В школе очень обрадовались Габибу. Старый учитель Мухтаров хлопал Габиба по плечу и вспоминал его детские проделки. Молодой директор Ханов показывал кабинеты с чучелами орлов и шакалов, угощал в саду яблоками и очень сожалел, что не может показать ему школьную станцию: до нее было не близко, к тому же уехал Омар Герейханов, захватив с собою ключи.
— Ха! Мы ему сами покажем, — заявил Усман, впрочем, так, чтобы никто не услышал. — Подумаешь, без Омара нельзя обойтись!
Потом Габиб вертел на школьном турнике «солнце», и ребята завистливо смотрели на Усмана: не у каждого были братья, которые умеют вертеть «солнце»! Усман при этом хвастал, что у Габиба первый разряд по борьбе, а на областной спартакиаде он занял второе место.
— Не первый разряд, а второй, — поправил Габиб. — А во-вторых, на спартакиаде я занял пятое место. И это тоже неплохо. Там были борцы дай бог!
— Ну, а как твой брат Абдулла, все еще играет в футбол? — спросили его.
— Откуда у него время на это? Даже судить ему некогда, хотя имеет первую судейскую категорию. А жаль, ведь он был лучшим центром нападения в команде.
— Очень приятно, что наш аул дал столько знаменитых чемпионов, — сказал молодой директор Ханов и тут же предложил Габибу остаться в школе преподавателем физкультуры, чтобы готовить достойную смену братьям Ахмедовым.
— Ну какие мы чемпионы, — смутился Габиб. — Прямо неудобно слушать такие слова. А учить ребят мне еще рано. Мне самому учиться надо. А потом я пойду служить во флот. Мне хотелось бы побывать в Антарктике.
В общем, это был скромный парень, не чета Усману. Тут же, на школьной площадке, Габиб показывал желающим борцовские приемы. Ребята подходили по очереди, и он всех, одного за другим, бросал на опилковый мат. Ну, и после этого, что же удивительного, что Габиб так и не вспомнил о цели своего прихода в школу! Как учится Усман, как ведет себя, какие наклонности у него (Габиб уже подумывал о будущей профессии брата) — об этом он так и не спросил.
Весь день братья ходили по аулу. Их зазывали в дома, угощали. Взрослые парни стояли у пруда и вели неторопливые разговоры. Девушки проходили будто сквозь строй и быстро оглядывали Габиба.
— Ты что, не узнала меня, Гамар?
И в самом деле трудно было узнать Габиба. Уехал из аула тощим пареньком, а сейчас богатырь, почти мужчина. Гамар, девятиклассница, которую Габиб раньше никогда не замечал, покраснела и убежала.
Когда пришло время ужинать, Габиб куда-то исчез.
— Ты не видел его? — спросила мать Усмана. — Иди поищи: я приготовила плов.
— Что же, он не может ходить куда хочет? — обиделся Усман. — А может, у него свидание?
— Какие еще там свидания! — рассмеялась Рукият.
— Такие! — рассердился Усман. — Никуда я не пойду.
— Поговори еще у меня! — прикрикнула мать. — Кому я сказала — пойди и поищи?!
Хорошо, он пойдет и поищет Габиба. Но жить он так больше не может. Усман обошел весь аул, ругаясь про себя, но брата нигде не встретил. Он решил уйти на станцию и там отоспаться — выслушивать наставления, а потом слоняться в поисках брата, который гуляет, наверно, с Гамар где-то в горах, — нет уж, пускай его самого поищут…
Путь на станцию лежал мимо ущелья. Усман шел, сбивая камешки палкой и прислушиваясь, как они падают вниз, в Койсу.
Проходя мимо трубы, он остановился и не поверил глазам: кто-то барахтался над пропастью. Проползет немного, помогая себе руками, посмотрит вниз и снова ползет.
Усман сразу догадался: Габиб. Что же теперь делать? Кричать на Габиба, по шее ударить? Попробуй свяжись с ним, так огреет, что взвоешь! Жаль, что Усман младший в семье, все учат его, а он, Усман, никого не может наставлять. Он напряженно следил за Габибом, пока тот, так и не добравшись до середины, пополз обратно.
Хорошо, Усман сделает вид, что ничего не знает, ничего не заметил. Зато он скажет ему: «А я знаю про тебя такое! Если возьмешь меня в город, тогда никому не скажу». Он понимал, что вряд ли это поможет, но все же тайну решил держать про запас: авось пригодится.
— Где ты пропадал, Габиб? — спросил Усман, выйдя навстречу брату возле самого аула. — Тебя мать ужинать ждет. Хе, она решила, что ты с кем-то на свидание пошел…
— Что ты! — смутился Габиб. — Меня тут заинтересовала система водоснабжения. Интересно, когда это успели провести трубы? Слушай, завтра пойдем с тобой на насосную станцию…
Усман торжествовал: захоти он только, он тут же посадил бы его в лужу со всеми его увертками!
— Ладно, — согласился он. — Только еще мы с тобой пойдем играть в фуникулер. Ты пойдешь с нами, а? Я тебя буду катать без билета сколько захочешь. Только обязательно приходи, ладно?
— А он меня выдержит, твой фуникулер?
— Еще бы — двоих, как ты! Сами делали!
— Вот поэтому-то я и беспокоюсь.
— Если только не выдержит, пускай гром попадет мне в макушку, пускай шакалы разорвут меня на части, пускай я упаду в Койсу, так что косточки никто не соберет…
— Ладно, ладно, по рукам! А то устанешь слушать тебя…
— Значит, уговор? Только смотри, ты слово дал! И потом, знаешь что? Не говори об этом директору школы, ладно?
Через два дня Габиб стал готовиться к отъезду. Вместе с ним тайно собирался и Усман.
Ночью, накануне отъезда, Усман долго ворочался, слушая, как разговаривают на веранде Габиб с матерью и отцом.
— Вы думаете, он сразу стал начальником? — рассказывал Габиб о старшем брате. — Как бы не так! Работал сперва рабочим, потом бурильщиком, а потом мастером. Ну, и как хорошего мастера его выдвинули начальником. Теперь он держит первенство на всем Каспии.
— На всем? — удивилась мать.
— Какое это имеет значение, если даже не на всем? Ты думаешь, это просто?
Мать пожаловалась, что вот уже лет пять, как Загир не приезжал в аул.
— Ну как ты думаешь, мама, разве есть у него время, чтобы приезжать в гости, когда там такие важные дела?
— Но Абдулла-то уж мог бы, наверно, приехать?
— А откуда у Абдуллы время? Он же партийный секретарь. Он же себе не принадлежит, за все в районе отвечает. А ведь он еще заочно учится в пединституте — это ведь тоже кое-что…
— Ну, а ты как учишься, сынок?
Габиб тяжело вздохнул и почесал пятерней кудрявые волосы.
— В голову не лезет.
— Абдулла заставляет?
— Жить не дает. Если, говорит, не кончишь школу, я тебя на флот не пущу. А без флота я жить не могу. Не нужны, говорит, в нашей семье неучи. Хватит на наш род лоботрясов.
Усман при этих словах даже съежился. Кто же эти лоботрясы? Уж не его ли, Усмана, имеют в виду? И в самом деле, мать тут же перескочила на Усмана. Усман даже зажал, потому что наперед знал все, что сейчас скажет мать.
— Ничего, я с ним поговорю. (Усман открыл уши, потому что говорил Габиб.) Он у меня еще посмотрит, как не учиться! Нам, Ахмедовым, неучи не нужны. Я строго с ним. И вообще, если что, вы пишите мне, и я с ним по-свойски. А если не поможет, приеду…
Мать почтительно смотрела на Габиба, который еще недавно был мальчишкой и доставлял ей хлопот не меньше, чем сейчас Усман, и точно так же говорили старшие братья про Габиба.
Ах, дети, дети! Рукият казалось, что она их воспитывает. Но, кажется, старшие это делали лучше ее.
Старый Ахмед не участвовал в разговоре. Он только жевал табак и кивал в знак одобрения. Но эти кивки значили не меньше чем причитания матери. Если старик не был с чем-нибудь согласен, он раздраженно кашлял и смотрел мимо, словно все здесь были чужие и он никого знать не хотел. Старик без слов умел выражать свой мысли.
Усман ворочался под жаркой овчиной, он задыхался от тоски, слушая взрослых. Учиться, учиться, учиться! Это еще Ленин сказал, а они повторяют, будто сами додумались.
Хорошо, Усман согласен учиться. Но разве он не может уехать с Габибом и учиться в вечерней школе? Ведь и Загир, и Абдулла, и Габиб — все учились, работая, и ничего, вышли в люди. А от него, Усмана, все чего-то хотят, сами не знают чего, воспитывают, как маленького.
А он не маленький! Возьмет вот и уедет вместе с Габибом. Встанет утром, тайком прицепится к машине и уедет. Ищи свищи, догоняй тогда его!
В ауле ревели ишаки. В хлеву сонно мычали коровы. Лаяли собаки.
Из комнаты через полуоткрытую дверь Усман видел, как над горой, задевая вершину, плывут облака. Когда они проплывали, в черном небе, как лампочки, зажигались звезды.
Вскоре к нему на тах перебрался Габиб. На рассвете за ним должен приехать знакомый шофер. Габиб укрылся овчиной и тут же заснул. Усман прижался к плечу брата и долго не мог заснуть. За стенкой, на веранде, сопел отец. В дальней комнате все еще возилась мать. Наверное, ей тоже не спалось. А может, она собирала Габибу в дорогу еду.
Всю ночь Усман просыпался. Мысли, тяжелые, как камни в Койсу, ворочались в его беспокойной голове. Одна набегала на другую, прыгая и обгоняя, а в душе теснились горы — маленький аул раздвигался, ширился, горы опадали, превращаясь в волны, и где-то плескалось море, и звезды качались на волнах, и плыл, разрезая волны, корабль, унося Усмана в неведомый мир…
Утром возле их дома прогудела машина. Габиб встал, позавтракал, постоял над спящим Усманом и осторожно прикрыл его овчиной. Потом простился со стариками и уехал. А Усман все еще спал. Погудел на прощание грузовик, но Усман ничего не слышал, только перевернулся на другой бок, чтобы удобнее было досмотреть сон…
Новая жизнь Баскаева-младшего
Джафар и Тофик жили в маленькой комнатке общежития. Правда, Джафару обещали квартиру, как только женится, но он не торопился. Ну, а Тофику, конечно, ничего не обещали. Просто ему было десять лет.
Жили они вместе очень хорошо. Впрочем, только называется, что вместе. Джафар надолго уезжал в море, и тогда Тофик оставался сам по себе — сам заботился о своем пропитании, сам себя воспитывал, а вообще-то делал что хотел: гонял с ребятами голубей, ходил на шаланде в море, толкался возле нефтяных вышек, путаясь под ногами у рабочих. Брат оставлял денег, и Тофик с ребятами проедал их в первые же дни на конфеты, кишмиш и вяленый инжир. На что же еще их тратить? Ходить в столовую и отдавать их за борщи и каши — разве может быть что-нибудь глупее? В общем, на жизнь свою Тофик не жаловался.