тил. Питер, проводишь меня?
Не удостоив сестер ни словом, ни взглядом, Питер оставил гостиную. Они вместе с доктором сквозь калитку покинули поле, на котором стоял их дом, и двинулись по дороге.
– Разрешите мне понести вашу сумку? – вызвался Питер. – О-о, какая тяжелая, – изумился он, едва доктор вручил ему свой саквояж. – Что у вас там такое?
– Скальпели, ланцеты и еще разные инструменты, которыми я приношу людям боль, – усмехнулся тот. – И еще бутылка с эфиром. Мне пришлось ему дать эфир, чтобы он смог вынести эту жуткую боль.
Питер выслушал его молча.
– А теперь расскажи, каким образом вам удалось его обнаружить? – поинтересовался доктор.
И сперва Питер рассказывал доктору про туннель, а потом доктор начал рассказывать Питеру о разных отважных спасениях, и это были потрясающе героические истории из жизни мужественных людей. Впрочем, Питер давно уже знал, что разговаривать с доктором Форрестом всегда интересно.
А когда они наконец вошли в кабинет, Питер не упустил шанса все как следует там разглядеть. Большие весы, на которых взвешивали пациентов, настольные весы для лекарств, микроскоп, мерные стаканчики и еще множество прочих врачебных приспособлений. Собрав то, что требовалось для лечения Джима, доктор сказал:
– Я все же считаю нужным поговорить с тобой.
«Ну, поехали», – пронеслось в голове у Питера, который, в общем-то, удивлялся, что доктор так долго молчал по поводу его поведения в гостиной.
– Я прибегну, если так можно выразиться, к научным сравнениям из мира природы, – продолжил доктор.
– Да, – принялся Питер ковырять пальцем окаменевшего моллюска, которого доктор Форрест использовал в качестве пресс-папье.
– Видишь ли, мальчики и девочки – это как бы маленькие мужчины и женщины, и мы, мужчины, гораздо крепче и выносливее, чем они, – веско проговорил доктор, и Питеру крайне польстили слова «мы, мужчины», на что, по-видимому, и рассчитывал его собеседник. – Да, мы гораздо сильнее, поэтому можем спокойно перенести многое из того, от чего им становится больно. Вот ты ведь знаешь, что девочек бить нельзя.
– Ясное дело, нельзя, – даже в мыслях не допускал Питер такую возможность.
– Даже если они твои собственные сестры, – счел своим долгом уточнить доктор. – Это из-за того, что девочки – существа гораздо более хрупкие и слабые, чем мы. Они созданы таковыми, иначе это было бы плохо для младенцев. Вот почему все животные-папы столь нежно относятся к животным-мамам и, знаешь ли, никогда с ними не дерутся.
– Знаю, – с большим интересом все это выслушав, подтвердил Питер. – Вот, например, два самца-кролика могут до посинения драться между собой хоть весь день, если вы им, конечно, позволите, но никогда не тронут самку.
– О том и речь, – очень понравилось доктору Форресту, что его речь доходит до собеседника. – Даже дикие и опасные звери, вроде львов и слонов, очень нежно относятся к своим женским особям. И мы, люди, должны поступать точно так же.
– Понятно, – кивнул Питер.
– И сердца у них тоже гораздо нежнее наших, – углублялся все больше в проблему доктор. – То, на что мы порой и внимания даже не обратим, может их потрясти и расстроить. Поэтому нам и руки нельзя распускать, и в словах мы должны соблюдать осторожность. Но в то же время женщины могут, когда понадобится, проявить большую отвагу. Вот, например, ваша Бобби. Представляешь себе, каково ей пришлось, когда она в темном туннеле сидела с Джимом и ждала, пока подоспеет помощь. Не странно ли? Чем чувствительнее и мягче женщина, тем лучше она проявляет себя в критических ситуациях, совершая порой почти невозможное. Я знаю таких отважных и мужественных особ. И одна из них – твоя мама, – завершил свое наставление доктор.
– Понятно, – заверил его снова Питер.
– Ну, раз так, тогда все, – с чувством выполненного долга проговорил доктор Форрест. – А позволил я себе это тебе сказать, потому что все мы сперва от кого-нибудь что-нибудь узнаем, а потом уже знаем сами. Надеюсь, тебе действительно теперь ясно, что я имел в виду?
– Да, – коротко подтвердил Питер. – И мне очень жаль. Вот.
– Ну, конечно же, тебе жаль. Нам всегда становится очень жаль, после того как мы осознаем свои ошибки. Людям необходимо знать неопровержимые научные факты, – остался очень доволен воздействием своего подхода доктор. – Ну, а теперь до свидания.
Они от души пожали друг другу руки, и Питер вернулся домой, где был встречен исполненными подозрительности взглядами обеих сестер.
– Мир, – объявил им немедленно он, опуская на стол корзину с медикаментами. – У нас с доктором Форрестом состоялась содержательная научная беседа. Пересказывать ее в подробностях я вам не стану, потому что это бесполезно. Вы все равно ничего не поймете. А суть ее заключалась в том, что вы, девочки, очень несчастные, бедные, нежные, слабые и трусливые существа, вроде женских кроликов, и нам, мужчинам, приходится, хочешь не хочешь, с этим мириться. Короче, он мне объяснил, что вы – женские звери. Мне самому отнести это к маме, – ткнул он пальцем в корзину, – или вы это сделаете?
– А я зато знаю, кто такие мальчики! – выкрикнула с пылающими ушами Филлис. – Они самые противные, грубые…
– Они очень храбрые, – перебила Бобби. – Иногда.
– Ты намекаешь, конечно, на этого, наверху, – поджал губы Питер. – Ну же, Фил, продолжай, – повернулся он к младшей сестре. – Что ты сейчас мне ни скажешь, я все равно собираюсь стерпеть, ведь ты несчастная, слабая, пугливая, нежная…
– А вот сейчас мы посмотрим, что ты там стерпишь, когда я вцеплюсь тебе в волосы! – кинулась к нему Филлис.
– Он ведь сказал нам: мир, – оттаскивая ее назад, напомнила Бобби. – Как ты не понимаешь, – добавила она, когда Питер, схватив корзину, пошел ее относить. – На самом деле ему очень стыдно, но он никогда не признается. Давай-ка мы лучше первые у него попросим прощения.
– Ну да, мы поступим как правильно-правильно, а он говорит, что мы нежные и пугливые женские звери, – дрожала в ее объятиях от праведного негодования Филлис.
– Вот мы и покажем ему, что совсем не пугливые и не боимся быть правильными-правильными, – ответила Бобби. – Тогда он как раз и поймет: мы не больше животные, чем он сам.
И, когда он вернулся, все еще дуясь, Бобби сказала:
– Мы просим прощения, что связали тебя.
– Ни минуты не сомневался, что все этим кончится, – величественно бросил он.
Девочкам нелегко было это стерпеть, но…
– Надеюсь, теперь все по-честному? – просто спросила у него Бобби.
– Вообще-то я первый предложил мир, – еще хорохорился Питер.
– Ну вот и пусть будет мир, – не поддалась на подначку Бобби. – Пошли, Фил. Пора накрывать стол к чаю. А ты, Питер, можешь расстелить скатерть.
– Слушай, – спросила Филлис, после того как мир был действительно восстановлен и они втроем мыли на кухне чашки, – неужели действительно доктор Форрест сказал, что мы женские звери?
– Да, – подтвердил брат. – Но, по-моему, он при этом имел в виду, что мужчины – дикие животные.
– Какой-то он странный, – пожала плечами Филлис и разбила чашку.
– Можно войти? – Питер, остановившись в дверях кабинета, увидел сидящую за столом маму, а перед ней – две ярко горящие свечи. Их пламя на фоне чистого серо-голубого неба, на котором уже появилось несколько звезд, казалось оранжево-фиолетовым.
– Да, дорогой, входи, – рассеянно отозвалась она, продолжая писать. – Что-то случилось?
Положив ручку, она принялась складывать исписанный лист бумаги.
– Это письмо для дедушки Джима. Он, оказывается, живет неподалеку от нас.
– Ты нам уже говорила это за чаем, – напомнил Питер. – А я вот что хочу у тебя попросить. Может, не будем пока торопиться с письмом ему? Нельзя ли нам лучше оставить Джима? Подержим его у себя, пока он не поправится. А потом это будет для его дедушки большой сюрприз.
– Да уж, действительно. Куда больше, – рассмешили его слова маму.
– Ты понимаешь, – выждал, пока она успокоилась, Питер. – Девочки – это, конечно, неплохо и все такое. Ничего против них не имею. Но мне иногда очень хочется поговорить и с кем-то таким же, как я.
– Да, понимаю, – сказала мама. – Тебе скучновато. Но пока, к сожалению, я ничем не могу тебе в этом помочь. А вот на будущий год, возможно, смогу тебя в школу отправить. Тебе бы хотелось?
– Ну, я по другим ребятам вообще-то скучаю, – признался он. – Эх, если бы Джим мог остаться, после того как нога у него пройдет, мы бы славно могли проводить с ним время.
– Не сомневаюсь, – хмыкнула мама. – Вполне возможно, что он и остался бы, только, видишь ли, мы не богаты, и я не могу обеспечить его всем, чем нужно. А ведь ему еще и сиделка потребуется.
– А ты не могла бы его сама выхаживать, мама? У тебя это так хорошо получается, – с надеждой проговорил сын.
– Твоя похвала меня очень трогает, Пит, но я не могу и его выхаживать, и работать. В этом-то вся проблема.
– И ты написала письмо его дедушке?
– И дедушке, и директору его школы, – уточнила мама. – Мы уже телеграфировали им обоим, но надо ведь сообщить и подробности. Они ведь сейчас ужасно тревожатся.
– Послушай! – вдруг осенило Питера. – А почему бы, собственно, его дедушке не заплатить за сиделку? Вот ведь отличный же выход из положения. Старикан-то небось в деньгах купается. Дедушки в книжках всегда бывают богатые.
– Но этот-то не из книжки, – спустила его с небес на землю мама. – Так что, возможно, он и не слишком купается.
– Ух, как же было бы здорово, если бы все мы сейчас жили в книжке, а ты ее бы писала, – мечтательно начал он. – И все время бы сочиняла для нас что-нибудь интересное и хорошее. Например, у Джима сразу срослась бы нога, и мы бы с ним уже завтра бегали. А папа очень скоро вернулся бы домой и…
– Тебе очень не хватает папы? – спросила мама, как показалось Питеру, довольно холодным тоном.
– Ужасно, – выдохнул Питер и замолчал.
Мама, вложив оба письма в конверты, стала подписывать адреса.