Я хотела бы предварить свой рассказ цитатой из трудов психоаналитика Лисбет фон Бенедек[11], автора книг «Кризис середины жизни» и «Братья и сестры на всю жизнь». В своей последней книге она напоминает, что: «Взгляд, которым родитель смотрит на ребенка, закладывает основы его будущей жизни, доверия родителям и миру».
И добавляет дальше: «Переживания первых лет жизни оставляют глубокие следы, но большинство из нас ничего об этом времени не помнит и не может на них воздействовать. Так формируются комплексы, вытесненные в область бессознательного под действием шока или травмы. Возникающие в результате противоречий между сознательным восприятием действительности и закрепившимися в бессознательном переживаниями, эти непроработанные конфликты накладывают отпечаток на наше существование, нарушая тем самым жизненное равновесие. Человек ощущает себя скованным переживаниями раннего детства, которые выступают тормозом во взрослой жизни. Таким образом, публичное унижение, пережитое в детстве, во взрослом возрасте часто влечет за собой трудности во время выступления на публике, состояние неловкости и тревоги, даже комплекс неполноценности».
След токсичного родителя
В этом разделе речь пойдет не об уникальной травме как о конкретном событии, но об общей атмосфере, первородной ткани, из которых мы себя создаем и которые в случае перверсии[12] или тяжелой психической патологии кого-то из близких могут привести к травме кумулятивной. Под кумулятивной травмой я имею в виду длительную, каждодневную жизнь в постоянном контакте с действиями и убеждениями родителя, имеющего серьезное расстройство. Для ребенка родитель тем не менее олицетворяет «то, что нормально», и является бесспорным авторитетом.
Определенные условия жизни, отсутствие нежности и доброжелательности в семье, реакция на детскую тревогу способствуют формированию у будущего взрослого эмоциональных «мозолей» и созданию его токсичного «Я». Ребенок, никогда не получавший поддержки и внимания, ребенок, чья мать не уделяла ему внимания или плохо с ним обращалась, не знает, что возможно что-то другое. Его тельце – более не вместилище его индивидуальности, позволяющей уважительно общаться с другими людьми, но то, что я называю «лишенный смыслов маленький мешок с камнями, которые он так и не смог структурировать». Речь идет в данном случае о пациенте с трудностями обучения и социализации. Мне встречались также люди типа «разбитый пазл, угрожающий то ли замерзнуть, то ли воспламениться в любой момент». Так бывает с девочками, чьи матери, доминирующие, ревнивые, противоречивые, склонные к слиянию с ребенком, даже не дают детям принять, понять, обдумать и осмыслить жизненные ситуации. Таков был случай Клариссы.
Когда мы только встретились, Кларисса как раз недавно закончила учиться и работала консультантом в центре занятости. В семье она была единственной девочкой – до нее родились четыре брата, и в своих семейных отношениях и эмоциональных привязанностях она колебалась между попытками отгородиться от всего мира и почти детским доверием, проявлявшимся в стремлении бесконечно любить и отдавать. Она постоянно была вынуждена выбирать между подавлением собственных реакций и беспокойной импульсивностью. Ее поведение стало ответом на непредсказуемый характер ее матери, которая регулярно все сильнее то погружала ее в свое состояние истерического возбуждения, то душила в депрессии под предлогом защиты от внешнего мира… где дочь явно могла бы пользоваться большим успехом, чем она.
Из-за материнских манипуляций Кларисса вынуждена была защищаться от чувства никчемности, вины и стыда, превращаясь постепенно в «автомат-идеал». Она лишена была права критиковать мать, рассказы матери провоцировали у девушки беспокойство и отвращение к мужчинам. Попав в ловушку, Кларисса старалась вести себя как можно незаметнее, вызывая тем самым упреки в притворстве. Как тут не сойти с ума, не войти в противоречие с самой собой? Изолироваться от собственных переживаний, утратить доверие к своим чувствам и мыслям. Этой молодой женщине предстоял долгий путь: она должна была признать саму себя, принять свою идентичность, свое собственное существование, пустить собственные корни как можно дальше от материнских проблем, поглотивших отношения в семье подобно гангрене.
На первый взгляд, у Клариссы не было никаких симптомов психологических проблем. Порой даже самые простые проявления переживаний для многих людей оказываются под запретом. Когда человек вынужден становиться «самим совершенством», примерным образцом правильного поведения, скрытая депрессия формирует пропасть, на дне которой вязнет всякая попытка эмоциональной жизни. В свою очередь, это угрожает психосоматическому равновесию. Результат проявляется в виде серьезных функциональных расстройств: бессонницы, истощения, переедания, нарушений терморегуляции, тахикардии, дисменореи, которые часто не принимаются всерьез. Организм Клариссы как бы застыл, пытаясь выдержать, не дать боли «разыграться», но при этом девушку не покидало ощущение, что ее жизнь проходит мимо, она выбирала то, что никак ей не подходило. Вторжение в ее жизненный выбор маскировалось социальной средой, высоким уровнем материального благополучия и интеллектуального развития. Кларисса получила престижное образование, характерное для представительницы высшей буржуазии Реймса (фортепиано, танцы, литература), но вела себя так, будто это не имело никакого значения. Именно это «никакого значения» часто скрывает тотальную гибель собственной души. В подобной ситуации токсичное «Я» запрещает человеку его собственную жизнь – и это крайне опасно, иногда на его выявление уходят годы.
Психоаналитики Николя Абрахам и Мария Тёрёк[13], проводившие исследование глубоко запрятанных травм, утверждали: «Все слова, которые не могут быть высказаны, все скандалы, о которых нельзя вспоминать, все слезы, которые не будут выплаканы, будут проглочены. Проглочены и законсервированы».
Чувство вины и собственный образ
У ребенка токсичных родителей чувство вины (а оно неизбежно возникает у такого ребенка, даже если со стороны это незаметно, и служит средством избежать вопросов о родительской неполноценности или как-то их объяснить) и чувство тревоги, никак не выраженные и не связанные между собой, приводят к тяжелым нарушениям при формировании представлений о себе и эмоциональных отношений (особенно если речь идет о родителе того же пола). Образ самого себя получается искаженным и хаотичным, фрагментированным; контуры его размыты, хрупки, неопределенны и изменчивы – они зависят от людей, окружающих ребенка.
Если ребенка не воспринимали как отдельную целостную личность, будущему взрослому будет трудно устанавливать оптимальную дистанцию с другими людьми, имеющими более четкие границы. Одним из возможных результатов подобного раннего токсичного воздействия может стать переход к выстраиванию «частичных», выхолощенных отношений, лишенных глубины, – чтобы избежать новых страданий. Или наоборот, создание тесного слияния в отношениях, характеризующегося ревностью и тревогой.
Человек выбирает отношения и виды деятельности, позволяющие избежать или совсем избавиться от боли утраты, насилия, одиночества. Кларисса ощущала нечто большее, чем просто утрата, своего рода «не-существование». Нечто важное в отношениях с матерью, что помогло бы развиться у нее способности формировать и чувствовать собственные потребности и привязанности, так и не появилось. Ей пришлось действовать на ощупь, без «устойчивой» базы, без поддержки семьи, без материнской заботы, и в результате она потеряла контакт с собственным внутренним сложным миром. На самом деле, как правило, именно помощь и забота матери позволяют малышу расшифровать и понемногу «переварить» все, что он должен усвоить из внешнего мира: присутствие и отсутствие других людей, существование как своих, так и чужих потребностей, увлечений, зависимостей, противоречий и т. д. Выйти в жизнь без этого багажа – все равно что прыгнуть без парашюта с высоты десятиэтажного дома.
У таких детей формируются состояния внутренней паники и тревоги, часто не поддающиеся идентификации, как это было у Клариссы, которая однажды случайно призналась: «На самом деле я страдаю клаустрофобией и агорафобией, а еще боюсь темноты. Раньше я никогда не замечала, что стараюсь избегать толпы, не люблю сумерки, мне хорошо в просторных помещениях, и я не переношу… закрытых комнат и помещений без окон».
«Я никогда не замечала…»:
то есть токсичная мать в первую очередь ворует способность распознавать и видеть самого себя. Обычное любопытство, присущее ребенку, у такого существа превращается в неусыпную бдительность, и у него просто не хватает сил заглядывать внутрь самого себя.
Как понять, что ты потерял нечто, чего у тебя никогда и не было? Как это осознать? Влияние важного фактора, одновременно вездесущего и многопланового, в принципе не поддается контролю. В ответ у ребенка формируются стратегии либо адаптации (чтобы не потерять уважение другого), либо избегания (чтобы не страдать и не отрекаться от себя). Эти стратегии препятствуют свободному выбору и не позволяют человеку в полной мере владеть собой.
Черная педагогика
«Далеко не все токсичные родители обязательно обращаются с детьми жестоко, прибегают к сексуальному насилию или страдают алкоголизмом, – пишет Даниэль Рапопорт[14] в предисловии к книге Сьюзен Форвард «Токсичные родители»[15] (см. библиографию). – Некоторые просто ведут себя властно, постоянно критикуют детей, всех презирают, склонны к манипуляциям или же вовсе не заботятся о детях и не в состоянии оказать им хоть какую-либо поддержку».
Если плохое обращение родителя, при взгляде со стороны, не является очевидным, не подтверждено законом и фактами, а выражается в том, что Алис Миллер[16] называла «черной педагогикой»[17], то есть проявляется в недостатке заботы о ребенке, в непредсказуемых требованиях или постоянных запретах, в отсутствии внимания к тревогам и чувствам ребенка, – результат чаще всего имеет более извращенный характер, чем в том случае, когда побои были доказаны, признаны нарушением и стали предметом обсуждения.
Бывает, что мать, совершенно нормальная, даже отличная с точки зрения общества, вдруг говорит дочери: «Ты так сопишь, что заплевала все вокруг, неужели нельзя вести себя поаккуратнее. Будешь сидеть голая в ванной, пока все не отмоешь», или же: «Перестань тереться о дверной косяк, ты пачкаешь стены. Поди сюда, я почищу тебе уши шпилькой».
Токсичный родитель иногда находит поддержку для своей вседозволенности у другого родителя, который склонен преуменьшать воздействие и говорит: «он (она) просто болен (больна)», «он (она) по-своему любит тебя», «это для твоего же блага», «надо отнестись с пониманием», «не жалуйся», «забудь, и все», «счастья нет», «будь выше этого» и т. д. Ну просто замечательное воспитание!
Подобные патологические семьи не допускают ни проявлений солидарности братьев и сестер, ни возможности выстроить собственную личность и узнать все, что необходимо, чтобы начать самостоятельно жить во внешнем мире. Даже на самых одаренных детей давят сильные запреты, они стигматизированы и унижены в общении с другими людьми – в результате общение вызывает животный страх, идет ли речь о страхе провала или о страхе быть поглощенным. Эти ранние нездоровые отношения лежат в основе многих серьезных заболеваний, поскольку гормон кортизол и способности организма к самовосстановлению не справляются со стрессом. Часто они провоцируют нарушения менструального цикла у молодых женщин, различные эндокринные дисфункции – например Кларисса страдала тиреоидитом Хашимото, аутоиммунным заболеванием щитовидной железы.
Одна из важных характеристик токсичного родителя – всегда говорить «нет» любому желанию ребенка, часто в скрытой или извращенной форме. Токсичный родитель стремится показать ребенку, что последний неправ, когда что-либо хочет: ребенок неправ всякий раз, когда проявляет собственные желания, поскольку так он показывает, что является другим, отдельным человеком, а это просто непереносимо для токсичного родителя. Ребенок, который мог бы быть более красивым, умным и ловким, чем его родитель в социальной, музыкальной или профессиональной жизни, все равно в какой, является соперником, и его надо контролировать!
Отбить всякие собственные желания еще в зародыше – значит перекрыть ребенку путь к его собственной человеческой природе. Представьте, что вы систематически говорите «нет» своему ребенку, всегда находите аргументы, доказывающие, что было бы лучше делать и хотеть что-то другое, а не то, что хочет он: вы открываете ему прямой путь к молчанию, депрессии, анорексии, алкоголю и суицидальным стремлениям…
Токсичный родитель вцепляется в жизнь и не отдает ее
Такой родитель не вкладывает в отношения с ребенком самого себя, он рассматривает свое дитя как часть себя, предназначенную для удовлетворения его же потребностей, а не как самостоятельное существо, обладающее собственным будущим и нуждающееся в заботе. Будущий взрослый, которому знаком только подобный тип отношений, с самого рождения чувствует вину, даже если он не испытывал голода или физических наказаний. Ребенок в контакте с не любящим его родителем принимает вину на себя, и поэтому ему трудно понять, что то, что он пережил, не является нормой. Осознание пережитого может создать затруднения в отношениях с родителем, ведь именно эти отношения служат ребенку единственной системой отсчета, и он постоянно борется с ужасным беспокойством из-за того, что иногда винит родителя за это. В конце концов у ребенка развиваются трудности с мышлением, речью или возникают телесные поражения, вроде псориаза или нервных тиков – все это показывает, как сложно обвинять в чем-то родителей, ведь за это приходится платить болезненным чувством собственной вины. Эта вина побуждает ребенка приумножать перфекционизм и повышать требовательность к самому себе – или сбежать в воображаемый мир, где можно утратить контакт с реальностью, ставя под угрозу социальную интеграцию и учебу.
Помимо физического воздействия, насилия, коварных, трудно поддающихся определению проявлений деструктивного, негативного и унижающего поведения, источником травмы также часто служит отрицание со стороны родителей и окружения. Токсичные родители удваивают свою токсичность, не признавая, что делали что-то плохое. В памяти ребенка остается «кровавый день», когда «папа сорвался и всех нас отправил спать без ужина», резкое слово, неожиданная пощечина, присущие, увы, человеческой природе, но рассказать о них можно разными словами, и даже превратить в шутку…
Родительское отношение можно считать токсичным, если грубые жесты и слова, взгляды, избыточные требования вместе с недостатком внимания и игнорированием желаний и мнения ребенка подрывают основы чувства эмоциональной безопасности и вызывают жгучий страх сделать что-то не то. Эти токсичные впечатления часто обуславливают трудности в учебе, соматические заболевания и провоцируют проблемы с привязанностью. Дети, воспитываясь в такой атмосфере, вырастают с синдромом страха и загадочным и пугающим образом другого. Став взрослыми, они будут пытаться изменить этот образ, используя чрезмерную привязчивость, стратегию «все или ничего», приближаясь порой к поведению, характерному для пограничных расстройств.
Пограничное расстройство
Люди, страдающие пограничным расстройством, испытывают трудности в процессе установления дистанции по отношению к другому человеку: он кажется им буквально «прекрасным или ужасным», иного не дано. Они либо не обращают на другого человека внимания, либо буквально кидаются ему на шею. Увы, эти взрослые люди несут в себе отпечаток невысказанного страдания, с которым они выросли. Они скрывают свою депрессию, не отпускающую их, но невидимую, прячут ее за повышенной чувствительностью и часто выдающимися способностями в самых разных областях: гимнастике, музыке или литературе (в качестве примера вспомним писателя Ромена Гари[18]). Почему же так происходит? Потому, что единственное, что важно для маленького ребенка, – это любовь его родителей. Если один из родителей токсичен, маленькое существо может подвергнуться деформации, отрицать или чрезмерно эксплуатировать собственные интеллектуальные или физические способности для поддержания позитивного отношения к себе родителя, чтобы всегда быть достойным любви в его глазах. «Если я буду таким или таким, мама будет хорошей», – говорит себе бессознательное малыша, который, по сути, ничего и не требует. Девочка поправляется, чтобы восполнить низкий уровень сахара в отношениях и не предъявлять матери, занятой другими делами, никаких требований. Мальчик помалкивает, чтобы не столкнуться с молчанием, родительским отказом или обесцениванием.
«Наши родители сеют в нас семена интеллекта и чувства», – пишет Сьюзен Форвард. Она полагает, что духовное наследие они передают точно так же, как гены, биологические особенности, иммунную защиту. В некоторых семьях – это семена любви, уважения и независимости.
В иных же семьях родители, переходя от равнодушия к непредсказуемости, внушают детям идею, что в семье они имеют такую же ценность, как котята, кучка маленьких существ.
Существуют также семьи, где страх, вина, отсутствие субъектности полностью отменяют возможность расти с четко определенными ориентирами.
Миф об Атланте: ребенок, который держит на плечах собственных родителей
Важно понимать, что толерантный ребенок – это ребенок, который уже перенес психологический абьюз. Дети рождаются не для того, чтобы понимать и терпеть недостатки и трудности родителей. Здоровый ребенок, к личности которого относятся с уважением, – это тот ребенок, который имеет возможность играть, жаловаться, быть беззаботным или даже немного надоедливым.
Если он слишком зрелый, слишком благоразумный, слишком посвящен в родительские тайны – это ребенок, перенесший интоксикацию, у него украли детство. Он будет стремиться развить в себе чрезмерную зрелость в ущерб внутреннему миру, чему-то вроде психологического позвоночника, который должен был бы помогать ему в будущем выносить на своих плечах эмоции и ответственность взрослой жизни.
Лишенный капитала, на базе которого он должен строить свое внутреннее пространство безопасности и развития, он будет расти как космонавт, который все понимает и ничего не чувствует, порой вообще не придавая значения собственной эмоциональной жизни.
Удерживая мир на своих плечах как Атлант, он превратится во взрослого, раздираемого между могуществом и повышенной уязвимостью.
Радость жизни для такого ребенка исчезает слишком рано и слишком быстро, а право на существование остается лишь за интеллектом и разумом. На самом деле это не так: все остальное все-таки имеет значение. Но для таких взрослых все остальное либо бессмысленно (они прагматичные и рациональные), либо опасно, ведь для них связь между привязанностью и отвержением или между привязанностью и страданием очень тесна. Конечно, это позволяет им выиграть время, стать независимыми и избавиться от ненужного романтизма, но это также может заставить их, избегая рисков, сбежать от приятной встречи, ведь она несет в себе полную неизвестность, которая непереносима. Для них построение отношений двух равноправных партнеров, которые должны познакомиться и приспособиться друг к другу, подобно хождению по горячим углям. Все невысказанные тревоги тут же возрождаются.
Бруно 35 лет. Талантливый предприниматель, экс-чемпион по гандболу, сын современной Медеи. Он превратился в заложника откровенных признаний матери и пережил гибель собственного идеала мужественности под влиянием ее жалоб, из которых она плела вокруг него токсичную сеть. «Я не хочу спать с твоим отцом, он вызывает отвращение». Бруно стал сливным бачком для материнских эмоций, губкой, впитывающей ее яд. Спутницей жизни он выбрал авторитарную, властную женщину, собственницу, которой нужна была то боксерская груша, то понимающая «жилетка» для ситуаций, когда ее паранойя и обсессивная[19] защита оказывались недостаточно действенны, и она погружалась в депрессию.
Бруно стал ходить ко мне на терапию через некоторое время после того, как расстался с ней, осознав, что нужно что-то изменить в его понимании отношений между мужчиной и женщиной, хотя он и не представлял себе, что конкретно. Ему казалось, что это надо сделать как можно быстрее – ведь во время путешествия в Лондон он встретил Симин, которая ему понравилась. Бруно был легок на подъем и следил за своей физической формой, но на первый в новом году сеанс (мы сделали трехнедельный перерыв на праздники) он пришел весь больной и сказал: «Вы будете смеяться. Полный мрак. После всего одного ужина с ней у меня заболела шея, потом началась ангина, а теперь она перешла в хронический ларингит. Я больше не могу есть, только леденцы от горла на ночь. Мне приходится по два часа ездить на велосипеде по утрам перед работой – я совсем перестал спать, меня периодически прошибает холодный пот. Я не влюблен, я… потрясен».
Вы, конечно, думаете, что любовь с первого взгляда – это шок, который может отправить в нокаут взрослого, которого слишком оберегали в детстве. Но тем, кто не смог выстроить собственную систему внутренней безопасности и определить для себя иные, чем шантаж или избегание, ориентиры во взаимоотношениях с людьми, благополучие в отношениях представляется чем-то неведомым, загадкой, ключом к которой они не владеют – поэтому оно провоцирует ужасную тревогу.
Новые события, происходящие с нами в жизни, вынуждают нас совершать своего рода чистку, удалять и уничтожать старые представления и схемы, для которых нет больше места. Новорожденный требует большей гибкости, потому что мы больше не можем контролировать распорядок своей жизни; новая работа требует, чтобы мы оставили предыдущую, новые эмоциональные отношения иногда очень насильственным образом воздействуют на наши глубинные психологические конструкции, определяющие эмоциональные связи.
Папа, мама! Другой человек, появляясь в нашей жизни, задевает и волнует – и можно его сразу возненавидеть вместо того, чтобы согласиться, что нам лучше любить его, чем идти своей дорогой в одиночестве. Именно это и сделал Бруно, которому с помощью сеансов психотерапии удалось сохранить открытость в сердце. Мы с ним обсудили все вытесненные чувства, которые вышли на поверхность благодаря его любовной встрече.
Алиса, 20 лет, была студенткой и специализировалась в области международной торговли. Она сразу же рассказала мне: «В выходные я ездила к своему другу. Мы все пошли в ресторан, потому что у его младшей сестры начались месячные и это надо было отметить. Я увидела, как мать моего друга подарила дочери новое платье. Я чувствовала себя девочкой со спичками из сказки, которая смотрит в окно на радующихся в тепле людей. Мы сидели в очень уютном ресторане, но мне казалось, что я замерзаю по другую сторону окна. Я ведь даже не помню, что я ела. Я казалась себе пластмассовой, похожей на большую куклу, сидящую среди живых, и чувствовала себя совсем глупо».
Я. Вы рассказываете, как чувствовали себя глупо. В тот момент вы чувствовали себя инопланетянкой, ошеломленной нормальностью этой семейной теплоты, которая напоминала вам о том, чего у вас не было, – и это было очень больно. Мне кажется, вы чувствовали себя глупо, чтобы не чувствовать себя потрясенной и расстроенной. Этот вечер действительно дался вам тяжело. Может быть, во время ужина были моменты, когда вы чувствовали что-то другое?
Алиса. Мне все время хотелось в туалет.
Я. Да, почки реагируют на адреналин диурезом. На символическом уровне этому соответствует переживание страха. Ваше тело сигнализировало, что испытывает сильный стресс. А что было потом?
Алиса. Туалет был на втором этаже. Я задыхалась, поднимаясь то и дело наверх, и думала: «Сама виновата, идиотка, ты два часа занималась спортом и после этого не позавтракала».
Я. Вы думали о себе в манере вашей матери, со злобой. Вы запыхались – у вас была тахикардия, вызванная потрясением, которое вы испытали, попав в настоящую семью, такую, какой она должна быть. Это на самом деле очень больно: оказаться рядом с тем, что никогда не испытывал, наблюдать, как девочка-подросток получает то, в чем она нуждается. Вы сохранили уравновешенность и доброжелательность. А кто-то менее уравновешенный и доброжелательный мог бы почувствовать, что ревнует, просто сходит с ума от бешенства, однако вы способны не испытывать ненависть и разрушительную зависть, когда другой получает то, чего нет у вас. Это ваша способность, которую ваша мать не смогла присвоить себе, хотя у нее ее не было. Это доказывает, что вы – не ваша мать и совсем не то, что ваша мать о вас говорит.
Алиса обнаружила на терапии, что у нее есть право плакать и жаловаться. Для нее это было трудно, поскольку действовал запрет, ведь всякий раз, расплакавшись, она ощущала себя «соплячкой» или «притворщицей» – так ее называла мать. Но еще больше она боялась стать похожей на мать, которая вечно повторяла, что ради детей она пожертвовала всем. Жаловаться в ее мире означало быть непослушной и одновременно быть похожей на мать. Это было вдвойне тяжело.
Я ей деликатно объяснила, как это важно – говорить о пережитом, принимать маленькую испуганную девочку, давать ей возможность поговорить о том, что с ней произошло, рассказать об этом другим и рассказать себе самой, и все это вовсе не то же самое, что жаловаться, чтобы сделать больно другому или получить какие-то выгоды.
Сегодня Алиса любит себя безо всяких условий и может себя защитить. Но она также знает, что между ребенком, которому мать хочет дать все самое лучшее, и ребенком, у которого мать похитила собственное мнение, энергию, спокойствие, право на существование, лежит пропасть.
Эту пропасть она смогла пересечь, дав себе то, чего у нее не было. Она взбунтовалась. Она полюбила себя и позволяет себе любить. Она одержала победу.
Родитель, этот внутренний враг
Таким образом, внутренним врагом может стать враждебная или разрушительная родительская фигура, которая заставляет нас относиться к себе так же, как этот родитель относился к нам, ориентируясь на родительский взгляд, ставший частью нашего «Я». Ведь младенец смотрит на мир глазами своей матери.
Этот родитель может заставить нас чувствовать себя по очереди прозрачным, чудовищным, ничтожным и никчемным.
– Прозрачный. Когда установки родителя не соответствуют ритмам и потребностям ребенка, последний вынужден постоянно адаптироваться и испытывает хронический стресс. Это мешает ему жить в «своем собственном ритме», физическом и психологическом.
– Ужасный. Мать маленького ребенка должна создать атмосферу, позволяющую малышу выработать ощущение непрерывности существования. Забота матери, сопровождаемая словами, взглядами, ласками, улыбками, в дальнейшем ободрением и терпением дает ребенку почувствовать себя личностью, заключенной в теле, обладающем внутренним и внешним содержанием, владеющем инструментами, позволяющими брать из внешнего мира способы для выражения внутреннего содержания (слово, рисунок, жест…).
Если ребенок находится под влиянием токсичного родителя, он привязывается к идее, подменяющей существование у него собственных потребностей. Границы я/другой, внутри/снаружи он сформировать не может, поскольку для токсичного родителя этих границ существовать не должно. Иначе ребенок может стать самостоятельным и вырваться из-под его власти. Границы должны сохраняться максимально размытыми, а слова – обесценивать потребности ребенка или сбивать его с толку парадоксом («я бью тебя для твоего же блага», «ты хочешь это, но это не нужно», «нет, вода не слишком горячая» и т. д.), ставя под сомнение само естество маленького человека и сам факт его существования. Ребенок не осознает размытость границ, потому что так было всегда.
Став подростком, ребенок будет использовать родительские установки, перенося поиск психологических границ, герметичности, безопасности, внутреннего пространства в свою собственную психику и в границы собственного тела: «Я чувствую себя ужасным, слишком толстым, уродливым, кривым…» Границы, которые он не смог установить в детстве, превратятся в нездоровые привязанности, анорексию или булимию, занятия спортом на износ или алкоголизм – он будет стремиться заполнить пустоту, которая на самом деле не пустота, а просто отсутствие границ. Как наполнить то, что не имеет берегов?
– Ничтожный и никчемный. Этот ребенок не может быть принят в семье таким, каков он есть, он должен постоянно добиваться признания и не может в принципе чувствовать себя удовлетворенным и расслабленным. Такого ребенка во взрослом возрасте можно упрекнуть в хронической неудовлетворенности и неспособности радоваться жизни. Но ему надо работать как вол, чтобы успокоить своего внутреннего тирана! Бруно говорил: «Это как если бы каждое утро надо начинать все с нуля, как будто ничего не достигнуто, нет ничего постоянного, ничего не осталось, кроме долгов, и ни одно мое достижение больше не имеет смысла. Как только цель оказывалась достигнута, даже если она достигалась огромной ценой, все то, что мне удавалось сделать, или то, что я получил, теряло моментально всякий смысл. Это сделало из меня великолепного предпринимателя, но плохого управленца. Мне все время необходимо было начинать что-то новое, но как только все приходило в движение, я немедленно отдавал бразды правления. Это происходило не из-за нестабильности, а из-за тревоги. Вполне возможно, что я не верил в свою способность что-то делать долгое время, я предпочитал не браться за дело, чтобы избежать неудачи. Это было даже хуже, чем умереть, потому что моя мать в любом случае была разочарована».
Эта патология поиска идеала не знает отдыха. Бруно прекрасно сформулировал, что значит страдать от фундаментальной нарциссической недостаточности и тиранического идеала собственного «Я».
Токсичный родитель часто помещает своего ребенка внутрь парадоксальной ситуации: у него нет ни права провалиться, ни права добиться успеха.
Ребенок в результате будет стремиться стать беспроблемным, но не блестящим, и всегда будет ограничивать себя в своих проявлениях, чтобы избежать чувства вины, связанного с возможностью превзойти родителя.
У девушки это может проявиться в ее отношении к собственной внешности: она будет стараться выглядеть безупречно, но без стремления к совершенству, чтобы не вызвать ревность у матери. Она не позволит себе одеться к лицу, не сделает стрижку, которая ей нравится, не осмелится на маленькие улучшения внешности, которые могли бы доставить ей удовольствие в ее отношениях с телом и собственной сексуальностью.
Так, Алиса мечтала об улучшении формы груди, и когда позволила себе наконец операцию, ее сексуальность заново расцвела, поскольку речь шла вовсе не о том, чтобы подчиниться мужчине или какому-то внешнему диктату, но скорее о ее собственном желании символически и физически обрести новую женственность: ее фигура была изменена годами занятий спортом, которым она занималась для борьбы с депрессией. В ее случае именно не делать ничего со своим телом было равнозначно наказанию и ограничению.
Оскорбления и унизительные высказывания вместе с насмешками в семье называли просто «юмором». Они были вдвойне уничижительны: мать смеялась над зубами Алисы, добавляя в присутствии всей семьи «ты уж слишком ранима, бедное дитя», и оставляли после себя шрамы, куда как более глубокие, чем от ножа, – раны поражали и тело, и душу.
Токсичность этих ревнивых, склонных к паранойе, безумных и чрезмерно властных родителей, лишенных способности любить и заменяющих любовь унижением, чтобы почувствовать себя сильным или повысить самооценку, сделав из собственного ребенка совершенство, – все это не имеет ничего общего с обычными человеческими конфликтами, присущими людям, которые никто и не думает отрицать.
Нужно четко понимать, что токсичный родитель, – это запрет на душевный покой для будущего взрослого.
У него нет ни права быть собой, ни права на успех и счастливую жизнь, ни права на провал. Чтобы не сойти с ума, ему приходится лавировать между бессмысленными требованиями и отсутствием любящего и располагающего взгляда. Приходится плыть, не имея ориентиров, через море безумия, и при этом постараться не утонуть. Создавать образ себя самого и своих взаимоотношений с другими людьми в таких условиях равноценно подвигу Геракла.
Помочь самому себе
В подобной ситуации необходима помощь терапевта – он сыграет роль вспомогательного «Я», поскольку собственное «Я» пациента сильно пострадало, а его самоуважение не сформировано. Чтобы освободиться от внутреннего врага в ситуации, когда ты рос под властью токсичного родителя, нужно честно признаться себе, что, чтобы познать, что такое насилие в отношениях, совершенно не обязательно пережить насилие физическое; есть множество способов, когда это не будет преследоваться законом.
Ваши братья и сестры, другой родитель не захотят обо всем этом ничего знать, а вы долгие годы будете жить с чувством собственной испорченности и ничтожности.
Токсичный родитель разрушает способность ребенка расти, дышать и двигаться. Когда токсична мать – токсичны ваши истоки. Получается, что первый человек, с которым дитя устанавливает отношения, способствует и его разрушению, делая из ребенка носителя виновности, стыда, связанного с переживанием того, что он не такой, как другие, разрушенный, обреченный молчать, грязный. Та, которая дала вам жизнь, вас же и травит.
Навязчивые и токсичные матери для детей аналогичны опухоли души. Сколько лет должно пройти, сколько боли придется испытать прежде, чем удастся снова получить право на свое тело и на жизнь, дающую возможность быть счастливым, на то, на что мы были способны в детстве, когда в полной мере обладали спонтанностью, готовностью любить и радостью жить? Чтобы подтвердить, что вы оказались в подобной ситуации с токсичным родителем, не лишним будет изучить вопросник, который разработала Сьюзен Форвард[20], психотерапевт, изучавшая токсичных родителей. Он простой, прямой и эффективный.
В процессе терапии с подобными искалеченными пациентами можно совершить необычайное и захватывающее путешествие. Восстановление собственного «Я» позволяет пациенту стать взрослым человеком, который твердо стоит на ногах, открыт, более не подвержен приступам страха, игнорирует фантазии пытающегося манипулировать им человека. Подтверждение подобной возможности – Кларисса, а также с десяток других пациентов в моей практике и результаты моих коллег.
Распознать парадоксальные указания
Если вы считаете, что ваши отношения с отцом и/или матерью не были основаны на доброжелательности и безусловной любви к вам как к живому существу, я могу порекомендовать прочитать еще книгу Алис Миллер: «Тело не врет. Как детские психологические травмы отражаются на нашем здоровье»[21](см. библиографию).
Книга поможет вам идентифицировать категорические императивы и парадоксальные требования, которые предъявляют токсичные родители, например такие:
– «Не покидай меня» (шантаж, удержание возле себя).
– «Не повторяй это никому».
– «Не люби никого сильнее меня, ты станешь жертвой манипуляций или разочаруешься».
– «Не будь более успешен, чем я, но не разочаровывай меня».
– «Не будь красивой, не будь уродливой и отвратительной».
– «Не имей своей собственной жизни».
– «Ты меня убьешь, если будешь продолжать».
Они также позволят вам узнавать токсичные мысли и убеждения, которые были внушены вам при непосредственном контакте с родителями, такие как:
– «Я не должен ничего говорить, что может доставить неудобство папе/маме».
– «Если я стану совершенством, все будет хорошо» (страх).
– «Я обязан сделать их счастливыми, чтобы они мной гордились».
– «Я должен стремиться к совершенству, мои мечтания и потребности не имеют значения, я должен».
– «Если я дам волю гневу, то они умрут».
– «Если я дам волю гневу, то умру».
Эти установки неизбежно приводят будущего взрослого к провалу: он не может ни спасти своих родителей, ни сделать их счастливыми.
Если они токсичны, ничего для них сделать невозможно, можно только уйти от насилия, ограничив собственный ущерб. Подобные родители заставляют детей чувствовать ужасные грусть и вину за то, что спасти их так и не удалось. Сильный страх от их угроз, ненависти, критики терзает человека даже и после того, как он давно начал жить своей жизнью. У него нет никакой опоры, не будет никогда и передышки, надо жить, танцуя на горящих углях… и этому надо положить конец.
Освободиться от собственного токсичного тела
Токсичное «Я» поселяется в теле, пропитанном стрессом и страхом еще в том возрасте, когда беззаботность – главное, что необходимо для выработки иммунитета, развития мозга, роста, формирования ритмов активности (концентрация, мышечный тонус) и отдыха (пищеварение, сон) организма, пубертатных ритмов.
Агрессии подвергаются и душа, и тело ребенка, его восприятие реальности, способность формирования границ и отношений, а также общая жизнеспособность: известно, как связаны между собой иммунитет и нежные отношения… Часто боль, испытываемая пациентом, не только отражает вытеснение эмоций, но и свидетельствует о недостатке кислорода в теле, испуганном настолько, что оно начинает задыхаться вместо того, чтобы дышать. Вооружившись новыми знаниями, надо начинать работать с телом, потому что, несмотря на осознание недостатков воспитания, недостаток кислорода никуда не девается: это как сравнивать организм, выросший на свежем воздухе в горах и организм, выросший в окрестностях Чернобыля.
Изменения должны произойти не только в мыслях, по мнению Джо Диспенза[22], но и в теле: вам придется выйти за пределы нынешнего тела и дать ему возможность начать что-то новое. В этом выходе за пределы нет ничего мистического и невозможного. Тело просто переступает через последствия прошлого. Просто? Да, дорога предстоит длинная, но я кое-что о ней знаю. В ходе терапии мы стремимся идентифицировать ощущения, связанные с токсичными родителями. Например, шея и плечи напрягаются, глаза начинают блестеть, ноги поджимаются, гортань пересыхает, могут возникать диарея или тошнота. Никто не сможет упрекнуть вас в преувеличении. Ваше тело (ваша стадия зеркала[23], сказал бы поклонник философии Жака Лакана[24]) чувствует, что вас ждет. Вы блокируете спину в ответ на оскорбления, руки дрожат, вы не можете ничего удержать, у вас горят уши или сжимаются челюсти, а когда вы ложитесь спать, происходит невротическая разрядка и выступает холодный пот.
Укрепление тела, дыхание, сопровождающееся релаксацией, пересмотр системы питания и телесных потребностей помогут избавиться от мрачных мыслей и достичь жизненной энергии и счастья. Без них вам придется отказаться от встреч с родителями, вы не будете в силах изменить отношение к самому себе и внешнему миру.
Иного пути у вас нет.
Не ждите ничего от ваших родителей, они не поменяются. Попытки внушить вам чувство вины и шантаж станут только интенсивнее по мере вашего отдаления и возникновения ощутимых перемен.
Находить другие образцы для подражания и научиться забывать
У вас уже не будет других, добрых родителей. Но вы обязательно встретите доброжелательных людей, с которыми сможете построить отношения доверия и дружбы, пусть и со временем, помня при этом, как важно соблюдать осторожность и не давать себя использовать. По отношению к материнским и отцовским фигурам у вас всегда будут возникать сильные переживания, всякий раз, когда вы будете видеть других родителей, которые нежно разговаривают с детьми, устраивают в день рождения веселый праздник или просто смотрят на детей с любовью.
Вы быстро научитесь давать это себе самостоятельно и окружать себя людьми, которые будут уважать и ценить вас, а не пытаться похитить вашу энергию. У вас будет возможность меняться самому и останавливать других – но не заставлять их меняться. Оставлять этих других наедине с самим собой, вот что надо делать. Избегайте конфликтов, которые грозят вам ударом в лицо в виде чувства вины, шантажом и унижением, могут заставить думать, что вы сходите с ума или преувеличиваете. Почему? Потому что это токсичные родители утягивают вас на дно.
Вы не сможете чувствовать себя хорошо после встречи с ними, пока не изживете все последствия общения с ними и не выработаете иммунитет против их агрессии, какой бы скрытой она не была. Начинайте работать прежде всего над самим собой. Не над их проблемами. Над собой и тем, что вы почувствовали и пережили. Мы не можем изменить других, поэтому не пытайтесь работать ни над ними, ни с ними, если чувствуете, что они каким-либо способом делают вам больно.
Время успокоиться
Настанет день, когда вы сможете с ними встретиться, поужинать, поговорить, и ничего не случится. Вы будете вежливым, естественным и даже в хорошем настроении, поскольку вас больше не будет это все волновать. Вы будете полны жизненных сил и почувствуете гордость за то, что победили их и нейтрализовали их негативную энергию. Вы станете к ней невосприимчивы, это не вызовет ни страха, ни горя, ни депрессии, ни гнева, ни даже обиды. Не потому, что вы будете подавлены или прощены. Вы просто обретете свободу. Вы сможете присутствовать и не быть принятым. Вы научитесь отвечать, сохраняя здравый смысл, не поддаваясь на их манипуляции. Сможете даже отправить их на все четыре стороны, если захотите.
Вы начнете новую эмоциональную жизнь, смените ее направление. Они покажутся вам мелочными, анекдотичными, даже если вы будете сознавать, что, вероятно, именно из-за них вы серьезно больны.
Возможно, все это покажется вам не совсем нормальным, но это, однако, и есть та самая свобода, которая ждет вас, если вы освободитесь. Попутно вы, может быть, обнаружите, что развили в себе повышенную чувствительность, которую приятно будет применить, например, в артистической деятельности или в области диагностики, если вы врач.
Теперь вы отвечаете за себя самого и за свою жизнь. Но ребенком вы не могли отвечать ни за единое слово, взгляд, отношение ваших родителей. Это они были вашими родителями и потерпели неудачу. Они потерпели неудачу как родители, но и как мучители тоже – вы живы и готовы заниматься собой.
Снова научиться счастью
Не используйте свой гнев для подпитки собственного негативного образа. Без гнева вы бы умерли! Он помогает быстро восполнить запас жизненной энергии, выкачанной вампирами. Конечно, вы бы хотели избежать депрессии. Вы хотели бы обрести равновесие, прекратить постоянно тревожиться, избегать неудачных любовных взаимоотношений, иметь право на счастье… Но вина и яд внутри вас, страх, засевший в вашем теле, вам в этом мешают. Чтобы не чувствовать себя опустошенными, мы переполняемся горечью прошлого, то и дело в него возвращаемся, в нем укореняемся, начинаем им жить…
В подобном случае на начальном этапе, даже если терапия позволила сделать другой выбор и обратиться к доброжелательным людям, мы продолжаем негативно интерпретировать происходящее. Страхи начинают каркать, как потревоженные вороны.
Последний же период терапии становится моментом взлета, временем привыкания к счастью. Застряв между чувством вины за возможность счастья и страхом потерять новое сокровище, то есть ваше новорожденное «Я», вам придется, как ребенку, снова научиться ходить, дышать, стать наконец самим собой, укорениться в себе, стараясь не утратить доверие.
Поначалу счастье кружит голову. Если раньше у вас ничего не было (даже если окружающие думали, что было все: красота, успех, материальное благополучие, на самом деле у вас не было нормального отдыха, сна, полноценного дыхания, телесного спокойствия). Впоследствии, когда агрессия наконец прекращается, жертве токсичности требуется время для адаптации, и депрессивная пустота может стать признаком того, что происходит работа горя, переживается утрата прежнего «Я». Запустить этот процесс может исполненная детская мечта: вы смогли добиться признания в общественной среде (артистической, профессиональной…), вступили в брак с человеком доброжелательным и заинтересованным в вас и вашем благополучии.
Освобождение от токсичного «Я» предполагает преодоление воистину необъятного комплекса эмоций и их полное принятие – в том числе бешенства, непонимания, скорби.
Приготовьтесь к переживанию приступов сильной депрессии, во время которых вы будете терять свою защиту, будто сбрасывать кожу – вам придется пережить утрату иллюзий. Эти иллюзии тешили вас надеждой, что если вы сохраните прежние отношения, то получите в крайнем случае немного поддержки и любви. Увы, такого никогда не будет.
Только отдав кесарю кесарево, то есть предоставив ребенку, которым вы были, полное отпущение грехов и вернув «обязанности на место, то есть на плечи родителей», как считает Сьюзен Форвард, и я, как терапевт, с ней полностью согласна, человек способен отделиться от родительского дискурса и начать исцеление ран, пересадку изуродованных или недоразвитых частей собственного «Я» (в первую очередь, эмоций), и двигаться в сторону собственной свободной идентичности.
Когда иметь братьев и сестер плохо
Наша идентичность и наша личность формируются в ближайшем окружении, в семье. Но было бы ошибкой думать, что это формирование происходит исключительно в процессе взаимодействия с родительскими образами.
Наше место среди братьев и сестер и наши отношения с ними – или же статус единственного ребенка – служат важными факторами в формировании принципов наших отношений с другими людьми. Отношения между родителями и наши с ними отношения влияют также и на наши отношения с братьями и сестрами, а братско-сестринские отношения сказываются так или иначе на наших представлениях о себе, социальных навыках и выборе партнера.
«Наши отношения с родителями, их отношение к каждому из детей, а также связи, которые завязываются у нас с братьями и сестрами, определяют формирование нашей личности», – считает Лизбет фон Бенедек[25].
Совершенно не обязательно пережить насилие от одного или нескольких братьев или сестер, чтобы наша личность получила глубокую отметину в ходе формирования наших отношений с «похожим и одновременно другим» человеком. После смерти родителей вполне вероятны войны за наследство, возрождение конфликтов, вытесненных в детстве, ревности, связанной с родительским вниманием, борьбы за признание собственной идентичности.
Путь к зрелости от первичного хаоса к умиротворяющей индивидуализации далеко не безоблачен. Еще со времен мифа об Изиде и Осирисе, истории Золушки, притчи об Авеле и Каине человечество стремилось нейтрализовать угрозу или чувство опасности, исходящие от этих «первых других» в нашей жизни.
Тем не менее привязанность и поддержка этих других нам очень помогает порой, и иногда в значительной степени формирует, помогая противостоять разным жизненным опасностям.
Ребенок-симптом
Иногда рядом с дисфункциональными родителями один из детей становится ребенком-симптомом. Он в большей степени, чем братья и сестры, выражает проблемы семьи – трудности, нарушения системы питания – или переживает ставшие привычными для всех провокации, тем самым одновременно подавая сигнал тревоги и пытаясь отвлечь внимание, например, чтобы воссоединить родителей на грани развода.
Напротив, если родители выполняли свои обязанности небрежно или недостаточно присутствовали в жизни ребенка, брат или сестра могут стать опорой для обретения личности. Это может как помочь спасти ситуацию (старший брат выступает защитником младшего, если отец отсутствует или болен) так и, напротив, усилить конфликт (у старшей сестры может возникнуть чувство, что у нее украли детство и сделали маленькой мамой, заменяющей мать, занятую последующими беременностями).
В своей терапевтической практике, изучая личности пациентов, я сталкиваюсь с одинаковыми чертами, связанными с занимаемым ими в семье местом. Так, я заметила, что старшие дети, лишившиеся статуса единственного ребенка в возрасте до трех лет, часто страдают сильной вытесненной завистью, потребностью в навязчивом контроле, как будто им было необходимо вытеснить нарциссический гнев и защититься от слишком ранней утраты чувства, что «ты для мамы все», в котором ребенок нуждается от младенчества до детсадовского возраста.
Чтобы выйти из токсичных отношений или освободиться от постоянной неуверенности в себе и недостатка доверия к миру, полезно исследовать наши связи с братьями и сестрами. Брат или сестра действительно одновременно являются и другим человеком, и двойником. Соперник, но также и сообщник – например, когда братья и сестры взаимно поддерживают друг друга в семье безответственных родителей или пары на грани развода.
Семейные расстановки и психология представителей разных поколений
Если вы чувствуете серьезное скрытое эмоциональное давление, связанное с братьями и сестрами, существенно помочь вам могут два инструмента: семейные расстановки, с одной стороны, и построение генеалогического древа, метод транспоколенческой психологии.
Лучшее понимание места, влияния и памяти каждого члена семьи (например, старший брат получил имя дяди, покончившего жизнь самоубийством), поможет вам выявить эмоциональные столкновения и зоны «молчания», и вы, возможно, сможете понять источники тех или иных комплексов и желаний, которые присутствовали у вас изначально.
Что-то можно визуализировать и прояснить, просто выписывая на листочке имя и дату рождения каждого из ваших братьев и сестер. Вы увидите, что в семье ваше место среди братьев и сестер, пол, были ли вы желанным или нежеланным ребенком для родителя того же пола или родителя противоположного пола, стали ли бы вы желанным, родившись девочкой, а не мальчиком (или наоборот), или же вы родились после многочисленных выкидышей, или были нежданным (последний самый младший) – все это определяет отношение к вам, а также родительский образ, отличающийся от образа родителей в представлениях братьев и сестер. Определите также место ваших родителей в их семье. Быть старшим ребенком у родителя – старшего ребенка – это совсем другая расстановка, чем родиться младшим и последним у родителя-младшего и последнего.
Поведенческие реакции, проявляемые в разных социальных ситуациях, начиная со школьного двора, будут очень разными. «Перенос» опыта предшествующих поколений и семейной истории по-разному влияет на членов одной семьи, в зависимости от пола и места в иерархии братьев и сестер.
Представления родителей об их детях, о месте каждого и об отношениях между ними, играют огромную, но коварную роль в отношениях будущих взрослых. Чтобы установить с братьями и сестрами взрослые отношения, необходимо прежде всего пойти своим собственным путем: освобожденные от родительских проекций, эти отношения могут быть более или менее близкими в зависимости от симпатий каждого члена семьи.
А теперь поиграем: возьмите листок бумаги.
Про каждого брата и сестру вы должны ответить на следующие вопросы. Делайте это, не раздумывая долго, не используя сложных словесных конструкций, если вам приходит на ум всего лишь одно слово. Со временем вы сможете дополнить вашу запись, потому что эти вопросы призваны прояснить для вас текущую психологическую ситуацию.
– Какие воспоминания остались у меня о наших отношениях в детстве (хорошие, плохие, безразличие, я ходил за ним / за ней по пятам, мы защищали друг друга…)?
– Воспроизвожу ли я эту модель с коллегами или друзьями, и как я это делаю? (например, с моим начальником я воспроизвожу отношения, которые у меня были с моим старшим братом, а в любовных отношениях – мои отношения с младшим).
– Какие у нас отношения в настоящее время (вежливые, но держимся на дистанции, полное слияние…)?
– Какие между нами существуют недосказанности, с моей точки зрения?
– Какие черты его личности вызывают у меня восхищение?
– Что в нем для меня невыносимо?
– В чем он служит для меня примером?
– В какие сферы наших отношений вмешивались родители (и продолжают ли вмешиваться)?
– Трудно ли мне сейчас влиться в группу незнакомых людей или я всегда нахожу людей, с которыми можно взаимодействовать или даже делать совместные проекты?
– Какую «роль» я играл в семье (клоун, спасатель, посредник, козел отпущения, любимчик, ответственный)?
– Какие следы этого проявляются в моих отношениях с партнерами и руководителями сегодня? Часто ли я веду себя подобным образом или предпочитаю иной тип поведения? Какую выгоду я при этом извлекаю? Помогает ли мне это добиться внимания и любви других? Способствует ли это подавлению каких-то сторон моей личности? Каких?
– Служит ли брат/сестра для меня идеалом любовной жизни, или наоборот, выглядит чем-то неприемлемым для меня?
– Изучите ваших партнеров, стараясь понять, какое из их качеств первоначально привлекло вас. Возможно, вы будете удивлены, когда увидите, что речь все время идет о некоем сходстве с одним из ваших братьев или сестер. Вы можете посмотреть со стороны на того, кто вам нравится, и задать себе вопрос: «Слушай, на кого из моих братьев он похож? – Ага, узнаю грустный взгляд брата… я так мечтала его защищать».
Эме: ребенок-терапевт
Я уже описала категорию ребенка-симптома, но еще не рассказала о ребенке-терапевте. Мы можем рассмотреть этот случай на примере моей пациентки.
Эме 32 года, она дизайнер интерьеров и работает в основном как самозанятая, на дому, подрабатывая в коммерческой фирме на неполную ставку. Она часто ездит на объекты и любит свою профессиональную жизнь, которая оставляет ей достаточно свободы и позволяет реализовывать себя в творчестве в «проектах, с помощью которых я могу воплощать свои идеи и встречать новых людей».
Она очень старалась не пропускать наши сеансы, всегда приходила вовремя и опасалась, что не сможет «быстро достичь результатов, да так и остаться младенцем». Я же пыталась ее убедить, что в нашей работе не бывает соревнований или вручения призов, поэтому ей вполне можно было двигаться в своем ритме, стараясь не упустить важные переживания, в месте, где она могла обо всем этом думать вместе с тем, кто никогда не стал бы ее судить.
Двойная ноша Эме
До появления Эме на свет у ее родителей родились три сына. В восторге от появления маленькой сестренки, три брата постоянно крутились возле нее. Но мать Эме начала вести себя очень деструктивно по отношению к дочери. Женщина властная, склонная подавлять близких, эгоцентричная, она, потеряв статус единственной женщины в семье, увидела в дочери одновременно идеализированный образ самой себя и злостную соперницу. Муж и дети обожали девочку, и это было невыносимо, ведь она сама никогда не чувствовала себя любимой своей собственной матерью, которая на момент ее рождения горевала по предыдущему мертворожденному ребенку.
Постоянная неудовлетворенность, эгоцентризм и истерические черты личности приносили матери Эме множество дополнительных выгод: она всегда представлялась страдающей жертвой (чего, ради кого и каким образом – этими вопросами уже давно никто не задавался). Поэтому дети, которых она родила, стали детьми-«затычками», позволявшими ей восполнить нехватку эмоций, а с самой младшей дочерью она обращалась крайне непоследовательно. Эме ее успокаивала, заменяла мужнину любовь – она больше не хотела его любить. Девочка находилась постоянно возле материнской постели, а мать, чтобы не расставаться с ней, часто не пускала ее в школу под предлогом «хрупкого» здоровья.
Ребенок стал, по сути, чем-то вроде терапевта, обязанного заботиться о матери (мать то просила массировать ей живот, то повторяла, что без нее просто покончит с собой, и т. д.). Эме таким образом оказалась изолирована от возможности общения с отцом, не допущенным до роли ее потенциального защитника, отрезана от братьев, подсознательно ревновавших мать к ребенку, захватившему все материнское внимание и доверие. Отец дал материнской половине дома прозвище «Гинекей[26]», подчеркивая, что был исключен из отношений в семье.
Материнские манипуляции
Эме дорого заплатила за материнские манипуляции. Лишенная поддержки отца и братьев, она почувствовала на себе всю силу материнской агрессии. Кто бы мог такое заподозрить – однако это была ревность к сопернице. Ее надо было изолировать, чтобы, с одной стороны, держать на привязи, а с другой – избежать возможного соперничества в глазах мужской части семьи. В конце концов, когда Эме подросла, мать попыталась полностью убить в ней женственность. Она практически под ноль отрезала ее волосы, насмехалась над ее телом, унижала, когда тело начало меняться с возрастом. Мать создала девочке ужасные условия жизни, учитывая их социальное происхождение. Дочь рисковала получить полноценный психоз, оказавшись в темнице на пару с мамашей, которая то орала на нее, то угрожала выброситься из окна…
Эме попала таким образом под тройное давление. Ее лишили детства, ей пришлось выработать гиперчувствительность, что сказалось на ее телесном здоровье и на состоянии воображения, она пережила разрыв с братьями, ревновавшими к «избранному ребенку». Поскольку, несмотря на все ее попытки впитать в себя материнскую тоску во имя защиты братьев, они все равно стали относиться к маленькому терапевту равнодушно, а иногда даже открыто враждебно, считая ее «подлизой», даже не попытавшись понять, что она пережила.
Эме вынуждена была расти между давящей матерью, пытавшейся лишить ее собственной воли, поглотить, и отцом с братьями, которые ее игнорировали и практически не присутствовали в ее жизни – тем не менее она ценила их достоинства и очень их уважала. Сила этой девочки заключалась в ее способности компенсировать отсутствие любви, подражая качествам, замеченным ею у мужчин ее семьи. Подобно младенцу, подражающему окружающим его любящим взрослым, Эме уцепилась за образы родных ей мужчин, как за спасательный круг, и сумела построить собственную защищенную и сильную личность и отсоединиться от матери. И неважно, были ли ее образы отца и братьев идеализированными или вполне реальными – главное, что они помогли ей уйти из-под влияния матери и создать нечто другое, не связанное с постоянным повторением и разрушением. Так она смогла сохранить психологическую независимость и душевное здоровье.
Эме умудрилась вырваться из жесткой хватки матери, несмотря на чувство вины и серьезные психосоматические последствия… Увы, но, обретя независимость и оградив территорию, она не смогла выстроить для себя пространство спокойствия и безусловной безопасности на телесном уровне. Постоянное уничтожение границ между ней и другими, инициированное ее матерью, сделало ее очень восприимчивой к неблагополучию других людей. У Эме это проявилось в слабости желудочно-кишечной системы – недуге, демонстрировавшем, насколько ей трудно распознавать и удалять плохое, сохраняя для себя только хорошее.
Эта повышенная чувствительность усугублялась ощущением отверженности родными мужчинами, которыми она искренне восхищалась. «Мне казалось, что они любящие, справедливые, прямые, добрые со всеми, кроме меня».
Сеансы терапии
В течение нескольких сеансов мы прорабатывали понимание того, что ее мать насаждала соперничество, чтобы властвовать разделяя. Стремясь к всемогуществу, она специально разрушала до основания отношения между Эме и мужчинами в семье.
Эту травму Эме проецировала и на посторонних мужчин. Ей никак не удавалось поверить в то, что мужчина не всегда источник разочарований. Она построила свою модель мужчины, исходя из идеализированных образов своих братьев. В реальной же жизни у нее возникло ощущение, что все мужчины какие-то незрелые, и это вызывает у нее скуку и недоумение; в результате она выбрала независимость и одиночество. Чтобы более не испытывать разочарований, Эме стала амазонкой.
Наши сеансы продолжались уже несколько месяцев, когда Эме познакомилась с Жаком. Спустя несколько недель после знакомства она впала в панику. «У меня шок. Мне плохо, все как в тумане. Меня тошнит, какие-то спазмы. Но к Жаку это не имеет отношения – у него, безусловно, есть достоинства и недостатки, как и у всех, и я не боюсь стать зависимой от него, это же связано только с моим прошлым. Но я в ужасе. Поначалу это он был в шоке. Без конца болел, похудел и плохо спал, мучился от боли в шее, короче, у него были все признаки стресса. А теперь я его боюсь. Я боюсь выстроенной им защиты».
Я. Какой выстроенной им защиты? Мне кажется, что у него нет никаких особенных защит! Просто это другой человек, с которым у вас формируются отношения, и в самом начале нужно определить равновесие между моментами интимного, тесного сближения и моментами отдаления. Иначе может возникнуть беспокойство, а вдруг тебя забыли, просто потому что ты сам забываешь в какие-то минуты о другом человеке, увлеченный собственной жизнью.
Эме. Нет, я боюсь. Мне кажется, что я не существую в его мыслях, когда меня нет рядом.
Я. Если бы это было так, он не стремился бы к продолжению отношений. Может быть, он, наоборот, стремится построить с вами прочные отношения… Он просто не хочет торопиться, утомлять вас, встречаться с вами, когда устал. Дайте же и себе самой время, чтобы освоиться. Вы проецируете на отношения с Жаком ваши детские впечатления от контактов с вашей первой любовью – родителями и братьями.
Вы на самом деле пережили период, когда не существовали как отдельная личность, с собственными потребностями, в представлениях ваших близких. Поэтому совершенно естественно, что периоды молчания заставляют вас снова пережить болезненное состояние: вы как будто исчезаете в его мыслях, когда вы не вместе. Полное поглощение, с одной стороны, полное отсутствие – с другой. Вы все время готовитесь к чему-то подобному. Но ведь это уже случилось, это позади, в прошлом. Вы реагируете на тень от тени. Вы пережили отказ братьев от вас. В результате, несмотря на вашу независимость и уверенность, сегодня, как только вы встречаете симпатичного вам мужчину, вы заранее начинаете его ненавидеть, предполагая, что он вас бросит, и делаете все, чтобы избежать близости. Понимаете ли вы, что прошлое страдание заставляет вас страдать снова, воскрешая в вас все прошлые страхи и делая подозрительной?
Эме. Да, вы правы, я не доверяю ему. Мне то и дело хочется его послать. Я ему доверяла, а сейчас мне стало страшно, а это значит, что мои чувства к нему укрепились, я начинаю сомневаться, что у нас что-то получится и что я не напрасно теряю свое время. Я не решаюсь как-нибудь это ему объяснить, потому что боюсь, что он и так, и так сбежит. А мне надо сохранить отношения. В результате у меня бессонница, приступы булимии, все время тошнит и болит горло. На самом деле он мне не так уж и нужен, но мне так хочется мужских объятий. Но я не понимаю, кому можно отдать такую власть над собой.
Я. Вам прежде всего нужно научиться доверять, а потом уже можно будет отправляться на поиски. Без доверия это действительно будет просто власть одного человека над другим, а в таких отношениях любви, покою и доброжелательности нет места. Отношения из эмоциональных превращаются в зависимые, и у вас есть полное право хотеть этого избежать. Единственный способ – дать себе время, правильно выстроить свои границы и условия, причем ориентированные не только на конкретного человека, но такие, чтобы вы сами почувствовали себя уверенно; и двигаться в собственном ритме, так, чтобы иметь возможность остановиться, когда будет нужно.
Эме. О да, это как при восхождении на гору! Я в горах должна всегда внимательно смотреть, куда ставлю ногу, иначе я рискую сама себя напугать и все испортить.
Я. Вот именно. Относитесь к себе бережно. Ваш внутренний ребенок уже пережил давление матери и отказ от общения отца и братьев – любой человек, пытающийся проникнуть в ваш внутренний мир, кажется вам опасным в большей степени, чем другим людям. Мужчины не стали вашей опорой, и это заставило вас усомниться в важности эмоциональных связей. Властная мать не оставляла вам возможности ни дышать, ни сказать «нет». В результате вы боитесь, что ваш друг исчезнет, если вы используете время в своих интересах. Но он не ваша мать и не психопат, у него есть своя жизнь, и он знает, что вы не пешка в его игре. Со временем, устанавливая постепенно границы, вы начнете доверять друг другу, и он завоюет ваше доверие.
Эме. Да, но он торопится.
Я. Только что вы утверждали прямо противоположное. Интересно – такое противоречивое восприятие. На какие мысли это наводит?
Эме. Не знаю.
Я. Если вам кажется, что он торопится, то о чем это заставляет вас думать?
Эме. О людоеде.
Я. То есть о плохой матери внутри вас, как в сказке про Гензеля и Гретель. А когда он притормаживает?
Эме. О братьях, которым было все равно, видят они меня или нет. Они предлагали мне купить собаку, когда я хотела капельку нежности.
Я. Ну вот. Подсознание сближает неведомое и непонятное с тем, что нам знакомо. Получается, Жак то надевает маску вашей матери-людоеда, то рядится под удирающих от вас братьев.
Эме. Но он на самом деле торопится.
Я. Это его проблема. Похоже, он влюблен, и это хороший знак! Но только время позволит определить, влюблен он или просто нуждается в присутствии женщины, заполняя пустоту. Если ему хочется двигаться быстро, это не означает, что вы тоже должны хотеть двигаться быстро. Дайте ему возможность определиться с его чувствами, чтобы ваши отношения превратились во взаимообмен, а не в конфликты.
Освободиться от влияния матери
Многих людей охватывает паническая тревога, когда некая встреча затрагивает их эмоции. Чтобы избавиться от нее, они погружаются в гиперактивность, которая позволяет конвертировать стресс от встречи в энергию. Эме же погрузилась в самоанализ, чтобы найти источник проблем, заставляющих ее страдать: «Я веду себя с мужчинами как сканер. Я сразу вижу все их недостатки. У меня не получается увидеть их достоинства, чтобы сделать шаг навстречу и дать шанс нашим отношениям». Я попросила ее вспомнить, о чем предупреждала ее мать, когда говорила об отношениях с мужчинами: «Что я была слишком рассудительная, слишком независимая и никогда не буду счастлива ни с одним мужчиной».
Когда же я поинтересовалась, что бы случилось, если бы она не послушалась мать, сохранила себя, свою свободу и ум, к которым мать ревновала, доказала бы, что родительница неправа, позволив себе разделить моменты счастья с партнером. (Я таким образом пыталась установить шкалу различий между всем и ничем: ведь моменты счастья – это и не полное одиночество, но и не вступление в брак, поэтому так важно предложить пациенту, познавшему холод отвержения и избыток слияния, подобные варианты.
И я не просто так упомянула «партнера», подчеркивая тем самым, что в отношениях участвуют два человека – это ближе к истине, чем два «компаньона» или два «любовника», пусть этот термин и самый романтичный.
Он позволил немного снизить накал. Разговор о любовнике предполагал наличие чувственной страсти, а Эме была все еще слишком уязвима, чтобы думать о подобном.
Процесс «очищения»
Эме начала понимать, что мать способствовала искажению ее восприятия времени. «Я – человек не менее занятой, чем он, знаю, каково это работать по пятнадцать часов в день, и, когда он не отвечает на сообщения, я злюсь и отвечаю тем же самым. У меня постоянное ощущение, что мне не хватает уважения». В ответ я сказала: «Когда он поступает, как вы, рассчитывая время как ему удобно, вы испытываете чувства, предназначенные в прошлом братьям, в моменты их отсутствия. Вы вытесняли ранее эти чувства, поскольку не могли контролировать ситуацию».
Это объяснение позволяет Эме освободиться. «Вы же еще не выстроили отношения, поэтому никаких ориентиров пока нет. В результате вы возвращаетесь к чувствам и интерпретациям, которые не имеют никакого отношения к настоящему – чтобы не мучиться в ожидании, ничего не понимая. Природа не терпит пустоты, то есть неуверенности».
Встреча с привлекательным мужчиной пробудила эмоциональные проблемы из прошлого, связанные с отношениями между членами семьи. Весь негатив, вытесненный в подсознание в прошлом, воздействовал на новые сегодняшние отношения. «У меня все путается в голове. Я перестаю понимать, что он мне говорит. Как будто я боюсь, что все исчезнет, и предпочитаю его не слышать». Я в ответ предложила ей воздать кесарю кесарево, то есть написать каждому из братьев по письму, и высказать все то, что, по ее воспоминаниям, когда-то причиняло ей боль.
Этот ритуал очищения может показаться несколько искусственным, но на самом деле способствует тому, что все становится на свои места, происходит разделение привязанностей. По окончании я предложила Эме отделить себя от других людей, создав список страхов и отсортировав основанные на реальных угрозах от умозрительных проекций прошлого, и попробовать найти способ либо устранить опасность, либо преодолеть страх.
Это совершенно нормально, но Эме всю жизнь испытывала только разочарование! Она, так сказать, из чувств знала одно только разочарование. Она не могла даже представить, что бывает, когда все члены семьи – ответственные и честные взрослые, строящие нормальные отношения… Единственным способом избежать опасности для Эме было заново научиться прислушиваться к собственной интуиции, чтобы занять позицию, создающую возможность для эмоционального обмена, а не зависимости. Например:
Страх, что Жак изменит свое мнение. Жак на самом деле не был склонен его менять и высказывал его только тогда, когда был в нем уверен. Она проецировала на него усвоенное в отношениях с матерью, капризной и непредсказуемой. И сама поступала так же, привязываясь к кому-то, а потом очень быстро разочаровываясь, если что-то слишком сильно ее раздражало.
Страх быть покинутой: «Я впервые в жизни испугалась, что потеряю кого-то или что меня бросят…» Я сказала ей, что, на мой взгляд, это означает, что ее эмоции вполне живые, и ее искусственная защита постепенно разрушалась. Она оказалась способна поддаваться соблазну, не сжигать все подряд в огне своего цинизма, так пугавшего мужчин. И добавила, что этот страх был просто признаком привязанности, ведь прежде она всех бросала сама и никогда не была влюблена. «Но это так неприятно – быть влюбленной!» – воскликнула она.
В ответ я ее успокоила, что, если она будет двигаться понемногу, не спеша, позволяя себе время от времени удостовериться, что мужчина ей по-настоящему нравится, это будет способствовать большему разнообразию эмоций и ощущению безопасности. И добавила, что он, вероятно, переживал такие же чувства! И на самом деле, когда я ее слушала, мне казалось, что между ней и этим мужчиной формировалось что-то типа игры зеркал, отражавших некоторые черты их личностей. Прошлые разочарования Эме играли роль увеличительного стекла. Их терзал один и тот же страх – страх потери независимости, сильной привязанности и вероятности потерять другого.