я систем. Может понадобиться какой-то ремонт.
– У нас может не быть…
– Отвали, Карст. Мы тобой в одной лодке, в буквальном смысле. Я сделаю это настолько быстро, насколько возможно.
– Ага, ладно.
Карст поморщился, видимо, вспомнив, что его положение временного командующего изменилось с пробуждением Лейн.
Постаревшая женщина уселась перед одним из работающих пультов. Ее сразу окружило несколько членов племени, готовых выполнять ее распоряжения. Холстен подумал, что выглядит она ужасно усталой, и в то же время он ощущал в ней прежнюю энергию. Время сражалось с Лейн за власть над этим согбенным, хрупким телом – но пока время проигрывало.
– Мы просто не сможем прожечь себе путь к власти на планете, – отметила Вайтес.
– Еще как сможем! – упрямо возразил Карст. – Серьезно: мы же можем сжечь всю паутину, просто послать ее на хер в космос как дырявый… носок, типа. – И тут же добавил: – Заткнись, Холстен! – когда ему показалось, что классицист намерен возмутиться таким сравнением.
– Карст, проверь, пожалуйста, заряд противоастероидной установки, – терпеливо предложила Вайтес.
Карст нахмурился:
– Ну, так мы ее подзарядим.
– Направив на это всю энергию, которая сейчас обеспечивает работу жизнеобеспечения или защитной оболочки реактора, – согласилась Вайтес. – Но даже если у тебя все получится, что дальше? Что насчет планеты, Карст?
– Планеты? – недоуменно заморгал он.
– Ты планировал просто спуститься туда на шаттле и поднять флаг? Если низкая орбита так выглядит, то что ты рассчитываешь найти на планете? Ты там тоже все лазером выжжешь? Или возьмешь деструктор или винтовку? А сколько у тебя зарядов?
– Я уже распорядился, чтобы разбудили отряд безопасников и кое-кого из поддержки, – не желал сдаваться Карст. – Мы спустимся и создадим плацдарм, построим базу, начнем расширять территорию. Мы будем жечь ублюдков. А что еще мы можем сделать? Никто не говорил, что все будет просто. Никто не говорил, что все решится за один день.
– Ну, до этого и правда может дойти, – признала Вайтес. – И если дойдет, я останусь наверху и буду координировать наступательные действия – и удачи тебе. Однако я надеюсь, что найдется более эффективный способ решить нашу проблему с вредителями. Лейн, мне понадобится как минимум одна работающая лаборатория в полном моем распоряжении и доступ к старым файлам – всем, которые у нас еще остались о Земле.
– И каков будет план? – осведомилась Лейн, не глядя на нее.
– Сварить подарочек для п-п… для тех, внизу. – На этот раз запинка Вайтес была настольно заметной, что на нее все обратили внимание. – Думаю, что вполне возможно составить токсин, который работал бы против членистоногих – разъедал бы им экзоскелет или дыхательную систему, но не оказывал бы отрицательного воздействия на нас. Ведь если предполагать, что они произошли от земных пауков, они совершенно иная форма жизни, нежели мы. Они не похожи на нас, ничем.
Слушая их, Холстен отметил слишком сильное ударение на этих последних фразах. Ему вспомнились обрывки сообщений на имперском С. Это говорила сама Керн или кто-то просто собезьянничал, повторяя ее слова?
Наверное, в конечном итоге это не имело значения. Геноцид – это геноцид. Он вспомнил о Старой Империи, которая была настолько цивилизованной, что в итоге отравила свой родной мир. «И вот мы явились сюда и собираемся разнести в клочья экосистему этой новой планеты».
Никто на него не обращал внимания, особенно потому что он не озвучивал эти приходящие ему в голову мысли, так что он нашел пульт, показавшийся ему полурабочим, и включил систему связи.
Как он и ожидал, в эфире было множество передач в широком диапазоне, исходивших от планеты. В результате разрушения Сторожевого Обиталища теперь ни одно из них не было четким – возможно, в итоге спутник просто служил мощным ретранслятором для всей планеты. Однако сама зеленая планета кипела короткими непонятными сообщениями.
В этот момент ему захотелось придумать нечто удивительное – идеальное послание, которое каким-то образом принесло бы понимание, дало всем какие-то варианты выхода. Однако грубая арифметика Вайтес с ее заключенными не давала ему свободы. «Мы не можем доверять им. Они не могут доверять нам. Обоюдные попытки уничтожения – единственный логичный результат». Он вспомнил о мечтах человечества – и Старой Империи, и нового – войти в контакт с каким-то внеземным разумом, таким, какого еще никто никогда не встречал. «А зачем? Почему нам вообще этого хотелось? Мы же не сможем общаться – а даже если и смогли бы, то все равно оказались бы теми самыми двумя заключенными, вынужденными верить и рисковать – или обрекать другого в попытке хоть как-то уберечь собственную шкуру».
А потом пришло новое сообщение – с планеты прямо на корабль, более слабое, чем раньше, но ведь оно больше не передавалось через спутник в качестве ретранслятора. Одно слово на Имперском С, но с совершенно ясным значением.
«Промахнулись».
Холстен уставился на экран, несколько раз открыл и закрыл рот, собираясь окликнуть остальных, а потом просто отправил простое сообщение на той же частоте.
«Доктор Аврана Керн?»
«Я же говорила, чтобы вы не приближались!» – тут же пришел злобный ответ.
Холстен действовал стремительно, осознавая, что сейчас ведет переговоры не от лица «Гильгамеша», но в качестве последнего классициста Земли, столкнувшегося с нарождающейся историей. «У нас нет выбора. Нам необходимо сойти с корабля. Нам нужна планета».
«Я отправила вас на планету, неблагодарные вы обезьяны!»
Передача шла с планеты, мощно выбиваясь из мешанины других сигналов.
«Не пригодна для жизни, – ответил он. – Доктор Керн, вы человек. Мы – люди. Мы – последние люди. Пожалуйста, позвольте нам приземлиться. У нас нет выбора. Нам нельзя повернуть назад».
«Человечество – это не так уж и хорошо, – дала мрачный ответ Керн. – И потом – ты думаешь, решения принимаю я? Я только советник, и им не понравилось то решение, которое для вас предпочла бы я. У них свои способы решать проблемы. Убирайтесь».
«Доктор Керн, мы не блефуем, у нас действительно нет выбора. – Однако ничего не изменилось: он не мог до нее достучаться. – А можно мне поговорить с Элизой?»
«Если от Элизы что-то и оставалось, вы это только что уничтожили, – отозвалась Керн. – Прощайте, обезьяны».
Холстен сделал еще несколько попыток отправить сообщения, однако, похоже, Керн больше разговаривать не желала. Читая безупречные фразы на Имперском С, он словно слышал презрительные интонации этой женщины, однако больше всего его шокировало утверждение древней сущности относительно того, что тварей этой планеты не может остановить даже она. «Куда же ее завел этот эксперимент?»
Он огляделся. Вайтес уже ушла – отправилась к своим приборам и веществам, готовая стерилизовать хоть всю планету, чтобы представители ее вида смогли на ней поселиться. Холстен не мог сказать, сколько после этого сохранится того, что сделало этот мир привлекательным для заселения. «Но какие у нас есть варианты? Умереть в космосе и предоставить эту планету насекомым и Керн?»
– Мы продолжаем терять датчики с корпуса, – отметил Альпаш. – Удары могли вызвать больше разрушений, чем мы думали.
Он был искренне встревожен – и от него эта болезнь почти мгновенно передалась остальным.
– Почему это мы продолжаем их терять? – вопросила Лейн, продолжая заниматься своей работой.
– Не знаю.
– Тогда я отправляю дрона. Давайте посмотрим, – объявил Карст. – Сейчас. – Немного повозившись, он вывел на один из экранов картинку с дрона, который немного тряско выбрался из своего отсека и поплыл вдоль громадного изогнутого ландшафта корабельного корпуса. – Мать твою! Заплата на заплате! – отметил он.
– В основном из-за того, что мы устанавливали после станции терраформирования, – подтвердила Лейн. – Постоянно вскрывали и латали обратно, чтобы добавить новое оборудование или провести ремонт… – Она замолчала. – Что это было?
– Что еще? Я ничего не… – начал было Карст.
– Что-то двигалось, – подтвердил Альпаш.
– Не тупите…
Холстен напрягал зрение, глядя, как проплывает шишковатая, усеянная антеннами поверхность. А потом в углу экрана что-то стремительно и скрытно шевельнулось.
– Они здесь, – попытался он сказать, но во рту у него пересохло, и он смог выдавить только сиплый шепот.
– Ничего там нет, – продолжал утверждать Карст, но Холстен думал: «А вот с той антенны, кажется, спускается какая-то нить? Почему датчики продолжают отключаться, один за другим? Что за движение я вижу?..»
– Ох, мать! – Голос у Карста внезапно стал даже старее, чем у Лейн. – Мать-мать-мать.
В поле обзора камеры дрона полдюжины серых фигур быстро проползли по корпусу, с чуть утрированной уверенностью двигаясь в ледяном безвоздушном пространстве, даже совершая прыжки, удерживаясь на страховке, оставляя на корпусе «Гильгамеша» кружево сброшенной паутины.
– Что они делают? – глухо спросил Альпаш.
А вот у Лейн голос остался твердым.
– Пытаются пробраться внутрь.
7.6 Разбить скорлупу
Одна из подчиненных Порции управляет массивным устройством из обтянутого шелком стекла, которое работает в качестве глаза: в нем заключена колония крошечных муравьев, чья единственная функция состоит в том, чтобы создавать общую картину того, что находится перед ними, и передавать ее на орбитальную паутину и на планету. Затем Бьянка сможет отдавать своевременные приказы, чтобы оптимально использовать новую позицию на громадном корпусе корабля чужаков. И это к лучшему, потому что Порция совершенно не понимает, что именно видит. Все тут странное и неприятное: эстетика, порожденная иным биологическим типом, технологией, основанной на прочном металле и стихийных силах.
Сама Бьянка тоже не слишком хорошо понимает, что со всем этим делать, однако картинки отправляются и вниз, в громадный комплекс муравьиных колоний, который представляет собой доктор Аврана Керн – или то, что от нее осталось. Керн имеет достаточно знаний, чтобы догадываться, что именно видит Порция, и может давать свои рекомендации, часть из которых принимается, а часть – отвергается. Керн низко пала по сравнению со своим прежним божественным статусом. Она и главы ее бывшей паствы довольно серьезно разошлись во мнениях касательно судьбы человечества, которое сейчас находится на борту «Гильгамеша». Она возражала и угрожала, а потом – уговаривала и умоляла, но к этому моменту пауки уже спланировали все нападение и твердо настаивали на своем. В итоге Керн была вынуждена принять жесткие решения тех, кто когда-то были ее верующими, а теперь стали хозяевами дома, где она – гостья.