Неподалеку паслись овцы под присмотром другой пары пастухов и их собаки. Пастухи настороженно смотрели на Невена. Ашариты, увидел он, как и те брат с сестрой днем раньше. По-видимому, сейчас это земля ашаритов. Он знал, что приграничные земли переходили из рук в руки много раз.
Он оставил свою звезду Ашара на ферме, повесив ее на ручку двери Милены. Он ничего не знал о вере в бога солнца, но собирался теперь стать джадитом.
Это решение он принял тогда, когда покинул армию. Его увезли из дома, отобрали у него все. Можно попытаться найти дорогу обратно, шаг за шагом, по весенним дорогам, по грязным полям. Он это сейчас делает. Он это сделал. Он огляделся вокруг. Над головой парил ястреб. Солнце – солнце Джада – опускалось за горы.
Он попытался представить себе – вспомнить – пожары той ночью, здесь. Или хоть что-нибудь из прошлого. Что-то всплывало в памяти, но недостаточно. Ничего ясного, определенного. Он чувствовал себя ужасно одиноким. Здесь ему оставаться незачем. Он мог придумать только одно место, куда ему можно теперь пойти. Возможно, он там погибнет, но это последнее, что у него осталось.
Он подумал о том, не идет ли армия ашаритов на Воберг этой весной, в то самое время, пока он стоит здесь. Алая кавалерия и новые пушки (с новыми сердарами артиллерии), и полки джанни, марширующие во славу калифа.
Эта весна была действительно более сухой. Они могли бы добраться до крепости, это правда, но в этом году ни одна армия не выступила на север. Войска Ашара вместо севера двинулись на юг. Там вспыхнуло восстание. Его надо было подавить.
На это понадобилось больше одного сезона. Тяжелые бои в пустыне на много лет сковали силы Ашариаса. В тот период уже никто не помышлял о крепости Воберг, о покорении земель джадитов. Позор и смерть Джемаля, предполагаемого наследника калифа, наметившаяся слабость, – все это вызвало брожение среди племен на востоке.
(Художник Перо Виллани, слова которого положили всему этому начало во Дворце Безмолвия в Ашариасе, в ту самую весну писал портрет герцога Риччи в Серессе.)
Невен Градек развел маленький костер в деревне, где он родился, и сидел рядом с ним без сна всю ночь, поддерживая огонь, чтобы отпугнуть волков, наблюдая, как пересекают небо луны, и вращаются звезды. Утром он пошел на запад, к горам и к перевалу в горах, направляясь к Сеньяну, куда, как сказала его сестра, они бежали, через приграничные земли.
Дадо в одиночестве дежурил возле башни у стен Сеньяна. Его настоящее имя было Дамир, но никто его так не называл, как он ни старался. Он обязан был находиться внутри башни, наверху, но всегда терпеть не мог замкнутых пространств.
Император, да хранит его Джад, предложил прислать им еще гвардейцев для их защиты, оружия и товаров (и заплатить денег!) в награду за подвиг великих героев Сеньяна. У них катастрофически не хватало людей после событий прошлой весны, и они согласились принять пятнадцать солдат. Это было необходимо, так как их осталось так мало, а будущее казалось неопределенным.
Но в этом году говорили, что османы послали войска на восток, а не на запад, – причин он не понимал. Это означало, что если говорить о набегах, то на границе набеги можно с тем же успехом совершать из Сеньяна, через перевалы. А серессцы, да будут они прокляты, да отвалятся у них конечности (все конечности, включая и пятую, как всегда добавлял его отец), сейчас не в том положении, чтобы доставить им неприятности.
Серессцы не смогут этого сделать, после того как сотня сеньянцев погибла во имя Джада, уничтожив большие пушки ашаритов и великое множество лучших солдат и офицеров калифа.
Сеньян стал – на данный момент, на весну, на год – истинным городом героев, об этом узнал весь мир джадитов. Сам Верховный Патриарх прислал им свои поздравления, вместе с реликвией для их святилища, и еще корабль с полным трюмом продовольствия! Говорят, что в самом Родиасе каждый вечер поют молитвы в честь отважных сеньянцев, которые погибли далеко на севере во имя Джада, и навечно прославили его и самих себя.
Отец Дадо сказал, что он не очень разбирается в вечной славе, но это была хорошая весна, невозможно отрицать это. Он потерял двух сыновей (старших братьев Дадо) в отряде Хранта Бунича. Не было ни одной семьи в Сеньяне, в которой бы не оплакивали кого-нибудь, но все погибшие парни и мужчины стали героями, а в Сеньяне всегда знали, какими они нужны Джаду. Вот почему они отправились в поход год назад, те сто сеньянцев.
Итак, в теплый, ленивый день, Дадо Михо, в одиночку дежуривший за городской стеной, сидел на траве, прислонившись к башне, ел холодное мясо и пил эль, когда увидел мужчину, спускающегося по поросшему лесом восточному склону.
Мужчина шел один, но с оружием. Не стоило бить в колокола из-за него, но хороший сторож обязан доложить о подобных вещах, поэтому Дадо поспешил назад (захватив еду, питье и копье), к воротам. Он доложил, как положено, о том, что увидел.
Ему сказали, что он поступил правильно. Для тринадцатилетнего мальчика это стало похвалой. Он смотрел, как четверо мужчин вышли и встали на дороге, перегородив вход в город. Они не стали запирать ворота. Ведь тот человек шел один. Он мог подумать, что они испугались, а сеньянцы ничего не боятся.
Тот мужчина – он больше походил на мальчика – шел широкими, размеренными шагами человека, привыкшего к ходьбе. Он поднял руку в приветствии, еще издалека, но не замедлил шаг, когда прошел мимо башни и подошел к воротам. При нем был хороший меч и лук. Он был покрыт пылью и грязью после того, как преодолел перевал.
Он остановился перед четырьмя мужчинами, загородившими ему дорогу.
– Меня зовут Невен Градек, – сказал он. – Ребенком меня похитили хаджуки. Я ищу свою семью. Думаю, они могут находиться здесь.
Дадо стоял позади четверых мужчин на дороге, и он увидел, как они смущенно переступили с ноги на ногу. Головы их повернулись, они посмотрели друг на друга.
Наконец, один сказал:
– Никого из твоих родственников здесь не осталось.
– Моя мать? Мой дед?
– Горанка была твоей матерью?
– Была. А Невен Русан был моим дедом. Меня назвали в его честь. А моя сестра… мою сестру зовут Даница, – он на мгновение заколебался, и Дадо вдруг стало его жалко. – Не говорите мне, что она умерла, пожалуйста.
Они разрешили ему войти в ворота. Все остались ждать, стоя маленькой группой внутри, и послали за человеком, который мог лучше всего в этом разобраться. Пока они смущенно стояли там, Дадо вышел вперед и протянул парню свою флягу. Он знал, что его семье положено ненавидеть всех Градеков, но его двоюродный брат Кукар был ужасным человеком, по мнению Дадо, а этот парень был один, он проделал долгий путь, и он выглядел… трудно сказать, как он выглядел, но он явно страдал от жажды.
Невен смотрел, как старый человек приближается к тому месту, где он стоял вместе с другими у ворот. Невену сказали, что его мать и дед умерли два года назад – тем летом болезнь унесла многих. Их сожгли вместе с остальными. Так здесь делают в подобных случаях, сказал ему мальчик, который дал ему напиться. «В этом нет никакого неуважения!» – с тревогой прибавил он.
– Я понимаю, – ответил ему Невен.
Кроме этих слов, он ничего не говорил. Ему сказали, что Даница уехала. Он знал, что она уехала. Он ее видел.
Он проделал долгий путь, а здесь никого не оказалось.
Старик остановился перед ним. Сплюнул в пыль сквозь дырку в зубах. И сказал:
– Если тебя увезли ребенком, и не кастрировали, и у тебя есть оружие, то ты – джанни.
Невен почтительно кивнул.
– Я им был, – ответил он. – Теперь уже нет. Я ушел после боя у реки прошлой весной. Я здесь, потому что видел храбрость сеньянцев, и потому что моя семья… моя семья была здесь.
– Ты участвовал в том бою?
– Да.
– Я тоже. Должен ли я тебе верить?
– Я проделал такой путь не для того, чтобы лгать.
– Как были уничтожены пушки?
– Люди переправились через реку с взрывчаткой и установили ее возле артиллерии. Я уже находился у реки. Мы видели пламя – люди со всех сторон должны были издалека видеть языки пламени.
– И вы переплыли реку?
– В конце концов. Мы понесли большие потери, когда взрывчатку в грязи подожгли ваши люди огненными стрелами с противоположного берега.
– Это правда, – подтвердил старик. – Именно так мы это сделали. А потом?
– А потом мы переправились, а сеньянцы забаррикадировались немного западнее, между лесом и рекой, и мы убили почти всех. Ночью некоторые попытались убежать через лес, и их поймали. Но…
– Что?
– Я думаю… я не знаю точно, но думаю, что те, кто пошел в лес, отвлекали нас от других, которые поплыли по течению реки.
– Это тоже правда, – подтвердил старик. И снова сплюнул.
– Там был водопад, – сказал Невен. – Я не думаю, что им удалось спастись, но надеюсь на это.
– Они не спаслись, – ответил старик. – Я единственный, кто вернулся домой.
Невен посмотрел на него.
– Мне жаль это слышать. Они были храбрее всех, кого я знал. Они нанесли большой урон армии.
– Почему ты здесь? – спросил старик.
Невен огляделся вокруг. Уже собралась толпа, мужчины и женщины. Лица недружелюбные. Он не видел дружелюбных лиц с тех пор, как покинул те четыре фермы.
– Я пытался вернуться домой, в Антунич. Там ничего нет. Поэтому я подумал, что мог бы прийти сюда. Найти своих родных и сделать все, что смогу, чтобы возместить потерю людей.
– Один?
– Меня не может быть больше.
– Ты что-нибудь знаешь о море?
– Ничего, – ответил Невен.
Старик – он потом узнал, что его зовут Тиян Любич и что он спасся после той бойни в лесу, еще раз сплюнул в пыль, потом улыбнулся.
– Мы начнем с того, что обучим тебя этому, – сказал он. – Ходят слухи, что твоя сестра сражается вместе со Скандиром, и это делает нам честь, если это правда. Я хорошо знал твоего деда. Ты можешь занять дом твоей семьи, Невен Градек, и добро пожаловать к нам. Пойдем в святилище. Помолимся там, за всех нас, за тебя и твоих умерших.