– Население… – прошептала я уже потрясённо.
– Будет эвакуировано.
– Но уже после…
– После, – сухо согласился Грэм.
– Господи.
– Прошу тебя, уезжай. И скорее.
– Господи… – повторила зачем-то. – Но так же… Здесь же люди. Дети, – сказала потерянно. И ясно, что это безнадёжно. И поздно.
И ужасно.
– Нам нужен повод. – Грэм тихо подался ко мне. – И отвлекающий маневр, – зло выдохнул, когда я отшатнулась: – Для своих тоже.
Никогда к этому не привыкну.
– Эвакуируйте хотя бы детей, – сказала глухо.
– Я знал, что именно это ты скажешь. – Я зажмурилась. А Грэм холодно отрезал: – Это невозможно.
Я всё понимала. И что рассказал мне только часть. И что то, зачем им нужна эта территория в отчуждении и под пристальным контролем, ни я, ни простые люди никогда не узнают. Что со спутников всё будет видно так, как ему и Союзу надо. Что занимается этим огромное число людей, что у них всё рассчитано, выверено и предусмотрено. И что, если решили эвакуировать людей после, значит, именно так и надо. Но боже мой! Это всё равно ужасно.
– Какой силы будет взрыв? – не верю, что ничего нельзя сделать!
– Достаточной.
– Предполагаемое количество… – проговорила глухо.
– Около двухсот, если всё пройдёт по плану, – понял Грэм. – Тут ветхий фонд.
Закрыла глаза и беззвучно застонала.
– Я могу организовать фестиваль, экстренно и принудительно вывезти малышей из города, соберём их по садам и…
– Карри, это невозможно. Мы и так нагнали военных сюда подозрительно много. Здесь два батальона прогуливаются будто между прочим. И все делают вид, что так и надо. Те, кто поумнее, выводы уже сделали и уехали.
Я жалко усмехнулась.
– И таких наверняка мало. А остальные – заложники обстоятельств. У них просто нет выхода! – дурацкий разговор. – Они не могут не выйти завтра на работу…
– Завтра – выходной, – а ведь точно. – Прошу тебя, не вмешивайся. Меня достать можно одним-единственным способом. – Посмотрела на него внимательно: каким же? – Ты знаешь, – отрезал коротко и, раздражённый, встал. – Уезжай.
– Нет. – Я тоже поднялась с кровати.
Мне достался пугающе тёмный взгляд на мгновенно окаменевшем лице.
– Я останусь здесь. – Надеюсь, у меня получилось так мягко, как я того хотела.
– Ты обещала, – глухо и ровно. И зубы теперь сжаты.
– Если хоть десять человек смогу уберечь, оно того стоит.
– Они не поедут. И сама будешь уязвима!
– Почему же ты не продумал это? Почему не предусмотрел?!
– Если ты о детях, мы отправили столько их, сколько смогли, в летние лагеря подальше отсюда, просто раздав льготные путевки. Много. Это всё, что мы смогли сделать.
– Ты не делал… – прошептала, прекрасно понимая его растерянность. – Этим занимался кто-то другой, и ты совершенно не в курсе.
– Я вообще ужасный человек. Моя профессия – война! И в ней всё очень жёстко, – повернулся ко мне резко и зло. – Бессмысленно питать иллюзии на мой счёт, чего бы мне это ни стоило. И ты должна знать о Лакре…
– Я знаю, – оборвала его коротко и тихо.
– Откуда? – Грэм Лэррингтон заметно напрягся и побледнел.
Пожала плечами. Я это уже пережила.
– Я ведь… – чуть помедлила. Он же должен это знать. Неужели и вправду не знает? – Заглянула в ту папку. Наверное, на твоём месте я рассуждала бы так же и тоже была бы против так рисковать. Два штурма, три лучших отделения спецназа из-за какой-то выскочки-журналистки и её неудачливых парней. Я бы не согласилась.
– Прости. Тогда я…
– Неважно, – произнесла сдавленно. – Всё это давно уже неважно, – посмотрела Грэму прямо в лицо. Сейчас он спешил, я понимала. И прошлое уже было. – Я хочу хоть что-то попытаться сделать.
Суровый мужчина приблизился ко мне и неожиданно обнял. Просто укрыл своими руками, спрятал от всего и выдохнул осторожно:
– Я свяжусь с Эли. Возможно, она что-нибудь успеет придумать.
– Вот и всё, Ксандер… – Ведьмин шёпот прошелестел в ночном воздухе и затих под рассерженный говор сверчка. От воды стыло холодом, и воздух вокруг звенел комарами.
– Это не так, – с лаской в голосе улыбнулся призрачный дух и засветился неожиданно рядом.
– Не-а, – совершенно сумасшедше хихикнула рыжая молоденькая девица. – Они ничего уже не успеют. – Она вдруг засмеялась надрывно, истерично, зло. И слёзы уже покатились по юным щекам потоком, а ведьма всё не желала остановиться. Откинулась на землю, раскинула в стороны руки и хохотала.
– Ничто не начинается и не заканчивается, Магдалена, – мазнуло успокаивающим холодом по её плечу.
Женщина неожиданно затихла. Всхлипнула тихонько. Порывисто села, обхватив руками коленки, невесомо укрытые длинным подолом.
Тонко, на грани слышимости, свистели летучие мыши, метались неясными тенями над водой.
– Ты назвал меня Магдаленой, – прошептала почти незаметно.
– Назвал, – близко согласился дух. И женщина, горько наморщив лоб, прикрыла глаза. – Мы ведь тоже кое-что можем, – прошептал уверенно. – Ты же знаешь.
– Между знаешь и веришь – пропасть.
– А мне? – Ксандер вдруг сделался ярче, стал почти непрозрачным. – Мне ты веришь?
Женщина усмехнулась. И снова затихла.
– Проклятья давно на них нет, – медленно произнёс Ксандер. – Внук и правнук собою его искупили, и с семьи последствия сняли. Запечатали сумрак в замке. Успели.
– И ты всё это время молчал, – равнодушно откликнулась Магдалена, обняла плотнее колени.
– Думал, ты видишь.
– Замок не чист!
– Замок так и останется битым, – недовольно отрезал дух.
– Тогда почему меня не отпустят?
– Чтобы ничто оттуда никогда не вышло. Мы с тобою – на страже.
Женщина равнодушно смотрела на чернеющий вдалеке на холме полуразрушенный замковый комплекс. Молчала.
Ксандер вздохнул и почти улыбнулся.
– Ты должна выбрать… – и попросил: – Кинь камешек в воду, а?
Магда фыркнула и тут же швырнула в пруд увесистый булыган.
Ксандер бросил на ведьму то ли хитрый, то ли нежный взгляд.
– Ма-агда, – протянул шёпотом так, что ведьма заулыбалась. – Маленький. Кинь, пожалуйста, маленький.
– Думаешь меня отвлечь? – издевательски подняла брови. Его мягкость всегда её подкупала. – Что выбрать, Ксандер?
– Мы тоже кое-что можем, – тихо повторил дух и, медленно истончаясь, исчез.
Магдалена подняла голову вверх, взглянула в ночную черноту, которая там, далеко, – тоже на самом деле свет. В короткую июньскую ночь забредали редкие блёклые звёзды.
Утка вскрикнула вдруг почти басом, и, потревоженные, заорали лягушки. Плывёт кто-то, наверное. Может, ондатра. Сладко пахнуло цветущим тмином и терпко престарелыми вётлами.
Как давно она любит всё это?
Не надоело. И дальше бы любила.
– Меня ведь не отпустят… – Ведьма прикрыла глаза, затаилась.
– Всё в нашей власти, – донеслось с лёгким трепетом ветра.
– И я не хочу без тебя, – прошептала одними губами.
Ветер тепло шевельнул её волосы. Перепутал и отпустил.
Замолчал вдруг оголтелый сверчок, Магдалена широко распахнула глаза. Мимо, совсем не таясь, шумно протопала ежиха с ежатами, оставила примятый след в мягкой траве. Магдалена проводила их медленным взглядом, улыбнулась грустно.
– Я устала, Ксандер.
Воздух перед ней не сразу, очень медленно, уплотнился. Непривычного, яркого синего света невысокий призрак появился чуть сверху и вымолвил тихо:
– Я знаю, – улыбнулся ей добро и протянул руку. – Иди ко мне.
– Но ты же… не можешь? – неуверенно прошептала Магдалена.
– Зато можешь ты.
Ведьма несмело подняла чуть подрагивающую тонкую, бледную ладонь. Нервно, слегка отдёрнула, когда Ксандер потянулся навстречу.
– Не бойся, – шепнул дух. И Магдалена с нерешительным любопытством осторожно встала.
Ксандер медленно двинулся вверх, по-прежнему протягивая к ней руку.
Женщина поднялась на цыпочки, потом ещё и ещё, пока медленно не оторвалась от земли.
Две руки тихо встретились в предрассветном воздухе. Ксандер притянул женщину к себе, поднимаясь всё выше и выше, и уже две синие фигуры всё вернее беззвучно сплетались в одну.
А у старого графского пруда медленно оседало старое, безжизненное тело слепуньи Магдалены.
Рассвет занялся. Тихо дунуло светом.
День настал.
Колька мчался на тракторе со злой бешеной скоростью в тридцать километров в час. Старый, кряхтящий его железный сообщник уверенно подпрыгивал на буераках и кочках, решительно перекатывался через редкие белые камни, рычал и лязгал, но, ведомый крепкой, опытной рукой, смело стремился вперёд, в Селянку, напрямик, через паровое поле.
Фермер Босой, по совместительству и так некстати муж Элеоноры Аркадьевны, в девичестве Полесной, гнева был полон праведного до пятен на лице, беспокоящих и местами даже тревожных.
А всё почему? Да потому что в очередной заезд в город выторговал он на козьи деньги кружков новых, взамен старых, вместе с сетью утащенных, спиннинг, тоже новый, опять же взамен старого, совсем в этом году завершившегося, и сеть, то есть три новые сети. Потому что старые, как одну, сом порвал, /…/, страхочудище, изувер и зверюга проклятая! У всей заречной «Ласточки» снасти испортил! Так и плавает с /…/ островом теперь, туристов-походников пугает. А то и пусть, /…/ им вообще в «Ласточке» делать!
Колька угрожающе зарычал и стремительно и привычно преодолел высокую гравийную насыпь.
Серые гранитные камешки немного осыпались, потревоженные бесцеремонным вмешательством, и опять улеглись, затихли, серьёзно слюдой на утреннем солнце сияя.
Вот она – ненавистная Селянка, рассадник вредителей и спиртного соблазна! Босой-Дрэк пунктиром взревел на высокой неожиданной кочке и прибавил почти невозможного – газу.
Кто ж мог подумать, кто б додумался предположить, что за третью «неудачу» с козой баба, не задумываясь, возьмёт да и продаст аппарат самогонный, глаз и сердце радующий, да не просто куда-то, а сюда, конкурентам! В Селянку! Колька чуть ли не взвыл, как обнаружил пропажу. А и взвыл бы. Только, как выяснилось, голоса, да и вовсе звука, лишился, когда увидел место в кухне у окошка на лавочке вопиюще пустым.