Хотя, несомненно, у несдержанности была и другая причина, но к претензиям предков и возможной учебе она не имела никакого отношения.
Сегодня его занятия были с группой, в которой тренировалась Оксанка – мираж и наваждение этого года нашего чемпиона. Оксанка обычно медленно поднимала взгляд на Юджина и неспешно отворачивалась. Всегда. Юж голову сломал, что же это значит. Три тренировки в неделю с сентября. Три поворота головы за семь дней. Три взмаха ресниц, три взгляда серых глаз. О чём мечтал кадет юношеской сборной по фехтованию, догадаться нетрудно. Особенно после того, как осенью впервые за последние два года проиграл бой. Девчонке.
Его всё подмывало подойти и прямо спросить: «Оксанка, что всё это значит?» Но потом он просто-таки видел, как она хохочет ему в лицо: «С дуба рухнул, Партной?» или ещё что-нибудь похуже. Намного хуже. Да и Лёнька, его приятель, тоже саблист, уверял, что девчонки не имеют в виду под этим совершенно ничего! «Ну вот абсолютно точно!» – твердил Лёнька. А спрашивать такое – чистое самоубийство, потому как никогда не знаешь, что действительно у реснитчатой особи женского пола на уме и насколько твой вопрос её встревожит. И Южик не знал, что лучше: чтобы вопрос её встревожил или оставил равнодушной? Поэтому ресницы при его появлении по-прежнему взлетали, а следом его взору представал затылок с собранными в длинный, высокий русый хвост волосами.
Сегодня Юджин спешил на встречу с ресницами сквозь непогоду и вечерний транспортный коллапс, мечтая о манящем и наверняка невозможном. Он почти уже видел, как Оксанка сама подходит к нему и предлагает сходить вечером в кино или боулинг. Нет. Кино всё-таки лучше. Это потому что с намёком сразу. А боулинг – это только для друзей. И возьмёт так его за руку тонкими и сильными пальцами – он знает, они сильные, ему ли не знать, – и пойдут они совершенно точно сразу на самый последний ряд, немного смущаясь, но непременно на последний. Так размышлял Юж, глядя в окно маршрутки на мокрую мостовую старого, глубоко провинциального в прошлом городка.
Сейчас, когда столица приблизилась на четыреста километров, маленький Родной преобразился, всхорохорился, распрямил плечи. Вспомнили градоначальники, что и промышленностью не обижены и что рядом святые места – есть куда туристов привлечь. А то, что город – крупнейший в регионе железнодорожный узел, откуда движение в пяти направлениях идёт, так это только на руку и в подспорье. И городок расцвёл, заблагоухал, покрылся новою черепицею, бессером и брусчаткой. Умылся и отчистился от бездорожной грязи.
Только вот то, что увидел сейчас в окно маршрутки Юж, нашего мастера спорта отнюдь не обрадовало, а заставило его сначала на сиденье приподняться, следом съёжиться и некрасиво плюхнуться обратно.
Лёнька стоял на остановке с огромным зонтом-куполом и прижимал к себе свободной рукой Оксанку, что-то втолковывая изменщице и вертихвостке.
Юджину мучительно расхотелось появляться сегодня на тренировке и встречаться глазами с ресницами, а то, что они непременно будут, он нисколько не сомневался. Он даже мог оправдать и понять Лёньку: кто может устоять перед такой вероломной силой? Но её? А как же ресницы? И затылок с хвостом? Его, Юджина, затылок с хвостом, три раза в неделю?! Пять уже месяцев?!
Оплеуха реальности была назидательна и беспощадна. Юж почувствовал себя крошечной букашкой, запертой в маленькой прямоугольной коробке в чужом холодном пространстве под дождём, где он был сейчас совершенно один. И прошлое в лице родителей было в безопасной недосягаемости, хотя ему отчаянно сейчас хотелось, чтобы они были бы рядом. А такое желанное будущее или параллельное настоящее болезненно выкатило на дорогу противоюжевые шипы, если такие бывают. Наверняка бывают. Ведь стоит же сейчас на остановке Лёнька и обнимает Оксанку. Крепко.
Главное, чтобы они сейчас в эту маршрутку не сели, посчитав её слишком заполненной людьми. Юж попросту не смог бы сейчас с ними поздороваться и тем более болтать о чём-то. Съёжился на заднем сиденье и закрыл в отчаянии глаза, чтобы не видеть, и если войдут, то не знать.
Он увидел это спустя ещё четыре дня. Точно в прямом эфире. В последнее время он отчего-то следил за новостями куда пристальней, чем раньше. Сказать по правде, раньше совсем не следил. Оперативная сводка была куда подвижней и предметней коммерческих проектов. Но без них было тоже никак не обойтись временами. Поэтому среди прочего в любом оперативном штабе шёл мониторинг и новостных каналов в каком-нибудь из экранов. Так и здесь, на юге, в Аникии, он уже был готов отдать команду о передислокации, когда его глаза выхватили вдруг знакомую тонкую фигурку на мониторе.
– Звук, – произнёс глухо, прежде чем понял, что сказал вслух.
Тэрридан коротко тронул плечо радиоинженера. Парень рывком снял наушники, добавил громкость.
«…вы сейчас видите за моей спиной, – порывисто показывала Карри на разрушенное здание сзади. Надпись в углу сообщала, что это прямой, мать его, эфир с востока. – Сепаратисты уничтожили опорный пункт полиции. Трое стражей порядка погибли на месте, когда взорвался заминированный автомобиль. Одного удалось спасти. Вопреки привычной, отработанной годами схеме провокация этим не закончилась. – Она громко говорит, перекрикивая жаркий ветер, который путает её светлые тонкие волосы. Ты с ума сошла? Что же ты делаешь там? – Две вооружённые группы людей прорвались через блокпосты, и наша съёмочная группа стала свидетелем перестрелки в центре О́хаша, – короткие кадры стрельбы на экране. Это мог бы быть любой другой город. Но нет, это, дрэк его подери, был именно О́хаш, Грэм знал это наверняка, как и то, что зачистка там ещё не проводилась. Данные пятнадцатиминутной давности. Всё произошло только что. Как тебя угораздило, Карри? – Такие действия могут означать и провоцировать сразу…» – протяжный свист – грохнул выстрел, Карри чуть вздрогнула. И без того бледное и собранное лицо стало ещё серьёзней и, кажется, злее. Она плотно сжала губы. Ни капли испуга, ужаса в глазах, никакой суеты, только холодная решимость.
Уходите! Ну же… убирайтесь оттуда! Ты в этом белом для них как лазерный маркер для кота… Набрала воздуха в лёгкие, прижала пальцами наушник, и оглушительный взрыв забил экран взвившейся пылью. Камера резко задёргалась, а потом и вовсе упала, ударилась о землю, взбив ещё пыли и чуть затуманив объектив – он всё ещё смотрит туда, где должна быть она.
– Карри! – надсадно кричит кто-то. – Карри! – и видно на мутном, перевёрнутом боком изображении, как бежит, падает с ней рядом, пригибая голову, кудрявый парень в весёлой рубашке и жилетке с надписью «Пресса». И ни одной бронировки! Ни на нём, ни на ней! Дрэк!!! Только два доступных места для укрытия – бетонный блок и широченное дерево, которое, возможно, их спасло. Успеют ли? «Фьить, фьить», – свистит коротко в микрофон. В её, тот, что приколот на ней, микрофон! Она приподнимается на локтях, кричит отчаянно, то и дело вжимая голову в плечи. Очереди одна за другой:
– Я в порядке! В порядке! Дилл! Диллан!
В состоянии шока человек боли не чувствует. Она без защиты, и они под обстрелом! Кудрявый – опытный. Встать не дал. Осмотрел грамотно. Молодец. Видно, что переживает. Всё-таки вывернулась, и рванули оба ко второму парню. Она медленно поворачивается и… кровь на тоненькой белой рубашке видно слишком хорошо… Смотрит мрачно, точно в объектив. Помехи… сильнее и сильнее.
Потрясённая диктор в студии, которая была теперь на экране, просто смотрела в камеру, мучительно собираясь.
– Вы только что видели, – нетвёрдым голосом произнесла девушка, – как наша съёмочная группа попала под обстрел в Охаше. Напомню, это был прямой эфир. – Девушка порывисто вдохнула. – Каррия О́гнец, Роберт Слай и Диллан Сушевский. Ребята… мы молимся за вас, – она замолчала, пытаясь взять себя в руки. – Простите. – И камера переключилась на ведущего-мужчину.
Кто-то коснулся плеча Грэма. Кажется, он всё это время не жил: не моргал, не дышал и даже сердце не билось. Тэрридан оказался за монитором напротив. Грэм только сощурил глаза. Тэрри еле заметно кивнул. Лэррингтон по-прежнему стоял перед монитором с новостями. На экране появилась жёлтая лента с сообщением «Съёмочная группа НК-1 попала под обстрел в Охаше. Подробности уточняются». Какие, к дрэку, подробности? Какие ещё им нужны подробности?! Полторы тысячи километров. Он не волшебник. Надо было лично приехать и настоять. Но когда бы он смог это сделать? Он даже дома ещё не был. Дрэк…
– Установить связь с попавшей под обстрел группой журналистов нам пока не удалось. Подробности в следующем выпуске, – сурово, но оптимистично пообещал ведущий в конце новостного блока и, не улыбаясь, ушёл на рекламу.
Можно ли не дышать целый час? Теперь Лэррингтон знал – можно. Ровно столько сворачивали штаб и коротко отчитывались подчинённые. Девриг подходил пару раз за уточнениями. Грэм только на долю секунды умоляюще сдвинул брови, и Мэк, кивнув, взял ответственность по нужному ему вопросу на себя.
Через час этого странного, обездвиживающего разум тумана, в котором растворились ощущения и даже мысли, Тэрри протянул ему папку, где лежал один-единственный листок. И три короткие строчки на нём:
«Объект эвакуирован. Незначительная контузия. Состояние удовлетворительное. Госпиталь Аперта. Вылет в столицу два часа. Раненому оперативная помощь».
Грэм не знал, чего больше он теперь ощущал: облегчения или злости? Безусловно, разжались тиски, что делали дыхание сдавленным и голос колючим. Но какого дрэкова лешего её туда понесло? Какого вонючего беса она не надела долбаную защиту? Три комплекта! Распорядился лично, чтобы было по одному дома, на работе и в автомобиле. Всегда под рукой, где бы ни была. Почему? Так унизительна его естественная, ни к чему не обязывающая забота? Он захлопнул папку и не смог разжать зубы, чтобы поблагодарить вслух. Сделал это одними глазами. Отвернулся к стене, мучительно приводя лицо в человеческое состояние. Сейчас бы он с удовольствием с кем-нибудь подрался.