оз. Или антигипноз.
И он помог.
В следующее мгновение Ви изо всех сил толкнула кровать, и она, поехав по полу, ударила бабушку по ногам чуть выше коленей. Зажигалка вырвалась из пальцев и, тускло сверкнув в воздухе, отлетела в угол. Бабушка громко охнула и завалилась на спину, задрав вверх ноги.
Ви бросилась к медицинскому шкафчику и принялась рыться в оставшихся там лекарствах. Под руки ей попалась большая бутылка желтого стекла. Хлороформ. Одним движением она сорвала с подушки накрахмаленную наволочку, наскоро сложила в несколько раз и плеснула на нее хлороформом.
Бабушка попыталась подняться. Она уже сидела, но Ви снова ударила ее краем кровати, и бабушка распростерлась на полу. Обогнув кровать, Ви бросилась к ней, присела на корточки и крепко прижала наволочку к ее лицу обеими руками. Бабушка пыталась вырваться, она боролась, совсем как те белые мыши, которых она умерщвляла в стеклянной банке, кричала, пыталась что-то сказать, но слова звучали глухо и невнятно. Ви, во всяком случае, разобрала только одно слово (или оно ей просто послышалось): это было слово «пожалуйста…».
– Ты сделала это, – ответила Ви. – Ты создала меня.
Наконец бабушкино тело обмякло.
Ви отняла руки от ее лица, отшвырнула подальше наволочку и, подхватив бабушку под мышки, потащила к кровати. Она была миниатюрной женщиной, но Ви все равно удивилась, насколько легко ей было ворочать обмякшее тело. Бабушка не пошевелилась, даже когда Ви взвалила ее на кровать, но она была жива – Ви слышала ее спокойное негромкое дыхание. Как и всегда, от нее пахло джином и сигаретами, прачечной, лаком для волос и ее любимым лосьоном «Жан Нейт», который она использовала после ванны.
Ви перевела дух и ремнями пристегнула бабушкины запястья (они были такими тонкими, такими изящными!) к железной раме. Потом точно так же привязала лодыжки. Одну туфлю бабушка потеряла; сейчас она валялась на полу рядом с золотой зажигалкой.
Ви подняла «Зиппо». Зажигалка была еще теплой после бабушкиных рук.
Она сняла колпачок, крутанула колесико. Фитиль загорелся, знакомый запах бензина защекотал ноздри.
Ви обошла кровать. Она чувствовала себя невесомой и двигалась на удивление легко, словно плывя в воздухе. Можно было подумать, она напрочь забыла, что находится в комнате, в которой провела часы и дни, месяцы и годы, в комнате, где ее привязывали к кровати, чтобы заставить забыть, кем она была когда-то.
Здесь ее сначала умертвили, а затем вернули к жизни, чтобы дать новое имя и сделать другим человеком, другой личностью.
Ви посмотрела на горящую зажигалку у себя в руке. Выгравированная на металле бабочка сверкала золотыми крыльями.
Помнит ли бабочка, как она была гусеницей?
Наверное, иногда такое случается, подумала Ви. Иногда…
Эта гусеница по-прежнему была где-то внутри нее, но она изменилась, стала чем-то бо́льшим, чем была.
Не оглядываясь, Ви вышла из комнаты, закрыла дверь и погасила свет.
Лиззи
– 21 августа 2019 г. —
Мы почти приехали.
По мере того как мы приближались к месту назначения, я чувствовала нарастающее внутри напряжение, похожее на электрический разряд, который накапливает батарея.
Над долиной бушевала гроза. Небеса разверзлись, и на землю обрушился ливень. Дождь шел стеной. Капли воды так громко барабанили по крыше фургона, что разговаривать было очень трудно – чтобы тебя услышали, приходилось орать.
Воздух сгустился, и каждый вдох требовал огромного усилия.
Лобовое стекло запотело.
Притормозив, я вгляделась в дождевую пелену впереди, потом включила сигнал поворота и свернула с шоссе на съезд номер 10. В свете фар промелькнул мокрый указатель: «Фейевилл».
– То есть ты хочешь сказать, что твоя сестра – это Виолетта Хилдрет, пациент С.? Тот самый пациент С.? – прокричал мне на ухо Сцинк.
Вместо ответа я только крепче сжала руль. Мой взгляд устремлялся то на дорогу впереди, то на GPS-карту в навигаторе. «Дворники» мотались по лобовому стеклу как одержимые, но не могли справиться с потоками воды.
Мы были в пути уже два часа, и большую часть этого времени я рассказывала Сцинку о Приюте, о том, как я когда-то была девочкой по имени Айрис, рассказывала о бабушке, о Ви и Эрике.
– Да, – сказала я наконец. – Она оказалась тем самым пациентом С.
– Круто! – выдохнул он, потом заметил выражение моего лица и поправился: – То есть я хотел сказать – про это было в книге. Я перечитывал ее много раз, и у меня есть диск с фильмом. Я знаю, что сделала пациентка С. Она убила свою семью, а потом его…
Я покачала головой.
– Ты знаешь только то, что написала в своей книге Джулия Тетро́, но она многое опустила, а многое описала неправильно, выдав свои догадки и предположения за истину.
– Но ведь она опиралась на записи доктора Хилдрет, разве не так?
– У нее было только несколько разрозненных листов. Все остальное было уничтожено.
– А где она достала эти листы?
– Она получила их от меня.
– Не может быть!
– Почему не может? Я отправила их Джулии, перед тем как полиция увезла нас с Эриком из нашего дома. – Я снова взглянула в лобовое стекло. Видимость упала до нескольких ярдов. Можно было подумать, начался новый всемирный потоп.
– Но как же… – Сцинк нахмурился. – Если пациент С. – это она, тогда откуда появилась ты? Ты сумела это узнать?
– Нет, – сказала я. – Все записи, где могла быть информация обо мне, оказались уничтожены.
Напрягая зрение, я старалась разглядеть за плотной серой пеленой разделительную линию узкой деревенской дороги. Начинало темнеть.
В глубине души я знала, что разумнее всего было бы дождаться утра, составить продуманный план, а на охоту за монстром отправляться при дневном свете. Да, я понимала, что нам лучше не спешить, но в этом случае мы рисковали приехать слишком поздно.
– В фильме, в самом конце, была сцена, когда из зловещих подвальных лабораторий Приюта выскакивают десятки детей. Выскакивают и убегают в лес. Это было на самом деле или…
Я поморщилась. Досмотреть фильм до конца я так и не смогла, но того, что я видела, мне хватило, чтобы понять: это было отнюдь не документальное произведение, а свободная интерпретация – голливудская версия событий, перенасыщенная драматическими моментами, спецэффектами и длинноногими красавицами в роли пациентов.
– Нет. Той ночью в подвале было только двое детей – я и Ви.
Сцинк некоторое время молчал. «Книга монстров» лежала у него на коленях, и он, включив освещение салона, время от времени в нее заглядывал.
Я вовремя разглядела впереди крутой поворот и успела притормозить.
Сцинк постучал согнутым пальцем по обложке «Книги»:
– Что она имеет в виду, когда пишет, что «спасает» всех этих девчонок?
– Понятия не имею.
Он кивнул, посмотрел в окно.
– Это и есть Фейевилл? – спросил Дейв, когда мы проезжали универмаг и бакалейную лавку. – Никогда здесь не бывал. Правда, когда я еще учился в школе, мы с друзьями хотели приехать сюда и посмотреть Приют, но в конце концов они испугались призраков и проклятия, которое лежит на этом месте.
Я выдавила из себя улыбку.
– Призраки там точно имеются.
– В кино Фейевилл был побольше. И выглядел поприветливее.
Я только вздохнула и покачала головой.
Потом мы проехали заправку, «Магазин дешевых товаров» и еще одну заправку, на которой светилась неоновая реклама «Пончиков Данкина». Промелькнули в боковом стекле вейп-шоп и указатель «Городской центр переработки мусора».
За очередным поворотом я еще больше снизила скорость. На правой обочине торчал покосившийся знак, приглашавший путешественников в кинотеатр для автомобилистов «Голливуд». Чуть дальше виднелся сквозь дождь и сам кинотеатр. Насколько я могла судить, большой экран еще стоял, хотя в нем недоставало нескольких секций. Малый экран, по-видимому, полностью развалился. Билетные кассы были заколочены фанерой и размалеваны разноцветными граффити. Длинный барак, в котором когда-то размещался буфет, исчез без следа, вероятно, в результате пожара. Въезд был перегорожен толстой ржавой цепью.
– Далеко еще? – спросил Сцинк.
– Пара миль.
Сразу за кинотеатром мы поехали по Мэйн-стрит, потом повернули направо на Форест-Хилл-драйв. По крайней мере, я надеялась, что это Форест-Хилл-драйв. Навигатор показывал поворот на грунтовую дорогу, но никаких указателей я не увидела. Разросшиеся деревья почти перекрывали съезд, и заметить его было довольно трудно.
Сама дорога была в ужасном состоянии. Это была даже не дорога, а старая колея, проложенная, судя по всему, колесным трактором, который много лет назад проехал здесь по раскисшей по весне целине. Сейчас мой фургон подпрыгивал и кренился на ухабах или, вздымая фонтаны воды, проваливался в рытвины. Самые глубокие канавы я объезжала, как и упавшие поперек дороги деревья. К счастью, дождь немного ослабел, и я, по крайней мере, видела самые крупные препятствия.
– Ты уверена, что мы едем правильно? – несколько раз спросил Сцинк.
– Я ни в чем не уверена, – огрызнулась я, до рези в глазах всматриваясь в темноту впереди и пытаясь разглядеть хотя бы что-то смутно знакомое. Потом перед капотом промелькнуло что-то длинное, и я ударила по тормозам. Скорость была небольшая, но Сцинка все равно отбросило вперед, на приборную доску. Ремень безопасности и выставленные вперед руки спасли его от увечий.
– Ничего страшного, – проговорил он. – Просто испугался немного.
Дорогу впереди перегораживала провисшая цепь. Под ней стояла выкрашенная в оранжевый и белый дорожная рогатка[28] с выцветшей табличкой «Проезд закрыт». На деревьях рядом с дорогой висели знаки «Прохода нет», «Частная территория» и «Не вторгаться».
– Дальше придется пешком, – сказала я.
Подъехав к преграде вплотную, я заглушила двигатель, потом перебралась из кабины в кузов и взяла рюкзак, предварительно убедившись, что в нем есть все, что может мне понадобиться. Из маленького шкафчика я достала дождевик и кобуру на ремне. Повесив ее через плечо, я надела плащ.