— Ба, а ты Вела хорошо знала? Ну, до того, как он ушел…
— Вела? — вопрос Макса меня удивил, даже насторожил. О Веле Макс рассказывал много, с доброй иронией и искренним восхищением. Ну, да, для меня не было новостью, что ушастик — редкая умница, хоть я и не ожидала, что он станет компьютерным докой и спецом по экономике. Да и его неспособность, при всей гениальности мышления, ориентироваться в простейших реалиях была притчей во языцех с первого дня его появления. Поэтому мне и показалось странным и пугающим, что Макс, вдруг, решил выяснить детали прошлого Велкалиона. — Он чем-то тебе не понравился? Не вызвал доверия?
— Нет, ну что ты! Этому типу невозможно не доверять. У него же все на любу написано.
— Вся мировая скорбь, вселенское знание и полная растерянность перед любой задачей, не оснащенной мировой глобальностью, — я невольно улыбнулась. — Я не слишком долго его знала, Макс. Я сама пробыла тогда в этом мире чуть больше месяца.
— Но многие успели за это время стать твоими друзьями, так ведь? А Вел?
— Вел… — я спрятала глаза. Максу ни к чему было знать, что я до сих пор чувствую себя виноватой перед эльфом. Моей благодарности ему никогда не будет конца. Но причины его поступка двадцать с лишним лет терзали сердце. Нельзя использовать любовь. Даже юношескую влюбленность. А я использовала. Да, тоже ради любви. Своей, Алены, Ренаты, Марка, Уме… Мы помним ощущения, эмоции. Дрожь по телу, когда я обняла его на прощанье, в бессилии опущенные руки. Я ничего могла дать ему взамен. Да и не хотела. Мне не нужен был никто, кроме Гектора.
— Ба? — окликнул меня Макс.
— Да, извини, задумалась. Понимаешь, Вел пришел сюда, скажем так, в составе не слишком дружественной делегации…
Когда я заканчивала рассказывать эту давнюю историю, вдруг захватившую меня тем уже забытым накалом страстей, и подняла глаза на внука, я осеклась на полуслове. Макс смотрел на меня… с жалостью?!
— Ба, — грустно усмехнулся он и, как маленькую, похлопал по голове. — Мне очень нравится Вел. Думаю, мы подружимся. А ты… ты просто многого не понимаешь.
— Макс? — растерялась я. — Что ты такое говоришь?
— Не важно… — он поморщился. — Пусть лучше Гретхен. Да, Гретхен. Либо все по местам расставит, как надо, либо окончательно порушит.
— Порушит что, Макс?
— Надеюсь, не порушит, — невпопад ответил внук и тепло улыбнулся каким-то своим мыслям.
Я вздрагиваю, понимая, что Ристиону пришлось повторить вопрос. С трудом выходя из собственных размышлений, вспоминаю, что успел поведать Макс об увлечениях Вела в технологическом мире. Я рассказываю долго, попутно объясняя технические детали. Ристион и Чиколиата переглядываются.
— Он всегда любил все новое, — улыбается эльфийка. — Наверняка сумел получить удовольствие от своей ссылки.
— Ссылки?! — видно лицо у меня меняется настолько, что Ристион спешит сменить тему.
— А магия? — быстро спрашивает он. — Я слышал, в том мире она не развита. Вы случайно не знаете, леди Маргарита, сумел ли Вел стабилизировать свои способности?
Я перевожу дух и благодарно улыбаюсь эльфу. Карандаш летает по бумаге, лицо Ристиона уже приобретает законченные очертания. А я с ужасом понимаю, что рисовать Чиколиату мне совершенно не хочется. И кто меня за язык тянул с предложениями?!
— Стабилизировать? — переспрашиваю я, просто, чтобы не молчать. Хотя, вопроса я на самом деле не поняла.
— Наша родовая магия, магия голоса, — поясняет эльф. — Это геном. У разных представителей рода он проявляется с разными акцентами, но поначалу всегда стихийно. Вел… — он вдруг умолкает, косится на супругу, но вздохнув, продолжает: — Мой сын провел много времени вне семьи. Даже вне общества эльфов. Важного в становлении личности времени. Его способности проявлялись спонтанно и нестабильно до самого его ухода…
— Да, я знаю, — мягко останавливаю я Ристиона, видя, как тяжело даются ему слова.
— Вел рассказывал вам? — удивляется он.
— Не мне. Моей внучке.
— Вела воспитывал дракон?! — я пыталась совместить свое представление о таинственных крылатых гигантах с отшельничеством и зеленоглазым эльфенком. Не совмещалось. Даже закралось нехорошее предположение, что Велкалион вдохновенно вешал лапшу на уши мой внучке. Но, судя по тому, как серьезно она сама отнеслась к его рассказу, у Гретхен оснований для сомнения не возникло.
— Поэтому он считает себя неправильным эльфом. Уродом, — кивнула она. — Ба, а это правда, что мы, эльфы, нетерпимы к другим расам?
— Мы, эльфы, выросшие в том мире, очень даже терпимы, — усмехнулась я. — А вот среди местных папуасов Вел — редкое исключение.
— А Кант? — поспешила выяснить внучка.
— Кант и Зантар — тем более. Они полукровки.
— Да, я слышала… — Гретхен задумалась, но я не позволила ей снова погрязнуть в комплексах. Слишком уж она разбередила мое любопытство.
— Рассказывай дальше, — потребовала я…
И она рассказала.
— Гретхен, а Вел ничего не говорил о магии своего наставника? Ну, дракона? — магия драконов считается одной из величайших загадок мира. Теоретики спорят о ней с начала времен. А сами рептилии только усмехаются и никому ничего не рассказывают. Вопрос всплыл потому, что незадолго до того Хан прочел мне целую лекцию на эту тему, когда я поинтересовалась о чем-то на счет Гурга.
— По поводу драконьей магии он ничего не говорил, а вот его собственная… Это, я тебе доложу… В Перу горы дрожали от его голоса и, кажется, каждая тварь поднебесная согласна была сделать то, о чем он просит.
— Да, голос у него… — я улыбнулась, вспоминая, как все умилялись любой его речи.
— Кого хочешь, что хочешь, заставить сделать может.
— Да так уж и, что хочешь, — недоверчиво покосилась я на нее, но Гретхен вдруг покраснела и отвернулась.
— Эй! — испугалась я. — Он что, своей магией заставлял тебя делать то, что ты не хотела?
— Да, нет, просто он продемонстрировал, какое сексуальное воздействие может оказывать магия голоса, — промямлила Рита и покраснела еще сильнее.
— Что, контролировать научился? — прошипела я, почувствовав, как к горлу подкатила давняя злость. Впрочем, она тут же прошла, уступая место чему-то теплому и смешливому. — Ну и славно, что научился, — фыркнула я, — значит, я его убивать не буду.
— А ты что, собиралась? — опешила внучка.
— Да было дело! — отмахнулась я.
Сами ощущения давно стерлись бы из памяти, не будь я эльфийкой, но нам свойственно помнить чувства. Вот только злость действительно ушла. На Вела просто невозможно сердиться.
— Он научился контролировать магию голоса, — отвечаю я наконец на вопрос Ристиона, и эльф облегченно вздыхает.
Первый портрет закончен. Теперь нужно рисовать Чиколиату, но то, каким я вижу ее лицо, едва ли сможет порадовать эту женщину. А возможно, ее мужа и сына тоже. Как бы мне отговориться от немедленного выполнения обещания? Может, ей еще удастся завоевать мою симпатию, тогда я нарисую.
— Простите, — в дверь просовывается озабоченная мордашка Джесси. — Марта, ты Шету, случайно, не видела?
— Шету? — вскидываюсь я. — Разве она не с вами была?
— Убежала куда-то. Мы нигде не можем ее найти.
Я вскакиваю, роняя карандаши, чтобы бежать на поиски. Ударом в грудь звучит воспринимающийся почти вербально приказ Библиотеки: "Рисуй!". Я растеряно падаю обратно в кресло, а мой дом посылает мне ощущения покоя в том, что связано с кентавричкой.
— А Питер? — спрашиваю я. — Где Питер?
— Ой! — Джесси кусает губу. — Его я тоже не видела уже пару часов. Наверное, они вместе.
— Не стоит переживать, Джесс, — успокаиваю ее я. — Библиотека не беспокоится.
— Хорошо, спасибо. И еще раз, простите, — Джесси кивает гостям и исчезает.
Я снова беру карандаш в руки. Как же я не хочу рисовать эту женщину! Чувство мягкого подталкивания, увещевания обволакивает меня, словно Библиотека пытается мне сказать: "Ты еще поблагодаришь меня за то, что я не дала тебе бросить эту затею". Что ж, если она так уверена…
— Скажите, миледи, — черт, мне даже голос ее не нравится. В каждой нотке звучит пресловутая эльфийская спесь, — а нашего сына вы тоже нарисовали?
Я вздрагиваю и снова роняю карандаш. Ох, Вел… Почему? Почему мне ни разу не пришло в голову защитить тебя? Где-то в глубине моего сознания с пониманием и легким осуждением качает головой Библиотека. И словно из самых потаенных недр всевиденья — не понятно, ее или моего — приходит ощущение роковой ошибки, грядущей непоправимости.
— Простите… — шепчу я и вскакиваю. Но в этот раз я не выпускаю карандаши из рук. — Простите, мне… мне срочно нужно уйти.
Я вылетаю из гостиной, захлопываю дверь кабинета. Рисунок узилища Анкитиля все еще лежит на столе, а пальцы мои сжимают карандаш. Почему-то я остро чувствую нехватку времени. Мне нужно срочно, немедленно, сию минуту поговорить с Библиотекой, чтобы понять, осознание чего такого важного и неотвратимого настигло нас обоих минуту назад. Я провожу черту и делаю шаг. А вслед мне все еще несется визгливый вопль Чиколиаты:
— Вы обрекли нашего сына на одиночество, сослали его в чуждый, враждебный мир, а сами даже не защитили!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Смотрительница Маргарита, Серебряная леди.
Какие нравы в миру, где пьют любовь, словно спирт — до поросячьего визга.
Какие шифры тебе не позволяют понять, что я имею в виду,
Когда руками машу, пытаясь предупредить — не подходи ко мне близко!
Не заходи за черту, не заходи за черту, не заходи за черту.
Олег Медведев "Не заходи за черту"
— Пошел вон!
— Марта! Ну, пожалуйста!
— Ан, не нервируй меня, мне не до твоих страданий сейчас. Сказала, убирайся, значит, убирайся.
— Злая ты! Даже из собственной камеры гонишь!
— Кому камера, а кому личное пространство! Все, дуй отсюда!
— Марта…
— Ну, что еще?
— А кого ты так упорно без натуры рисуешь?
— Ан! — я уже рычу.