Международный Красный Крест организовал лагерь для тутси в Киншасе, где они были бы в безопасности. Мы решили перебраться туда, пока конфликт не разрешится. Ночью накануне переезда мама испекла буханку хлеба. Мука была недешевой, но она решила отблагодарить подругу, которая пустила нас в свою подсобку. Она пела, пока готовила: «Велика Твоя милость, велика Твоя милость, и каждое утро я вижу ее…» Когда хлеб был готов, она отправила нас с Нзази передать его соседке. Я помню теплую буханку в своих руках. Мне так хотелось от нее откусить! Тогда мне в последний раз хотелось хлеба.
Мы доставили хлеб в сохранности. Женщина, которую мы называли мамой, взяла его с улыбкой и предложила нам бутылку колы. Мы не пили колу с самого Браззавиля. Нзази-то и вообще никогда ее не пил. Я помню, как он вопросительно посмотрел на меня. Внезапно оказавшись главным, я натянул деловое выражение лица, очень серьезное, и как раз собирался сказать «нет, спасибо», но тут понял, что бешено киваю. Мы с Нзази поделили бутылку колы. Тогда я пил газировку в последний раз.
Когда начались выстрелы, я не подпрыгнул. Нзази стоял рядом, держа меня за руку, и я помню, как едва дернулись его крошечные пальчики. Мы уже привыкли к перестрелкам. Когда мы вернулись в комнату…
… …
Баз уставился на крошечное пламя свечи. Что-то изменилось. В глазах у него не было никакого выражения, а слезы все текли и текли.
– Они были мертвы.
…
Поначалу я даже удивился: откуда исходит голос? Губы База совсем не шевелились.
– Нсимба с мамой, – сказал он. Хотя нет, это был не он. Я повернулся и увидел, как на меня смотрит Нзази Кабонго. В голосе его слышался надрыв. – Они были мертвы. Их убили.
Я подумал: наверно, эти слова, первые, которые я услышал от Нзази, описывали тот самый случай, после которого он перестал говорить. Внезапно я пожалел, что мы не проводим вместе больше времени, чтобы я научился слышать, как он говорит что-то другое… что-то не такое тяжелое, темное.
Я был уверен: это далеко не все. История братьев Кабонго напоминала бездонный кувшин, который никогда не наполнится до краев. Таков был и сам Нзази. И я не настаивал, чтобы он говорил дальше.
– Они были мертвы, – повторил кто-то из братьев Ка-бонго. Я не различал их голосов…
В какой-то момент я заснул тревожным сном. Проснувшись, я почувствовал, что хочу ссать, как Суперскаковая лошадь. Мэд и Нзази с превеликим аппетитом ели хлеб с сыром; Коко крепко спала у База на коленях, а сам Баз тихо напевал какую-то красивую спокойную песню. Мелодии я не знал, но готов поклясться, что это был церковный гимн.
Баз прекратил пение и протянул мне кусок сыра:
– Проснись и пой, паренек. Надо обсудить наш план.
В три часа Марго уведет сотрудников из кухни, и мы навеки избавимся от ловушки жироуловителя. Она подбросит нас с Базом и Мэд к полицейскому отделению, потом заедет в Бергенскую региональную больницу, чтобы забрать бабушку Мэд. Если у Рейчел все получится, бабушку к тому времени выпишут под вымышленным именем, и она будет ждать нас в приемной. Тогда Марго отвезет Нзази, Коко и Джемму к собору Святого Барта, где их будет ждать Тофер.
– Отец Рейнс сказал, что автобус Божьих гусей отправляется ровно в четыре, – сказал Баз.
Пунктуальность – забытое искусство, и поэтому она так врезается в память. У нас не было ни малейших сомнений насчет того, когда именно автобус отправится в Тампу.
Коко пошевелилась во сне.
Баз заговорил тише, обращаясь теперь к Нзази:
– До дальнейших распоряжений Кристофер – это я. Понимаешь? Он за все отвечает, пока мы не разберемся с ситуацией.
Баз достал из заднего кармана пухлый конверт с надписью «СЛУЖБА РЕНЕССАНС». Я видел пару выбившихся сверху сотенных купюр. Он протянул конверт брату:
– Постарайся, чтобы хватило надолго, Нзази. Внутри ты найдешь записку для Кристофера. Там я объясняю, что произошло, и пишу, как поступить с бабушкой Мэд, когда вы доберетесь до Тампы. – Он посмотрел на Мэд и положил ладонь ей на руку. – Помнишь, что говорил отец Рейнс по поводу этих программ для стариков? Пока ты не приедешь, о ней будет кому позаботиться. Хорошо?
Мэд кивнула, утирая слезу.
– Будет хорошо, если ты скажешь это вслух, Мэделин.
– Хорошо, – сказала Мэд.
Баз повернулся ко мне:
– Я должен перед тобой извиниться.
– За что?
– Мы так и не закончили список твоего отца.
– Боже, Баз. Это не твоя вина. Вы столько сделали для меня, ребята… – Мне в голову пришла мысль, и я решил ей воспользоваться, не раздумывая. – Мбемба Бахизир Кабонго, – сказал я, чувствуя себя абсолютным малым мальчиком. Наверно, произношение у меня сейчас ужас какое… однако, судя по виду База, он оценил мои старания. – Тебе нужна помощь?
Улыбка База засияла танцующими огоньками.
– Да, мне нужна помощь.
Я подумал про молекулы возможностей, эти миллиарды крохотных событий, призванных продвинуть мой сюжет, создать обстоятельства, развить мой характер.
– Ты причинил кому-нибудь вред?
Его улыбка выросла в созвездие, и он ответил одним-единственным словом:
– Нет.
– Тогда ладно.
Мы пообсуждали тактические вопросы. Что, если? Мы знали: стоит нам ступить на порог участка, База арестуют. Что случится дальше, таилось за пеленой неизвестности. Мы еще раз спросили База, уверен ли он. Нужно ли сознаваться. Он настоял, что нужно. Виновен, невиновен – его все равно разыскивают. Он не станет рисковать общим будущим и сбегать из города. Если полиция решит, что они нашли преступника, то поиски прекратятся, и остальные смогут сбежать незамеченными.
– Я знаю, это только временно, – сказал он. – Я доверяю вам с Мэд.
Мне бы хотелось, чтобы он поделился со мной этой верой.
Но что поделать.
Было решено, что наши истории надо будет завершить не раньше восьми вечера, чтобы у Божьих гусей было четыре часа в запасе, а то и больше. Полицейские, конечно, обзвонят другие штаты, разошлют приметы или что они там делают. Мы надеялись, они не додумаются, что наши сбегут на автобусе, или что автобус уже уедет так далеко, что найти его будет невозможно. Мы думали вообще не упоминать этот автобус в рассказах, но Баз настоял, что не надо опускать из рассказов ничего, иначе нас смогут посчитать сообщниками.
– Вы должны рассказать правду, – сказал он. – А значит, надо тянуть время, но не врать.
– И как нам это сделать?
– Отвлекающий маневр, Вик. Им будет нужно время. И мы должны дать им время. – Он улыбнулся, глядя мне на колени: там покоилась рука Мэд в моей ладони. – Как у твоих родителей, у вас теперь есть компас. Мэд – это восток, а ты запад. Тебе придется говорить, так говори. Расскажи им про всех девочек, в которых, как тебе казалось, ты был влюблен раньше.
Фраза прозвучала как полное предложение, но я-то знал.
«Ты был влюблен раньше… Мэд».
На минуту наступила тишина, пока я улыбался изнутри – всем сердцем. Баз гладил Коко по волосам. Он же ей как папа! Не такой, который носится с детьми и опекает их… Но есть в нем какая-то глубинная мягкость, нежность.
– Полицейские будут делать свои выводы, – продолжил он, разговаривая скорее с самим собой. – Ну и ладно. Пусть думают, что хотят. Но не лги.
Коко повернулась у него на коленях и села, потирая глаза:
– О чем говорите?
Баз улыбнулся ей:
– О том, что кокосам вроде тебя место во Флориде.
…
– А как там вообще? – спросила она, позевывая. – Говори правду.
Баз пожал плечами:
– Никогда там не был. Но слышал, они на пороге ренессанса.
Последовали улыбки (в том числе внутренние), но никто не рассмеялся. Не уверен, что мы бы смогли, даже если бы захотели.
– Я люблю тебя, Баз, – сказала Коко.
С влажным блеском в глазах Баз прошептал:
– И я тебя люблю, Коко.
Откуда-то из кухни или зала раздался пронзительный звон, словно любовь База и Коко воспламенила здание.
– Пришла Марго, – сказал Баз.
Видимо, она решила, что лучший способ отвлечь сотрудников – это включить сигнализацию. Это значило, у нас оставалась всего пара минут, пока паб не заполонят пожарные.
– Позаботишься о ней? – спросил Баз.
Он обращался ко мне, и не было нужды уточнять, о ком он говорил.
Я сжал руку Мэд и кивнул. Время закончилось. Все минуты, на которых мы сидели, скопились в огромную гору и грозили обрушиться.
Мэд склонилась вперед и сжала Коко в крепких объятиях. – Повеселись во Флориде, – сказала она сквозь слезы. – Я приеду как смогу, хорошо?
Теперь плакала и Коко; ее крошечное тельце сотрясалось от беззвучных рыданий.
Перед моим носом появилась рука. Нзази. Я взял руку, пожал ее, и это было лучшее рукопожатие моей юной жизни.
– До свидания, Нзази, – сказал я.
Он покачал головой и дважды щелкнул пальцами. Я посмотрел на База, который уточнил:
– Он хочет, чтобы ты называл его Зазом.
Я Суперскаковая лошадь.
Едва сдерживая слезы, я сказал:
– До свидания, Заз.
Он отпустил мою руку, перегнулся через мои колени и обнял Мэд. Объятия длились недолго, но были крепкими. Она плакала и шептала ему что-то на ухо, что-то, чего я никогда не узнаю и чего мне не надо знать.
Над нашими головами раздались шаги. Не осталось времени сказать все, что я хотел. Вместо этого я обвел их взглядом. И подумал, что, наверно, они думают то же, что и я. Никто ничего не сказал. Мы просто смотрели друг на друга. Какой исключительный момент.
. .
Свистящий звук: кто-то отодвинул кухонный ковер.
– И назвались они Ребята с Аппетитом, и они жили, и они смеялись, и увидели, что это хорошо.
Заз щелкнул пальцами.
…
– И увидели, что это хорошо, – прошептал Баз.
…
– И увидели, что это хорошо, – сказала Мэд, не выпуская моей руки.
…
Все посмотрели на меня.
– Вы, ребят, самое прекрасное сложное предложение, которое я слышал, – сказал я.
– Мы, – сказала Мэд.