И по тому, каким мертвенным блеском сверкнули глаза ее мужа, Кира Михайловна как-то сразу поняла, что тот не шутит. И вполне способен привести свою угрозу в исполнение. Сразу полезли в голову разные мелочи, которым раньше Кира Михайловна беспечно не придавала большого значения. Как то, испачканная чьей-то кровью одежда мужа. Несколько капель, но тем не менее они были. Тогда Вячеслав Мефодьевич сказал, что приятель, к которому он якобы ходил в гости, случайно порезал руку, разделывая мясо. Пистолет, хранящийся у Вячеслава Мефодьевича в тайнике под батареей, который Кира Михайловна случайно нашла во время уборки квартиры. Этому тоже нашлось объяснение. Пистолет был якобы трофейный и достался Вячеславу Мефодьевичу от отца. Кира Михайловна, плохо разбиравшаяся в оружии, поверила, хотя пистолет показался ей совсем новеньким. Но тогда она подумала, что он просто так выглядит, потому что им никто не пользуется.
И было еще множество странностей, которые плохо в общем-то вязались с образом художника, но которым Кира Михайловна предпочитала не придавать значения. Странные мужские голоса, раздающиеся в трубке среди ночи, поспешные отъезды мужа, который возвращался иногда только через несколько дней крайне измотанный и просто валился с ног. Но женскими духами от него не пахло, женщины по телефону не звонили, следов помады на одежде мужа не наблюдалось, поэтому Кира Михайловна отлучки мужа оставляла на его совести. Тем более что он всегда покупал ей после отлучки какой-нибудь дорогой подарок. Она вообще была из тех женщин, которые предпочитают использовать мужчин в своих целях, вовсе не стараясь особенно проникнуть в их мысли. Киру Михайловну вполне устраивало положение жены художника, и тем неприятней было осознавать, как глупо она попалась, лишившись разом и семьи, и дома, и налаженного быта.
Впрочем, дом у Киры Михайловны как раз был. Она переехала жить к своей матери. Старушка жила в местечке Малая Вишера. Это, конечно, был не Ленинград, а маменька Киры Михайловны отличалась удивительным даром отравлять и без того нелегкую жизнь своей дочери. Но зато Кира Михайловна была жива, и ее лицо не подверглось необратимым изменениям. Кроме того, Вячеслав Мефодьевич оказался настолько благороден, что упаковал в чемоданы жены все свои подарки, которые она когда-то от него получила. Золотой браслет, цепочка с тяжелым бриллиантовым кулоном, старинные серьги с изумрудами и кольцо в такой же оправе могли быть в любой момент обращены в деньги. Были и другие подарки, чуть помельче. Так что голодать Кире Михайловне не пришлось. Развод она получила без проблем и через год снова вышла замуж. И снова за человека, который вполне мог позволить своей жене сидеть дома и не гнуть спину на государство.
– Второй мой муж был военным, – рассказывала Кира Михайловна. – Он был уже не очень молод. Вдовец. Но детей у него не было. Так что я сочла это неплохим вариантом.
Кире Михайловне вместе с мужем пришлось вдоволь поколесить по стране, но после жизни у мамули в Малой Вишере и работы секретаршей у директора крохотной мебельной фабрики, который своими вечно потными руками пытался при любом удобном случае ущипнуть Киру Михайловну за выступающие части тела, – это, честное слово, было сущим пустяком.
– И вы так и не посмели повидаться с дочерью? – спросила Мариша. – Побоялись?
Женщина отвела глаза.
– Вообще-то один раз я рискнула появиться возле школы, где училась Танюша, – сказала она. – Но девочки там уже не было, а директриса мне сказала, что отец перевел Таню в другую школу. Я решила на следующий день пойти в ту, другую, школу, но вечером на меня напали какие-то хулиганы. Порезали пальто, и вот…
Она подняла голову, и подруги увидели у нее под подбородком несколько узких белых шрамов.
– И еще было около десятка синяков, сломано два зуба и ребро. Этого сейчас уже не видно, но шрамы на горле остались. А еще те люди сказали, что это мне привет от Славы, – печально прошептала Кира Михайловна. – И еще они сказали, что Танюши мне не видать все равно. Либо я сама исчезну и на этот раз без всяких фокусов, либо мне придется провести остаток жизни прикованной к кровати, так что выбора у меня нет. И я смирилась. Выкрасть дочь я не могла, Слава знал, где я прячусь. И куда бы я подалась с маленьким ребенком без денег? На молодежную стройку? Но тогда уже не было никаких молодежных строек.
– Вы могли обратиться в милицию, – сказала Дуня. – В конце концов, они должны были принять у вас заявление.
– Боже мой! – вздохнула Кира Михайловна. – Я и пыталась. Все в тот же приезд в Ленинград, который так печально для меня закончился. Потом мне позвонил милиционер, который принимал у меня заявление, и сказал, что оно куда-то подевалось. Он был очень любезен и предложил мне прислать еще одно заявление. Но я… Я побоялась. К этому времени мне всюду чудились происки моего мужа. И потом я уже познакомилась с моим майором. Он ничего не знал о моем первом браке. Я ему не сказала. Побоялась, что он побрезгует связаться с женой преступника. Да и Гриша не скрывал, что во мне его привлекает в первую очередь отсутствие детей. Он так и сказал, что у него на примете было еще две невесты. Но обе имели маленьких детей от прошлых браков. Поэтому чаша весов склонилась в мою пользу.
– Очень мило, – пробормотала Мариша. – Видимо, чудесный человек был ваш второй муж.
– После Славы мне все мужчины казались почти ангелами, – тяжело вздохнула Кира Михайловна.
– А как же получилось, что вы по прошествии времени все же стали встречаться с Таней? – спросила Дуня.
– После смерти Славы уже некому было следить за соблюдением запрета, когда-то наложенного им на наши отношения с Таней, – сказала Кира Михайловна. – Так что я позвонила Танюше, и мы встретились. Не скрою, сначала она была настроена против меня весьма решительно. Но, выслушав мою историю, признала, что я не так уж и виновата. Во всяком случае, она согласилась общаться со мной.
– Но как вы узнали, что ваш первый муж умер? – спросила Мариша. – Вы же старались держаться подальше от него?
– Вы не поверите, но есть на земле что-то такое. Можно сказать, что мне помог счастливый случай. Но в глубине души я уверена, что мне помог господь! – воскликнула Кира Михайловна. – Так получилось, что моя подруга работала медсестрой в той больнице, куда привезли Вячеслава с инфарктом. Ее удивила знакомая фамилия в списке пациентов. И она наведалась в палату, где он лежал. И убедилась, что это и в самом деле мой муж. Он не очень сильно изменился, так что был вполне узнаваем. А когда он наконец умер, она позвонила моей матери и сообщила новость. А уж та в свою очередь передала ее мне.
– Так вы что, хотите сказать, что ваши близкие были в курсе того, как обошелся с вами отец Тани? – удивилась Мариша.
– Конечно, нет! – воскликнула Кира Михайловна. – Они лишь знали, что мы с Вячеславом расстались. А Таня осталась жить с отцом. В подробности я не посвятила даже свою мать. Не решилась.
– И бабушка виделась с внучкой? – спросила Мариша.
Дуня и Кира Михайловна дружно помотали головами.
– Моя мать сделала одну попытку наведаться к Вячеславу и Тане, – сказала Кира Михайловна. – Она очень сердилась на меня за то, что я оставила Таню отцу. Просто со свету сживала. И наконец однажды докричалась до того, что плюнула мне в лицо и сказала, что едет в Ленинград к внучке одна.
– И поехала?
– Поехала, но вернулась очень быстро, – сказала Кира Михайловна. – И с тех пор ни разу ни в чем не упрекнула меня. Подозреваю, что Вячеслав провел с ней ту же терапию, что и со мной. Во всяком случае, мать после того визита больше никогда не рвалась к Тане, но зато сразу же после приезда пошла в церковь и поставила за Вячеслава свечу за упокой.
– Но он же был тогда еще жив? – удивилась Дуня.
– Вот именно, – мрачно кивнула Кира Михайловна. – Только долго нам с матерью пришлось ждать, когда та свеча подействует.
И она отвернулась.
– Ну, а как отреагировал ваш второй муж, когда вы ему сказали про Таньку? Не тогда, а теперь? – спросила Мариша. – Или вы ему так ничего и не сказали?
– Почему же, – пожала плечами Кира Михайловна. – Рассказала. Он отнесся к ситуации с пониманием. Даже сказал, чтобы Таня переезжала к нам.
– Как это? – удивилась Дуня. – С какой стати?
– Гриша считал, что это не дело, когда молодая девушка живет совсем одна, без старших в доме. У молодых – ветер в голове. Жизни не знают, недолго и в беду попасть. А тем более, когда девушка не голь перекатная, с которой и взять-то нечего. А имеет тугую кубышку.
– Кто это? – удивилась Дуня. – Вы про Таньку, что ли, говорите? Так у нее кубышка, если это можно так назвать, только в последнее время появилась. И она, прежде чем разбогатела, очень много работала. Так что уж счет деньгам она точно знает.
В ответ Кира Михайловна только фыркнула.
– Ты, Дуня, про это рассуждать не можешь, – заявила она. – Ты ведь вообще думала, что отец Танюши – художник. А на самом деле у него были большие деньги. И часть этих денег после его смерти досталась Тане. Как ты думаешь, на какие деньги она делала подарки своим любовникам? И на что они жили с Вадькой? Ни Таня, ни Вадька в то время толком не работали, а отдыхать ездили по нескольку раз в год. И вообще ни в чем себе не отказывали. Все это покупалось на деньги Таниного отца. И когда Танюша решила открыть свою фирму, на ее организацию деньги она взяла оттуда же.
– О, господи! – выдохнула Мариша. – Выходит, что Татьяна была еще богаче, чем мы думали? И кто об этом знал?
– Полагаю, что кто-то из тех людей, кто, скажем так, работал вместе с Вячеславом Мефодьевичем, должны были догадываться, что он оставил что-то своей дочери, – сказала Кира Михайловна. – Ну… Ну, и Танюша могла рассказать о деньгах отца своим любовникам. Таня была иногда очень откровенна с людьми, которые, на мой взгляд, такой откровенности совсем не стоили.
– Это кто же, например? – живо поинтересовалась Мариша.
– Появилась года два назад у Танечки одна любовь, – вздохнула Кира Михайловна. – Очень странный тип, хочу вам сказать. Но Танюша просто голову потеряла из-за него. Но мне он показался очень странным, и я ее выбора не одобрила.