слова Виолы, переданные в виде электроимпульсов, лишают информацию всех личностных характеристик и звучат ужасно деловито.
Порция отвечает, что они с Фабианом готовы к отстыковке. Виола начинает что-то говорить, но замолкает. Порция знает, что та сдержалась, чтобы не сказать какую-то банальность относительно благорасположения Посланника. В данный момент такие высказывания представляются неуместными.
На поверхности планеты десятки обсерваторий и радиоприемников нетерпеливо ждут развития событий.
«Звездное Гнездо» цеплялось за верхнюю часть оболочки «Небесного Гнезда», словно безобидный паразит. Теперь, когда его команда устроилась внутри, его бережно отсоединяют муравьи «Небесного Гнезда», перекусывая множество крошечных веревок. Лучшая подъемная способность «Звездного Гнезда» дает о себе знать, и оно с изяществом медузы поднимается над кораблем-маткой. Оно моментально оказывается на значительно большей высоте, чем та, которую способно было достичь более прочное судно-носитель, и, подхваченное воздушными течениями, движется в соответствии с моделью, составленной учеными, которым не пришлось доверять свою жизнь этому аппарату.
Порция с Фабианом регулярно делают доклады Виоле и всему миру. В перерывах они в основном развлекаются. Их способность общаться ограничена сигналами педипальп: тонкие оттенки невозможны из-за тесноты помещения и громоздких костюмов. Холод постепенно просачивается внутрь, несмотря на многослойную тканую оболочку кабины. Они уже дышат воздухом из баллонов, запасы которого ограничены. Порция помнит, что их миссия должна следовать четкому расписанию.
Химическая подсветка приборов сообщает ей о быстром подъеме. Радио подтверждает положение «Звездного Гнезда». Порция испытывает странное чувство, которое составляет немалую часть ее личности: сейчас она идет там, где еще никто не ходил. Это чувство оппортунистской любознательности, присутствовавшее у ее предков, когда те были еще крошечными, безмозглыми охотницами, в ней очень сильно развито. Порции всегда важны были новые горизонты, новые тропы.
Примерно в этот момент Посланник нарушает радиомолчание. Порция не настроена на частоту Бога, однако бурная реакция с поверхности сообщает ей о случившемся. Сама она плохо владеет сложным контринтуитивным языком Бога, однако перевод приходит быстро, облетая планету со скоростью мысли.
Бог извинилась. Бог объяснила, что ранее неверно понимала некоторые ключевые моменты, но теперь яснее представляет себе состояние вещей.
Бог готова отвечать на вопросы.
Порция с Фабианом, запертые в своем крошечном поднимающемся вверх пузырьке, с волнением ждут, что же будет сказано. Они знают, что Бьянка и ее коллеги на поверхности сейчас лихорадочно спорят о том, что делать дальше. Какой именно вопрос должен стать отметкой новой фазы общения с Посланником?
Но, конечно, есть только один жизненно важный вопрос. Порция пытается угадать, станет ли Бьянка в итоге слушать мнение кого-то еще или просто отправит Богу свой запрос, чтобы помешать кому-то поступить аналогично. Это ужасный соблазн для любого паука, имеющего доступ к передатчику.
Бьянка спрашивает следующее:
«В чем смысл того, что ты там, а мы здесь? Есть ли в этом смысл или это случайность?» Действительно, о чем еще можно спросить даже сломанное кибернетическое божество, как не «Почему мы здесь?»
На своем наблюдательном посту доктор Аврана Керн готовится рассказать все: на этот вопрос она способна ответить с такими подробностями, какие только могут понадобиться всем паукам мира. Она, Аврана Керн, и есть сама история.
Она делает эквивалент глубокого вдоха… но ответы на ум не приходят. Она переполнена уверенностью в том, что ЗНАЕТ, но за этой уверенностью не оказывается самих данных. Заархивированная папка, которую она называет «мои воспоминания», недоступна. Когда она ищет ответы, выскакивают сообщения об ошибке. Папка исчезла. Сокровища былого потеряны. Она – единственная свидетельница целой эпохи человечества, но она все забыла. За тысячелетия ее сна и столетия бодрствования поверх неиспользовавшихся записей были сделаны новые.
Она знает, что знает – и тем не менее на самом деле не знает. У нее есть только лоскутное одеяло предположений и воспоминаний о тех временах, когда она еще помнила все то, что теперь уже сама не помнит. Если она будет отвечать планете, то это будут именно эти сметанные в единую ткань лоскуты. Она сможет дать им только запоздалые мифы о сотворении, где будет много догмы и мало деталей.
Однако они так стремятся узнать, а вопрос на самом деле правильный. Разве они станут запрашивать технические описания или серийные номера? Нет. Они должны знать правду – насколько она сможет ее поведать.
И она им рассказывает.
Она спрашивает у них, чем они считают те огни в небе: живущие внизу в достаточной мере астрономы, чтобы понять, что это немыслимо далекие огни.
«Они как ваше солнце, – говорит она. – А вокруг одного такого был мир, похожий на ваш, откуда другие глаза смотрели на те далекие огни и задумывались о том, смотрит ли кто-то обратно».
Она легко переходит на прошедшее время, хотя ее понимание линейного прошлого немного отличается от того, как его понимают пауки. Сама Земля для нее мертва.
«Создания, которые жили на той планете, были драчливыми и склонными к насилию, и большинство из них стремились только убивать друг друга, управлять друг другом и угнетать друг друга – и противились всем, кто пытался улучшить долю себе подобных. Однако были немногие, кто смотрели дальше. Они путешествовали к другим звездам и мирам, и когда находили планету, которая была немного похожа на их собственную, то с помощью своих технологий изменяли ее так, чтобы им на ней можно было жить. На некоторых они жили, а на других поставили эксперимент. Они засеяли эти планеты жизнью и создали катализатор, чтобы ускорить развитие этой жизни. Им хотелось посмотреть, что получится. Им хотелось узнать, будет ли эта жизнь оглядываться на них – и поймет ли».
Что-то сдвигается в том, что осталось от Авраны Керн: некий сломанный механизм, который она очень-очень давно не использовала.
«Но пока они ждали, разрушительное и расточительное большинство восстало против других, правильно мыслящих, и начало страшную войну. – Теперь она знает, что ее слушатели поймут слова «война», «катализатор» и большую часть понятий, которые она использует. – И они умерли. Они все умерли. Все население Земли, за исключением очень немногих. И потому они так и не прилетели посмотреть, что выросло на созданных ими планетах».
И она не говорит им, но думает: «А это вы. Дети мои, это вы. Вы – не то, что мы задумали, не то, чего хотели, но вы мой эксперимент – и это успех». И эта колкая деталь снова приходит в движение, и она понимает, что какая-то ее часть, какая-то запертая телесная часть, пытается заплакать. Но не от горя – скорее, от гордости. Только от гордости.
В своем крошечном изолированном мирке Порция слушает сказанное Богом и пытается это усвоить (как и другие пауки по всей планете сейчас тоже пытаются понять то, что им говорят). Часть услышанного непонятна – как и многие другие сообщения Посланника, – однако данное послание яснее большинства других: на этот раз Бог действительно пытается быть понятой.
Она задает свой следующий вопрос почти одновременно с Бьянкой: