– Молодец! – услышал он. – Прикончи этих дерьмовых ублюдков, если они еще не мертвы. Принеси их головы! Увезем их с собой.
Дамазу не очень-то хотелось отрезать головы, он сейчас это понял. Они подбежали к упавшим джадитам. Один из них был мертв – второй всадник. Первому стрела попала в бедро.
Командир действовал быстрее. Он выхватил кривую саблю. Ударил клинком раненого, который кричал на вспаханной земле рядом с конями, и этим ударом отрубил голову джадита. Красивое, отточенное лезвие вонзилось в мокрую землю, подготовленную к весеннему севу.
– Ты! Умеешь ездить верхом? – прохрипел командир Дамазу, лицо и одежда которого были забрызганы кровью.
– Умею.
Джанни презирали коней – они оттачивали свою репутацию в качестве смертоносной пехоты, – но их учили держаться в седле на тот случай, если возникнет необходимость. Сейчас она возникла. Им предстояло догнать врагов на конях.
Дамаз схватил повод коня джадита и вскочил в седло. Пятеро других джанни и командир сделали то же самое.
– Назад, на дорогу! – заревел командир. – Глаза держать открытыми! Мы найдем наших разведчиков и убьем этих неверных!
Остальные ответили ему одобрительными криками. Дамаз не кричал, он стремительно мчался через поле к дороге. Конь был хорошо обучен, да и седло на нем было хорошее. Возможно, эти бандиты не такой уж сброд. Он колебался, сказать ли это вслух, потом решил, что если он это понял, то командир и подавно.
Он думал о двух мертвецах, оставшихся позади. Обоим отрубили головы. Он этого не делал, но он поразил их стрелами. Его первый дар Ашару, души неверных. Он мечтал об этом – о битве, о славе, яркой, как звезды. А эти джадиты убили людей, которых он знал, рядом с которыми шагал, вместе с которыми ел.
И тогда Дамаза охватил гнев. Он скрывался не так уж глубоко внутри него. Он перестал думать об обезглавленных людях на грязном поле и нацелил себя, подобно одной из своих стрел, на неверных впереди, которые непременно должны сегодня умереть.
Марин уже давно знает, что хорошо владеет мечом, хоть и не страдает тщеславием. Он много лет тренировался, получая удовольствие от физической активности, учился сражаться мечом.
Он также понимает, что это не одно и то же: отпугнуть вора ночью, в иностранном порту, устроить поединок на пари с друзьями, брать уроки у платного мастера по фехтованию – или сражаться на поле боя с противником, который стремится убить тебя.
Он никогда не участвовал в войнах. Семейства аристократов Дубравы не посылают своих сыновей на поля сражений. Город выживает, избегая таких действий, не приносящих прибыли. Они даже не любят оказывать поддержку военным действиям других государств. Они послали деньги (не людей) в Сарантий за год до его падения.
И не оказали помощи человеку, командующему в это утро схваткой в Саврадии, когда он приехал к ним много лет назад. В этом, как думал Марин, может быть, даже кроется причина того, что он сейчас защищает женщину с луком у опушки леса.
Еще одна причина, конечно, в этой женщине, которая покинет его, если они выживут после сегодняшнего дня. А в этом нет никакой уверенности, ведь Скандир дал понять, что его преследуют джанни и алые кавалеристы.
– Но я сомневаюсь, что они отправили слишком много солдат в погоню за обычными бандитами, – сказал он. – Они слишком высокомерны. И они не знают, кто мы такие. Если я прав, у нас это должно получиться.
«Сомневаюсь» и «если я прав», и «должно получиться» не внушали большой уверенности купцу из города, который избегал именно таких вещей. Такая неопределенность! Никто не отправит торговый корабль в море при наличии всех этих неопределенных факторов. Вряд ли удастся договориться о страховке, если тебя преследуют семьдесят пять или сто противников. Двести, если уж на то пошло.
Тем большей глупостью, во всех отношениях, было то, что младший сын семейства Дживо, которому доверили товары, отправленные в Ашариас, стоит на этом месте с мечом в руке.
Человек по имени Скандир объяснил, что должно произойти, если все пойдет по его плану. Он сказал это с такой уверенностью, что можно было подумать, будто схватка уже произошла, ашариты все убиты, и они после обсуждают за вином, как гладко все прошло, какими храбрыми все они были.
Поле по ту сторону дороги поднимается вверх, а потом понижается, как раз достаточно, чтобы спрятаться. Это не совпадение. Там люди Скандира. Мостки из досок по обе стороны от дороги сломали. Канавы глубокие, в них сейчас стоит дождевая вода. Через них будет трудно перебраться: надо спрыгнуть вниз, а потом, промокнув насквозь, неуклюже, с трудом снова выкарабкаться наверх.
К востоку от них через дорогу туго натянута веревка. Марин ее видит, но только потому, что знает, где она. Очевидно, это третья из подобных преград. «Наверное, только первая из них станет причиной падения многих коней и всадников, – сказал Скандир, – но эта заставит османов снизить скорость именно там, где выгодно нам».
Очевидно, они до этого организовали другую засаду, в которой участвовала почти половина банды Скандира. Эти люди должны сейчас скакать галопом обратно, впереди преследователей, если все прошло удачно. Вот почему необходимо спешить. Их люди знают о натянутых веревках, разумеется. Они знают, где они натянуты. Все это спланировано. Караван Марина просто появился в неудачное время. Судьбы людей, учат священнослужители, не зависят целиком от их собственных планов. Джад хранит добродетельных.
Однако люди могут быть умными или глупыми, а не только добродетельными или порочными. Караван купцов может проявить осторожность, уйти с дороги, спрятаться, пока все не закончится. Им посоветовали это сделать. Все, кроме двоих, спрятались. Они находятся в лесу, за хижинами.
Но не он. И не Даница.
– Я их слышу, – говорит она.
Тогда Марин их тоже слышит. Снова топот копыт по дороге. Это должны быть люди Скандира, если у них все уже не сорвалось. Их восемнадцать, как сказал их предводитель. Марин пристально смотрит на восток.
Появляются всадники Скандира, скачущие галопом. Их меньше восемнадцати. Марин видит, как они посылают коней через веревку. К югу от дороги стоит дерево, а по эту сторону от дороги есть валун, и между ними натянута веревка. Дерево и валун служат им ориентирами. Это не необученные бандиты. Их командир правил огромной территорией в Тракезии до того, как пришли османы, – как и его отец, и дед, и еще многие до них.
– Всего двенадцать, – говорит Даница. – Эти мерзавцы убили шестерых.
Марин оглядывается на нее. Она похожа на охотницу, вышедшую из леса. Даже охотничий пес сидит рядом с ней. Марин не сомневается, что Тико способен убить человека.
– Скоро, – говорит она, глядя на дорогу. – Марин, тебе не обязательно быть здесь. У тебя есть собственные обязанности.
– В данный момент ты – моя обязанность, – отвечает он. Она смотрит на него несколько мгновений, и он видит ее улыбку, на мгновение лед сломан. Он не улыбается в ответ. Он думает, что у каждого человека, который когда-либо шел на войну, был первый бой. Он не думал, что у него тоже будет первый бой. Вот где он, первый бой, где-то в Саврадии. Он сам сделал этот выбор.
Он отворачивается от нее и тоже смотрит вдоль дороги на восток.
Убегающие люди Скандира разворачивают коней, чтобы встретить преследователей лицом к лицу, как раз под тем местом, откуда они наблюдают, напротив того участка за дорогой, где спрятались двадцать других бойцов, которых не видно. Всадники на дороге достают луки. Короткие луки, как те, которые используют ашариты. Только у Даницы лук длинный. Поэтому она здесь, наверху, на расстоянии полета ее стрелы, но не стрел османов. Они на это надеются.
А потом, сейчас, они уже здесь: солдаты армии калифа Ашариаса. Они не вторглись в эти земли (они уже правят этими землями). Солдаты направлялись на север, этого не должно было произойти. Но Раска Трипон по прозвищу Скандир стал причиной того, что это произошло. Потому что некоторые мужчины (и некоторые женщины) не сдаются и не хотят смириться с реальностью этого мира.
Марин доволен тем, что не дрогнул при виде тех, кто теперь – как никогда прежде – стал его врагом.
Скандир улыбнулся Данице, раньше, когда купцы спешили по деревянному мосту к лесу.
– Ты убила птицу на таком расстоянии. Сможешь убить людей, стреляя в другую сторону?
– Смогу, – вот и все, что она ответила.
– Более легкая цель? – он казался почти веселым, подумал Марин.
– Да, – ответила Даница. – Вы хотите, чтобы я встала у леса?
– Да. Мы схватимся с ними здесь. Если повезет, соотношение сил будет в нашу пользу. Ты должна его улучшить.
– Понимаю. Так и будет.
Он посмотрел на нее. Худой, старый, рыжая с проседью борода, желтый кушак – символ бога.
– Я тебе верю, – сказал он. – Я оставлю с тобой охрану. Лучнику нужно…
– Я буду ее охранять, – вмешался Марин.
Раска Трипон повернулся к нему:
– Это не ваша борьба. Дубрава всегда ясно давала это понять.
– Сегодня наша. Только для меня. Не для других. Есть какая-нибудь туника, которую я мог бы надеть, чтобы походить на одного из вас?
Старик долго смотрел на Марина.
– Это твоя женщина? – спросил он.
– Нет.
– Нет, – одновременно с ним произнесла Даница.
Скандир слабо улыбнулся.
– Тогда почему?
Марин посмотрел на него. Два очень высоких человека.
– Она спасла меня от убийцы. Я перед ней в долгу. А мы… Дубрава отказала вам, мой господин.
– Я никому не господин. Ты умеешь обращаться с оружием?
– Да, – если он скажет больше, это превратится в мольбу.
Скандир кивнул, отдал приказ. Кто-то открыл седельную сумку и бросил Марину поношенную серую тунику. Он поймал ее.
– Это честь для меня, – сказал Марин.
Его собственная туника лежит позади них, в лесу. В нее завернуты его кольца (он любит кольца), и его новая шляпа из Серессы. Его сапоги и штаны неопределенного цвета испачканы грязью, это дорожная одежда. В тунике Скандира он не похож на самого себя. Если он умрет здесь, это не приведет – может быть – османов к остальным, и не даст оснований обвинить Дубраву. Он будет просто еще одним неверным из банды Скандира, убитым воинами Ашара. Весьма вероятно, с отрубленной головой.