Для Альтера «самой сутью является то, что естественное стремление любой живой культуры развиваться ведёт к применению инструментов углубления». Культуры не бывают «живыми»; так говорить значит овеществлять и мистифицировать их природу. Точно также у культур не обязательно бывают какие-либо «естественные стремления». Как бывшего (или тайного) марксиста – бывшего (?) сторонника Линдона Ларуша16 в его сталинистский период «Национального Собрания трудовых комитетов» – Альтера не извиняет то, что он об этом не знает. Хотя Маркса очень даже интересовал способ производства – капитализм, – который, по его мнению, действительно имел естественное стремление, он также выделил «азиатский способ производства», где такого стремления нет; Карл Виттфогель подробно рассмотрел этот вопрос в своей книге «Восточная деспотия». Наш провидец прогнозирует, что «если этот рост остановится, культура умрёт». Мы знаем, что это ложь.
Если же Альтер прав, то возврат к простым технологиям приведёт общество к неизбежному самоубийству. Антропологам виднее. Для Альтера догматом является то, что агрикультура технологически превосходит собирательство. Но предки индейцев равнин были оседлыми или полукочевыми земледельцами, переставшими быть таковыми из-за одомашнивания лошади, что позволило им (не вынудило их) стать охотниками, и такой образ жизни они посчитали более пригодным для себя. Либерийские кпелле сохранили сухую технологию выращивания риса и отказались от мокрой, которую им навязывали «эксперты» по экономическому развитию. Кпелле прекрасно понимают, что мокрая технология (орошение) гораздо продуктивнее сухой. Но сухое земледелие ведётся сообща, с пирушками и песнями, что невозможно при мокрой технологии – и гораздо легче трудиться, если «рабочее место» в порядке. Если их культура должна «погибнуть» в результате этого в высшей степени разумного выбора, то это будет убийство, а не самоубийство. Если Альтер считает прогрессом уничтожение людей из-за того, что мы способны на это и из-за того, что они отличаются от нас, то он может засунуть свой прогресс куда подальше. Защищая это, он порочит науку.
Даже история западной цивилизации (единственная, которую наш этноцентричный футурист принимает всерьёз) противоречит теории Альтера о технологической воле-к-власти. На протяжении более тысячи лет классическая цивилизация процветала без какого-либо «применения инструментов углубления». Даже на пике развития эллинистической и римской наук их технологии обходились без этого. Тогда был создан паровой двигатель, но он оказался забыт, в то время как в Китае (другой контраргумент для альтеризма) был изобретён порох, который использовался для отпугивания демонов – вероятно, это самое адекватное его применение. Конечно же, древние общества прекратили своё существование, но так всегда бывает: как сказал Кейнс, в долгосрочной перспективе мы все умрём.
И у меня есть сомнения по поводу фразы «инструменты углубления». Не та ли это вещь, которая рекламируется на задних обложках порно-журналов?
Альтер скорее лжёт, чем ошибается, когда повторяет гоббсианский миф о том, что «первобытная жизнь коротка и жестока». Похоже, что он знает о тех, кого называет антропологами-романтиками, лишь то, что они не разделяют удовлетворённости их учёных коллег. Понятие «первобытности», «примитивности», применимое ко многим случаям, – включая и этот – слишком расплывчато и затаскано, чтобы его употреблять. Оно может относиться к чему угодно: и к сохранившимся обществам охотников-собирателей, и к этническому крестьянскому меньшинству современных стран Третьего мира (например, к мексиканским или перуанским индейцам). Примером может служить средняя продолжительность жизни. Альтер хочет убедить своих читателей, что долголетие – это функция техно-социальной многокомпонентности. Это и правда, и не совсем правда. Как установил Ричард Боршей Ли17 у Кунг-Сан («бушменов») Ботсваны общественная структура скорее похожа на американскую, чем на структуру страны Третьего мира с крестьянским меньшинством. Жизнь охотников-собирателей не так уж коротка. Лишь в последнее время продолжительность жизни в мегаполисах привилегированных наций превзошла доисторический показатель.
Что касается «жестокости» жизни первобытных людей, по сравнению, скажем, с жизнью в Детройте, то это, конечно же, моралистическое, а не научное утверждение. Если уровень жестокости соотносим с уровнем жизни, то охотники-собиратели – как показал Маршалл Салинс в «Подлинном обществе изобилия»18 – работают гораздо меньше, а общаются и празднуют гораздо больше, чем современные люди. Никто из них не получает указаний от босса-мудака, никто не просыпается раньше полудня и не работает пять дней в неделю – ну, в общем вы поняли.
Альтер самодовольно отмечает, что «те несколько чёртовых первобытных сообществ были основаны теми, кому это нравится <такой образ жизни>». Ясен пень. Ну и что? Эти общества не основывались, они эволюционировали. Те же индустриальные и капиталистические влияния, уничтожающие существующие первобытные общества, сильно препятствуют образованию новых. Мы сожалеем именно о том, что потеряли, особенно об инструментах для воссоздания утраченного. Альтер это просто какая-то группа поддержки для свиней. Как я сказал выше, ему бы платили (вероятно, не так много), не делай он это забесплатно.
Следует признать, что порой какой-нибудь антрополог или «анархо-левый» в некотором смысле романтизирует первобытную жизнь, но это не идёт ни в какое сравнение с тем, как Альтер фальсифицирует этнографические источники. Труды Ричарда Боршея Ли и Маршалла Салинса сегодня представляют расхожее мнение относительно обществ охотников-собирателей. Эти исследователи ничего не романтизируют. Им это без надобности. Романтик может объявить, что первобытное общество, которое он или она изучает, свободно от конфликтов и насилия, как это делает Элизабет Маршалл Томас в её книге про сан/бушменов «Безобидные люди». Более поздние кропотливые исследования Ли обнаружили, что средний показатель убийств у сан ненамного меньше чем в сегодняшней Америке. Салинс убедительно показал, что платой за досужую сытую жизнь охотников-собирателей стало отсутствие имущества, о котором можно было бы беспокоиться. Вопрос, «есть ли в этом великая жертва?», является оценочным суждением, а не научным открытием – эту разницу Альтер не понимает, как любой средневековый монах.
Наверное, единственное прямое упоминание Альтером Маргарет Мид19 звучит как «полуграмотная сектантка, „смешивающая шаблоны“, когда они не вписываются в её устоявшиеся теории» (Альтер никогда не уточняет). Мид была не очень опытна во время её первых полевых исследований в Самоа, но назвать автора хорошо написанных бестселлеров «полуграмотной» значит показать себя не то что неграмотным, а просто глупым. Я бы сказал, что сам Альтер является полуграмотным сектантом, смешивающим шаблоны, не будь он полуграмотным сектантом, игнорирующим факты.
Основные выводы Мид состояли в том, что самоанцы были сексуально либеральны и, подобно американцам в межвоенный период, скорее сотрудниками, чем конкурентами. Мид – бисексуальная протеже лесбиянки Рут Бенедикт20 – могла проецировать свою собственную сексуальную раскрепощённость на туземцев. Но современные исследования (такие, как «Мангайя» Роберта Саггса), а также исторические свидетельства капитана Кука подтверждают, что большинство обществ островов Тихого океана действительно были ближе к беззаботной гедонистической идиллии, привидевшейся на Самоа Маргарет Мид, чем к гоббсианскому шоу ужасов. Альтер выступает против романтизирования, субъективизма, мистицизма – этих обычных подозреваемых – но не хочет видеть настоящих, регулярно подтверждаемых фактов о жизни в первобытном обществе. Он всё отрицает.
Если выводы Мид о сексуальности и созревании были пересмотрены в последующих исследованиях, то её характеристики конкуренции и сотрудничества в изучаемых ею обществах не утратили актуальности. По любым меркам, наше современное (государственно-) капиталистическое общество является тем, что в статистике называют «выпадающее значение» – мутация, уродство, монстр – стоящее в стороне от большинства наблюдений, категория, сильно разделяющая вариативность и отклонение. Не существует «двойного стандарта, применяемого в радикальной критике против всех буржуазных
Альтер как бы намекает нам, что Мид сфальсифицировала факты. Даже если так, мы знаем многих прославленных учёных – среди них Галилей и Грегор Мендель, – которые фальсифицировали отчёты о своих экспериментах для обоснования всеми признанных сегодня выводов. Мендель, что ещё хуже, был католическим монахом, «мистиком», если исходить из демонологии Альтера, а между тем он основал генетику. Альтер, далёкий от основания какой-либо науки, никак не демонстрирует, что знает толк хоть в какой-нибудь.
Достоинства и недостатки этнографических разысканий Мид более чем второстепенны в полемике Альтера. Она не первая обнаружила, что охотники-собиратели работают меньше, чем мы. В такой полемике вскрывается суть контрол-фрика, утверждающего, что идеи, которые он не принимает или не понимает, являются фашистскими. Я не могу строго судить такой мразотный оппортунизм. «Фашистский» не является, как подразумевает Альтер, универсальным синонимом к «мне не нравится». Когда-то я написал эссе «Феминизм как фашизм»