– Парле ву франсэ? – послушно осведомился у незнакомца Питер.
И толпе тут же пришлось податься назад, потому что, услышав вопрос, незнакомец, сверкая безумным взором, отделился от стены, прижавшись к которой стоял все это время, кинулся к Питеру и, схватив его за руки, исторг поток слов. И, хоть Питер из них ничего не понял, звуки ему на сей раз показались знакомыми.
– Слышали? – повернулся Питер к толпе, в то время как незнакомец по-прежнему держал его за руки. – Вот это сейчас был французский, – с торжествующим видом добавил он.
– А что он сказал? – полюбопытствовали в толпе.
– Не знаю, – вынужден был признаться он.
– Ладно, – опять вмешался начальник станции. – Настоятельно прошу всех разойтись. Вы мне мешаете вникнуть в суть дела.
Несколько пассажиров, более робких или менее любопытных, чем остальные, с видимой неохотой направились восвояси. Филлис и Бобби, наоборот, сумели пробиться наконец к Питеру. Все трое проходили в школе французский. Как же им стало жалко сейчас, что они не удосужились его выучить! Питер, за неимением слов, дружески тряс головой, одновременно с огромной дружественностью потряхивая руки незнакомца и глядя на него исполненным дружелюбия взглядом. Кто-то в толпе, мешая родной английский с французским, с чудовищным произношением выкрикнул:
– Ноу компрене! (Не понимаю!) – И, застеснявшись своих бесполезных усилий, с зардевшимся от стыда лицом спешно покинул место событий.
– Отведите его, пожалуйста, в свою комнату, – прошептала начальнику станции Бобби. – На следующем поезде из Мейдбриджа приедет мама, и она может говорить по-французски.
Согласно кивнув ей, он совершенно по-доброму схватил незнакомца за руку, но тот, испугавшись резкости его жеста, вырвался и опять отступил к стене, прижавшись к которой начал, трясясь всем телом и кашляя, отпихивать от себя начальника станции.
– Не надо! – остановила его попытки вновь ухватиться за незнакомца Бобби. – Посмотрите, как он напуган. Ему, наверное, кажется, что вы собираетесь его арестовать. Я знаю, он именно это и думает. Посмотрите, какие у него глаза!
– Ровно как у лисы, коль в капкан угодила, – подал реплику краснолицый фермер.
– Ой, дайте-ка я попробую, – предложила Бобби. – Я знаю несколько слов по-французски. Вот только бы их сейчас вспомнить.
В мгновения крайней необходимости мы иногда оказываемся способны на многое из такого, чего обычно за нами не водится. Бобби отнюдь не принадлежала к числу лучших учеников французского класса, однако, видимо, все же, сама не подозревая об этом, что-то запомнила. Иначе не объяснишь, каким образом ей сейчас удалось, поглядев в безумные и затравленные глаза незнакомца, вспомнить и даже произнести несколько относительно связных французских слов. Если точно перевести ее речь, то она прозвучала так:
– Мы ждать. Моя мама говорите по-французски. Мы… Как по-французски «добрый»? – спросила она у присутствующих.
Никто не зал, кроме Филлис, которая подсказала:
– Бонг, – добавив к действительно существующему французскому слову никогда не существовавшую в нем букву «г».
– Мы быть добрыйг для вас, – радостно сообщила Бобби.
Трудно сказать, разобрался ли совершенно смятенный мужчина в этой абракадабре. Больше похоже на правду, что он почувствовал доброту рук Бобби, одна из которых касалась его ладони, а другая – потертого рукава. И вот таким образом она осторожно его потянула в сторону внутреннего убежища начальника станции. Едва они там оказались, начальник захлопнул дверь, преградив путь толпе, которая было ринулась следом за ними. Люди еще потоптались какое-то время возле билетной кассы, с надеждой косясь на закрытую дверь, и мало-помалу стали с ворчанием расходиться.
Бобби и в комнате начальника станции продолжала одной рукой сжимать ладонь незнакомца, а другой – поглаживать его по рукаву.
– Ну и субъект, – устало выдохнул начальник станции. – И билета в наличии у него не имеется, и куда ему надо, не знает. Предпочтительнее, конечно, было бы обойтись без полиции, но, боюсь, мой долг мне велит за ней и послать.
– Ой, не надо! – хором взмолились дети.
И Бобби вдруг самым решительным образом загородила собой незнакомца от остальных, потому что заметила, что он плачет.
По совершенно невероятному стечению обстоятельств у нее оказался в кармане платок. А по еще более невероятной случайности он был даже весьма-таки чистым. Она вытащила его из кармана и украдкой от остальных передала незнакомцу.
– Подождите до маминого приезда, – тем временем убеждала начальника станции Филлис. – Она замечательно говорит по-французски. Вот вы услышите, и вам самому понравится.
– Я уверен: он не сделал ничего такого, за что его надо посылать в тюрьму! – с жаром воскликнул Питер.
– Видок у него, вообще, соответственный, – покачал головой начальник станции. – Будто совсем не имеет средств к существованию. Но я совершенно не против рассматривать ваши сомнения в его пользу, пока ваша матушка не прибудет. Вот интересно только, какой он хоть нации обязан своим появлением на свет?
Тут Питера осенила идея. Он извлек из кармана конверт, наполовину заполненный иностранными марками, и объявил остальным:
– Сейчас мы ему их покажем.
К этому времени незнакомец как раз успел осушить слезы с глаз, а Бобби, радуясь, что ее платок оказался кстати, сказала:
– Совсем неплохая идея.
Дети продемонстрировали ему итальянскую марку, указав пальцем сперва на него, потом на нее, а потом в обратном порядке, после чего при помощи высоко поднятых бровей изобразили вопрос. Мужчина, похоже, их понял и отрицательно покачал головой. Вторым номером в ход пошла ординарная синяя марка Норвегии, и он вновь покачал головой. И увидав испанскую марку – тоже, после чего потянулся сам за конвертом. Питер ему передал его, и какое-то время он рылся с сосредоточенным видом в его содержимом, а после протянул им ответ. Марка, которую он держал, была русской.
– Он русский! – проорал на всю комнату Питер. – Как тот у Киплинга в «Человеке, который был»!
Звонок возвестил о прибытии поезда из Мейдбриджа.
– Я с ним побуду, пока вы пойдете за мамой, – решительно заявила Бобби.
– А ты не боишься, юная мисс? – внимательно посмотрел на нее начальник станции.
– О, нет, – заверила Бобби, глядя одновременно на незнакомца с таким выражением, какое у нас появляется при виде собаки, в нраве которой мы еще не уверены, а потому как бы спрашиваем, не причинит ли она нам вреда.
Она улыбнулась ему. Он ей ответил вымученной улыбкой и тут же зашелся от сильного кашля. Поезд с шумом и лязгом проехал мимо окна. Начальник станции, Питер и Филлис вышли встречать его на платформу. А Бобби так и держала за руки незнакомца, пока они не вернулись с мамой.
Увидев ее, он поднялся со стула и отвесил ей церемонный поклон.
Мама заговорила с ним по-французски. Русский начал ей отвечать. Сперва неуверенно и с запинками, но вскоре речь его полилась достаточно гладко, а ответы делались с каждым разом длинней.
Детям по выражению его и маминого лица было ясно: он говорит ей о чем-то таком, что заставляет ее одновременно сердиться, сочувствовать, возмущаться и сожалеть.
– Ну, мэм, в чем тут дело-то? – весь извелся уже от неведения начальник станции.
– О-о, не волнуйтесь, – протянула мама. – Все в порядке. Это действительно русский. Он потерял билет и к тому же, боюсь, не на шутку болен. Если не возражаете, я сейчас возьму его к нам домой. Он совершенно вымотан, так что нам лучше сейчас поскорее заняться им, а я зайду к вам завтра и тогда расскажу все подробности.
– Надеюсь, вам не придется потом обнаружить, что привели домой замороженного вампира, – с опаской оглядывал иностранца начальник станции.
– О, нет, – жизнерадостно возразила мама и улыбнулась. – Совершенно убеждена, что мы берем с собой не вампира. Он очень известен в своей стране. Он пишет книги. Прекрасные книги. Некоторые из них я читала. Но мне действительно лучше вам рассказать подробности завтра.
Она вновь перешла на французский, и на лице русского вмиг отразились сперва изумление, а затем радость и благодарность. Поднявшись, он вежливо поклонился начальнику станции и крайне галантным жестом предложил маме опереться на его руку. Она так и сделала. Впрочем, всем было ясно, что это скорее не он поддерживает ее, а она его.
– Девочки, бегите домой и разведите огонь в гостиной, – распорядилась мама. – А ты, Питер, пожалуйста, поспеши-ка за доктором.
Но за доктором поспешила Бобби.
Доктор нашелся в саду, где, бросив пиджак на газон и оставшись в рубашке, полол сорняки на цветочной клумбе.
– Мне совершенно не хочется вас расстраивать, – тяжело дыша после быстрого бега, начала Бобби, – но мама привела к нам домой очень потертого русского, и, боюсь, ему тоже придется стать членом вашего клуба. А нашли мы его на станции.
– Нашли? – потянулся за пиджаком доктор. – Он что, потерялся?
– Ну да, – радостно подтвердила Бобби. – Именно это с ним и произошло. Он рассказал по-французски маме очень печальную историю своей жизни, и она просила вам передать, не окажетесь ли вы так добры, что сразу пойдете к нам, если, конечно, окажетесь дома. У него ужасный кашель. И еще он плакал.
Доктор ухмыльнулся.
– Не надо! – взмолилась Бобби. – Пожалуйста, не надо! Вы бы не улыбались, если бы сами там были. Я еще никогда не видела, чтобы мужчина плакал. Вы просто не знаете.
И доктор Форрест очень теперь сожалел о своей улыбке.
К тому времени как они добрались до Дома-с-тремя-трубами, русский уже был усажен в папино кресло и, вытянув ноги к камину, где жарко пылали дрова, прихлебывал заваренный мамой чай.
– Похоже, его организм и душа до предела измождены, – поставил диагноз доктор. – Кашель его мне не нравится, однако не нахожу ничего такого, что нельзя вылечить. Сейчас ему надо немедленно отправляться в постель, и пусть в его комнате всю ночь не гаснет камин.