Кроме рождественских карточек в коллекции не было больше ничего ценного. Как он мог выставить на аукцион это семейное сокровище? В сундуке лежала старинная одежда, судя по всему, викторианские дневные платья, расплющенная обувь; там витал затхлый запах старого шелка, ничего интересного, не считая странного лоскутного одеяла, состоящего из лун и звезд, истершегося по краям. Ник потянул его на себя. Может, матери и Кэй будет интересно взглянуть на такое изделие, съеденное молью.
Когда он достал одеяло из сундука, на пол посыпались сухие листья и упало что-то более тяжелое – маленькая записная книжка в кожаной обложке. На форзаце было написано:
Бирючина
Агнес Сноуден. Ее травник.
Ник шлепнулся на пыльный пол и стал читать каллиграфический почерк, сначала из любопытства, потом с изумлением.
Агнес, 1869
Для раскрытия разума пей first, чай из розмарина, чабреца или тысячелистника. Сжигай лавровые листья, полынь и чернобыльник для переноса духа туда, куда он должен идти.
Для очищения комнаты от зла лучше всего годится воскурение сосны, можжевельника и кедра. Для защиты от зла положи в каждую комнату в доме свежий или сушеный майоран и обновляй на каждом восходе молодого месяца.
Положи говяжью ножку в глиняный горшок с 2 квартами (2,3 л) свежего молока, 2 унциями (56 г) рыбьего клея (желатина) и 2 (56 г) унциями стружек с оленьего рога.
Поставь горшок в кирпичную духовку, как только оттуда достанут хлеб, оставь его там, пока не выкипит половина.
Когда остынет, сними жир, пей по маленькой чашке, подогрев, утром и на ночь.
Регулярный прием в течение шести недель необходим для наилучшего действия этого восстанавливающего средства, поэтому хозяйка должна взять в обычай посещать больных из дома в дом, имея при себе запас желе.
Пора снова ехать к холмам, с улыбкой подумала Агнес Ли. Они приходили в Уинтергилл каждый год в пору сенокоса, но пока впереди не было видно никого из ее братьев. В этом году Сноудены не найдут столько косарей, поскольку рядом есть более выгодная работа на строительстве через горы новой железной дороги от Сеттла до Карлайла.
Агнес и бабушка Боунс ехали по старой полевой дороге, надеясь догнать Джессе и Руфуса с их телегой. Похоже, они не удосужились двинуть сюда после буйных сборищ в июне на конской ярмарке в Эпплби. Теперь они вместо этого, должно быть, едут прямиком в новый табор у Бэтти Уайф Грин или устроились куда-нибудь чернорабочими.
Бабушка захотела побыть у костров, послушать сплетни и веселые пересуды, полюбоваться на новых невест, на семьи, съехавшиеся для цыганских церемоний. Агнес всегда держалась в тени, зная, что она выглядит не так, как другие девушки с их черными кудрями и черными как смоль глазами.
На ее руках и шее увеличивались белые и коричневые пятна, в темных волосах появились белые пряди, а ее светлые глаза слепли от яркого солнца. Дети смеялись над ней, тыкали пальцем и дразнили барсуком. Солнечный свет жег ей глаза.
Ее любимым временем года была зима, в полумраке она лучше видела. Мать как-то раз сказала ей, что она одарена особой силой и не должна обращать внимания на невежественных людей. С малых лет она учила ее, как выращивать травы и готовить разные зелья.
– Мы должны передавать наши лекарства всякому, кто захочет слушать. Зарабатывай на жизнь честно, и ты не пойдешь по кривой дорожке.
Отец называл жену язычницей и ведьмой и нещадно бил ее ремнем, когда заставал за свечами и амулетами. В ответ мать зашила все свои знания в лоскутное одеяло, в каждом квадрате – пояснение, рецепт, как в книге. Теперь лишь оно напоминало Агнес о тех временах, потому что мать и отец простудились и умерли, оставив детей сиротами на попечении бабушки Боунс, отцовой матери.
Теперь, без мамы, они вернулись к странствиям по дорогам под всеми ветрами. Джессе и Руфус ждут бабушку в лагере землекопов, чтобы она там готовила и стирала. Временный городок все разрастался на каменистых склонах Йоркширских долин, под тремя высокими вершинами.
Бабушка Боунс посасывала свою глиняную трубку и тихонько засмеялась, когда они проезжали мимо поворота на ферму.
– Слыхала я, что в этих холмах есть золото; богатая добыча, целое состояние, ладони будут в серебре, табачок для жевания, пиво рекой, постучи в двери фермы, с вереском на счастье, и скажи что-нибудь. Может, ты перескочишь через преграду с сильным землекопом, береги его хижину и принимай постояльцев. Не знаю, почему ты снова направила эту старую клячу к тому высокому дому. Там не берут женщин на сенокос.
– Надо попытаться, и мне тут нравится. Воздух чистый, среди зеленых лугов спокойнее, чем на большой дороге. Сноудены не отпустят нас пустыми.
Агнес знала, что некоторые фермерские жены натравят на них собак, постучись они к ним, другие подавали, боясь проклятия. Одного взгляда на бабушку Боунс, с ее черными сапогами, шалью, в шляпе с низкой тульей и с трубкой, было достаточно, чтобы испугаться. Третьи рылись в ее корзинке с лентами, кружевами и перьями, качали головой и закрывали дверь.
Бродяги оставляли на воротах тайные знаки, говорившие, кто примет странников, а кто их прогонит. Сноудены никогда не гнали прочь честного коробейника. Хозяйка дома была благородная леди и носила чепец по последней моде.
Пора сенокоса была хорошей для цыган. Все работали на лугах, надо было кормить косарей, и любая помощь была кстати. Возможно, Агнес и наймут. Она была худая, жилистая и не боялась никакой работы; носила материн капор с полями, чтобы загородить свое лицо от солнца, и никогда не засучивала рукава – не показывала свои пятна на коже.
Если ей настолько повезет, они будут кормиться от фермерской кухни, всякими там пирогами и холодным лимонадом, хлебом и сыром, свежими ягодами, а не тушеными кроликами и придорожной зеленью. Она будет делиться с бабушкой.
Мама была права в одном. Агнес чувствовала в других душах доброту и злобу, свет и тень так же явственно, как видела в темноте. В Уинтергилле было нечто такое, что притягивало ее каждый сезон. И это странно, ведь она была родом из бродячего племени, которое целыми поколениями не засиживалось на одном месте. Но и это тоже составляло ее собственную загадку и силу.
Порой она чувствовала, как место это было окружено серой дымкой печали, как там орудовала чья-то неупокоенная душа, неся опасность открытому всем ветрам дому. Но если честно, то ее притягивал к себе Джекоб Сноуден, ей нравилось смотреть, как он разъезжал по полям словно лорд, овеянный славой. Она много лет боготворила его и страшилась момента, когда ей скажут, что он женился на хорошенькой девушке.
Бабушка извинилась за своих внуков. Агнес предложила свою помощь. Их приняли, и они устроились в уголке возле изгороди, поставили там свою кибитку-вардо и привязали лошадь. Агнес дали легкую работу: вместе с деревенскими женщинами она подгребала сено. Джекоб приветливо разговаривал с ней, спрашивал о ее братьях.
В лифе она носила букетик свежих трав и амулеты, надеясь, что они расположат к ней его сердце. Составила она их наугад – мама считала, что дочка слишком юная и ей рано знать о приворотах и заклинаниях, привязывающих сердце любовника. Но у летней поры своя магия, вот только бы Агнес могла вспомнить ритуал. В нем были костер и нужные слова; вот только как ей раздобыть прядь его волос?
Внезапно небо потемнело, и все бросились убирать сено. Джекоб кричал своим братьям и работникам, чтобы тащили тюки в дальний амбар, а сам грузил сено на телегу. Агнес не хотела мешаться, но что-то заставило ее задержаться у ворот; внутреннее чувство подсказало ей, что что-то произойдет, и она будет нужна.
Бабушка уже собиралась в дорогу, чтобы ехать на север, к внукам, на стройку. Им нужна своя крыша над головой, чтобы не платить деньги за чужую. Зима будет трудная, и Агнес надо найти работу служанки. Большинство ее сверстниц были уже замужем, но кто женится на барсуке, да еще подслеповатом? Да и что она знала, кроме трав?.. Вдруг до нее донесся пронзительный крик, и началась суматоха.
Телега с сеном завалилась набок и придавила кому-то ногу. Вокруг суетились мужчины, напрягали все силы, чтобы приподнять тяжелую платформу, и вызволили беднягу. Кто-то крикнул, чтобы послали за доктором. Другие стояли, не зная, что делать. Пострадавший лежал как мертвый. Это был Джекоб.
Агнес бросилась через поле, стала пробиваться сквозь собравшуюся толпу.
– Не шевелите его… расстегните ему ворот! – Ее не пропускали, подозрительно косились. – Если вы поднимете его, вы можете сломать ему спину! Дайте мне ремень… ну, галстук, надо остановить кровь… и ведро воды из родника, промыть рану.
– Что она тут командует? – спросила деревенская женщина. – Это работа для доктора, а не для такой грязной твари.
Агнес не слушала ее. Она видела, что Джекоб в опасности. Доктор жил в городе и мог приехать только через несколько часов.
– Пожалуйста, – взмолилась она, – позвольте мне ему помочь и найдите доску, чтобы отнести его на ферму.
Опустив взгляд, она с облегчением увидела, что Джекоб открыл глаза, хоть и находился в шоке. Она попросила куртку, чтобы накрыть пострадавшего, и ощупала ногу, выясняя, где сломана кость. Потом ей удалось остановить кровь и очистить рану. Теперь его состояние стало более безопасным.
Она уже сталкивалась с шоком. На дороге постоянно что-то случалось, и пострадавшим давали сладкое, мед и теплое питье, чтобы устранить дрожь и слабость. Агнес лихорадочно соображала, что нужно для лечения: окопник, маковый сок и очистительные припарки. Пряча по-прежнему лицо под капор, она рявкала приказы, как торговка рыбой на рынке, а зрители были слишком поражены и поэтому слушались. Она ощупала его тело, стараясь не делать резких движений. Мама, пожалуйста, помоги мне все сделать правильно, молилась она. Потом из ее лифа выпал амулет, и она вспыхнула, но понадеялась, что никто не понял, что это такое.