— Приструни, — посоветовал грузин. — Как начнет выеживаться, колючки свои топорщить, сразу в морду. А я подсоблю, будь спок.
— Не поможет. — В глазах Юрчиса плясали злобные рубиновые огоньки. — Поздно воспитывать.
— Хочешь его… — не договорив, Малхад провел ребром ладони по горлу.
Ответа не последовало. Запиликал мобильник Юрчиса.
— Матвей звонит, — сказал он, приготовившись нажать кнопку соединения. — Сейчас узнаем, что там в Туринске стряслось.
И он приложил палец к губам, подавая знак молчать. Малхад понимающе кивнул и весь обратился в слух.
Матвеев недолюбливал своего двоюродного брата. Теплых и тем более родственных отношений между ними никогда не было. Правда, Сашок Шурыгин иногда был полезен. Например, когда приходилось отсиживаться в глубинке, пока ищейки ФСБ не собьются со следа. Но гостеприимство никогда не бывало бесплатным. И, кроме того, Матвеев никогда до конца не доверял брату. Подозревал, что тот в случае чего сдаст его с потрохами, чтобы самому выйти сухим из воды.
Распоряжение связаться с Сашком и выяснить судьбу пропавших товарищей застало Матвеева в самый неподходящий момент. Он накрывал на стол, надеясь завоевать признательность Марцелы Груды. Конечно, гордая полячка была не до такой степени неприступна, чтобы отказать ему в близости, поскольку за месяцы совместных скитаний между ними подобное случалось не раз. Однако Матвееву этого было мало. Он не хотел, чтобы во время интимного процесса полячка отбывала некую повинность, безразлично глядя в потолок. Ему хотелось огня, страсти. А в перерывах — немножко нежности и ласки.
Чтобы добиться своего, он припас две бутылки отличного шампанского, коробку дорогих конфет, разных экзотических фруктов, а также несколько деликатесов типа баночки с нежнейшим паштетом из гусиной печенки. Отдавая себе отчет, что путь к сердцу женщины лежит не только через желудок, Матвеев не поленился и не поскупился на подарки. Марцела получила маникюрный набор, золотую цепочку, снятую с шеи задушенной Матвеевом девушки, пару ярких кофточек и черное белье, якобы приобретенное в самом дорогом бутике Москвы. Расчет был нехитрым. Подпоить Марцелу, накормить деликатесами, а потом уговорить примерить обновки.
Первый и второй пункты программы были выполнены без помех. Расположившись по обе стороны от тумбочки на голых кроватях, Матвеев и Марцела опустошили бутылку шампанского, слопали по кисти винограда и стали пробовать конфеты с разнообразными начинками. Оружие было заряжено и лежало так, чтобы можно было схватить сразу, но сейчас им было не до того.
Как и ожидал Матвеев, Марцела разомлела и находилась в прекрасном расположении духа. Он уже было хотел подсунуть ей белье, когда позвонил Юрчис и приказал прояснить обстановку в Туринске.
— Черт бы его побрал, — проворчал Матвеев. — Ни минуты покоя.
— Я не убегу, — подмигнула Марцела. — Знаешь, а ты мне начинаешь нравиться. У тебя руки сильные. Я люблю мужчин с сильными руками.
«Кажется, успела дозу наркотика принять, — обеспокоенно подумал он, вызывая двоюродного брата. — Как бы не отрубилась. Столько денег коту под хвост».
— Майор полиции Шурыгин слушает, — раздался в трубке голос.
Не будь Матвеев столь занят обхаживанием дамы, он бы непременно обратил внимание на столь официальную фразу и насторожился. Но ему было не до того. Матвееву хотелось поскорее отделаться от поручения и вплотную заняться прелестями полячки.
— Привет, Сашок, — бодро поздоровался он.
— Привет, — сдавленно ответил брат.
— Ты чего как не родной? — удивился Матвеев. — Случилось что?
«Случилось, — ответил бы майор Шурыгин, имей он такую возможность. — Случилось такое, что хоть волком вой».
Но на него требовательно глядел полковник Левич, а за его спиной стоял майор ФСБ, бдительно ловя каждое произнесенное слово. Эти двое, вломившиеся к нему на дачу среди ночи, шутить не собирались. Предупредили, что если Шурыгин вздумает предупредить сообщников, то попросту схлопочет пулю в лоб, без суда и следствия. Почему-то усомниться в угрозе не получалось. Уж больно грозно выглядели они, да и табельное оружие было снято с предохранителей.
— Все в порядке, — сказал Шурыгин.
Его научили, что и как говорить. На него вывела Ивета, которая не утаила ни одного из известных ей секретов. Теперь Шурыгин сидел на кровати в одних трусах и делал то, что ему было велено. Жену пристегнули наручниками к перилам в холле, предварительно убедившись, что у нее в пределах досягаемости нет телефона или компьютера. Да, Левич и Королев были настроены очень серьезно. Перечить им стал бы разве что безумец, а Шурыгин был в своем уме. Правда, рассудок его слегка помутился от страха и неотвратимости возмездия. Ему вменялось в вину пособничество террористам. Лучше бы он просто кого-то убил или ограбил. Светило пожизненное. Заявив, что все в порядке, Шурыгин сильно покривил душой.
— Тогда что у тебя с голосом? — допытывался Матвеев. — Как будто с удавкой на шее разговариваешь.
— Простудился немного, — соврал Шурыгин, а сам подумал, что готов хоть воспаление легких подхватить, лишь бы происходящее оказалось кошмарным сном.
Королев пощекотал ему затылок стволом пистолета: повеселей, мол.
— Температура? — спросил Матвеев.
— Тридцать семь и пять, кхе. Сам виноват. Сквозняк в кабинете устроил.
— Осторожней надо, Сашок. Не маленький.
«Ты для этого позвонил, гад? — подмывало крикнуть Шурыгина. — Чтобы нотации мне читать?»
Вслух же он произнес совсем другое:
— Пройдет. Ты чего звонишь, брат? Который час, знаешь?
— Знаю, — ответил Матвеев. — Вопрос срочный возник.
— Задавай свой вопрос.
— Как у вас в городе? Тихо?
Королев снова приставил пистолет к затылку Шурыгина.
— Сейчас да, — ответил тот. — А вечером заварушка одна приключилась.
— Какая заварушка?
Обернувшись, Матвеев увидел, что Марцела сама взяла обновки и теперь вертит их перед глазами, решая, как с ними быть, но почему-то это его перестало волновать после услышанного.
— Да взяли тут одного, — сказал Шурыгин. — Буров его фамилия. Не из ваших?
— Допустим, — произнес Матвеев и получилось это у него хрипло, хотя сам он не простыл и был здоров как бык. — Продолжай.
— Короче, концерт у нас сегодня был, а за залом наблюдение велось. Спецы из Антитеррористического центра сейчас землю роют, ищут тех, кто автобус в Вологонске взорвал, ну ты знаешь.
— Слышал что-то такое.
— Так вот, — все увереннее продолжал брат, — им подозрительным этот Буров показался. Он с пультом на улице стоял. За углом здания.
— Идиот, — вырвалось у Матвеева.
— Наверное. Потому что, когда к нему подошли проверить документы, он деру дал. Ну, получил пулю в спину.
— И что?
— А то, что окочурился Буров. Его даже допросить как следует не получилось.
— Успел что-нибудь сказать? — спросил Матвеев, следя за отражением полячки в черном оконном стекле.
Она таки решила переодеться. Только теперь это было лишним.
— Успел, — ответил Шурыгин. — Сообщницу свою выдал. Сейчас сверюсь с записями… Ага, Ивета Янсонс. Из Прибалтики. При ней якобы взрывчатка находилась.
— Ее… — прежде чем закончить вопрос, Матвеев был вынужден проглотить слюну, — тоже взяли?
— Ушла, — сказал Шурыгин, подчиняясь тычку пистолета. — Был объявлен перехват, но она успела вырваться за пределы города. Телефон ее известен, на него поступали звонки, но она не отвечала, так что засечь местонахождение не удалось. Вот пока и вся информация.
— Спасибо, Сашок, — сказал Матвеев и поспешно отключил мобильник, чтобы брат не успел напомнить, что «спасибо» в карман не положишь.
Паника, охватившая было его, отступила. Еще не все потеряно, хотя, конечно, требовалось сматываться отсюда.
— Одевайся, — сказал он, приготовившись вызвать Юрчиса, чтобы пересказать ему полученную информацию.
— Зачем? — удивилась Марцела.
— Затем, что сейчас не до тебя.
Пока, возмущенно сопя, полячка выполняла распоряжение, майор полиции Шурыгин заискивающе смотрел на Левича и Королева, обменивающихся короткими репликами.
— Я все правильно сделал? — спросил он с надеждой.
— Ты про разговор с бандитом? — прищурился заместитель начальника Управления Антитеррористического центра. — Да. А все остальное — нет.
Он отвернулся, а Шурыгин поспешно сдвинул ляжки, чтобы с ним не приключилась ненароком неприятная неожиданность. Ему было страшно. Так страшно, что он даже скулить и плакать был не в состоянии.
Когда, наконец, позвонила Ивета, Юрчис весь извелся от тревожного ожидания. Он снова напялил очки, хотя при электрическом свете это было неудобно, отказался от еды и бродил по комнате, как волк по клетке.
Когда-то здесь размещалась спальня человек на двадцать, и на фанерных стенах, покрытых синей краской, остались рисунки и надписи мальчишек или девчонок, которые когда-то проводили здесь веселые пионерские смены. Тумбочки составлены друг на друга, большинство кроватей разобрано и свалено в углу, так что для ходьбы из угла в угол места было предостаточно.
Малхад снова разделся до трусов и спал, оглашая комнату богатырским храпом. Вокруг ложа из одеял темнели три раздавленные мыши. Всякий раз, когда Юрчис наталкивался на них взглядом, его передергивало от отвращения.
Полчаса назад, выслушав сбивчивый доклад Матвеева, он посмотрел на вопросительно поднявшего брови грузина и сказал:
— Не нравится мне все это.
— Ты это уже говорил, — напомнил Малхад.
— Это значит, что мне очень не нравится все это.
Коротко изложив новости, Юрчис спросил:
— Ну, что делать будем?
— Рвать когти, — предложил Малхад.
— Нельзя.
— Почему?
— Рано.
— Чего ждать?
— Ивету, — ответил Юрчис.
— На кой черт она нам сдалась? — удивился Малхад.
— У нее уйма тромонола, забыл? Как я перед американцами отчитаюсь? Они заставят задаток вернуть. Ты готов отдать задаток?