Они пошлют в Солсбери машину, которая с визгом остановится у обычного на вид дома. Лину выведут из ее убежища и, возможно, отправят обратно в Сирию. Текут секунды, Мелисса безмолвно глядит на инспектора. Никто не шевелится. Наконец Грейс нарушает молчание.
– Вам однозначно нужен Пол. Он насиловал Мелиссу и Лину, в его машине нашли диадему Соррель. Зачем дергать Лину, когда нужно допросить Пола?
Инспектор Гордон не дрогнул, но в его глазах мелькнул огонек признания правоты Грейс.
– Пока мы тут беседуем, мистера Чорли-Смита уже допрашивают в полицейском участке.
После обнаружения диадемы они сразу позвонили в полицию. За Полом пришли в ресторан гольф-клуба и вывели его оттуда на глазах у всех присутствующих. Вслед ему тотчас же загудели сплетни.
Инспектор Гордон жестом подзывает стоящую у двери молодую сотрудницу полиции.
– Пожалуйста, подождите снаружи, – вежливо обращается он к Грейс.
Грейс мимолетно касается плеча Мелиссы, а потом берет Еву за руку и вместе с ней следует за полицейским.
Мелисса остается один на один с инспектором Гордоном, который обходит стол и садится рядом, чтобы то ли припугнуть, то ли успокоить. Он кивает на сверкающую кухню.
– Все новехонькое?
– Пол постоянно что-то обновляет, – отвечает Мелисса, сбитая с толку этим вопросом. – Он приводит сюда своих клиентов, тут своего рода шоу-рум.
На самом деле она даже припомнить не может, когда такое было в последний раз.
– Полагаю, все ненужное тут же отправляется на свалку?
Старье меняется на новые модели, так поступили и с нею самой. Именно это он хочет сказать?
– Складируется, – ровным тоном отвечает Мелисса, – чтобы потом продать.
– Он был архитектором, правильно?
– Он и сейчас архитектор. – Полу еще как минимум двадцать лет до пенсии. Что за игру затевает инспектор?
Гордон качает головой.
– Теперь нет, причем надолго.
– Он старший партнер, можете проверить. Фирма «Чорли-Смит, Аткисон и Хамфрис».
– Уже проверяли. – Инспектор скрещивает руки на груди. – Две сотрудницы примерно семь месяцев назад подали на него заявление. Они обвиняют вашего мужа в сексуальных домогательствах: неадекватных высказываниях, сообщениях на телефон и прочем. Когда мы начали расследование, нас информировали, что он уволен за финансовые нарушения. Он уже полгода без работы.
– Это невозможно. Он ездит в офис, у него стабильный доход…
– …извлекаемый из трастового фонда вашей дочери, в котором он, вопреки обычной практике, является единственным попечителем. – Инспектор снимает очки и, потерев пальцами красные пятна по обе стороны носа, водворяет их на место. – Мы выяснили это во время предыдущего допроса вашего мужа. Когда утонул Эш Кершоу, он заявил, что покинул дом несчастного семейства так рано, потому что не хотел опоздать на работу. В той трагедии его вина отсутствует, но мы уже тогда знали о его увольнении и поняли, что он не слишком правдив. Расследование его финансовых дел выявило истинное положение вещей.
«Будучи единственным попечителем, я смогу при благоприятной ситуации на рынке инвестировать от имени Иззи гораздо быстрее. – Пол улыбнулся самой очаровательной из своих улыбок. – Тебе не придется заморачиваться подписанием бумаг, это только затормозит дело. Я в финансах как рыба в воде, Мелли, а ты в них ничего не смыслишь».
Теперь понятно, почему он постоянно был злой, слишком много пил и вымещал на ней свою злобу. Он ужасно боялся, что окружающим откроется правда. Неудивительно, что ему не нравились расспросы в полиции – он опасался, что при этом вскроются его делишки. До сих пор он надеялся, что защищен со всех сторон. По крайней мере, пока не закончатся деньги. Деньги Иззи, подаренные ее родителями. Мелисса начинает закипать от ярости.
– Пожалуйста, расскажите о насильственных действиях по отношению к вам.
Быстрая перемена темы – умный ход. Инспектор хочет воспользоваться ее гневом. Мелисса понимает это, но отбрасывает сдержанность и сомнения. Ее лицо пылает от злости.
– Он всегда был груб в постели. По крайней мере, так он это называл. Мне было всего пятнадцать. Я думала, это нормально.
Немного по-другому: на самом деле ей казалось, она заслуживает этого. Казалось много лет, но не теперь. Сейчас все иначе. Мелисса оглядывает кухню, словно напоминая себе, что больше не живет здесь, не живет с Полом. Она откололась от него, вырвалась на свободу.
– Мы поженились, когда мне исполнился двадцать один год. Он вел себя все грубее, особенно жестоко в последний год, а предыдущие несколько месяцев – просто невыносимо.
Пол был постоянно на взводе. Наверное, денег почти не осталось.
– До настоящего момента у вас не возникало мысли с ним развестись?
– Я часто думала об этом, но продолжала терпеть из-за Иззи, нашей дочери. Мирилась со всем. Я боялась ее потерять, если дело дойдет до борьбы за опеку. У него были деньги, чтобы выиграть суд. Я так думала.
– А как он относится к Иззи?
– Он боготворит ее. Всегда боготворил. – Мелисса чувствует, что смягчается. Это сбивает ее с толку, но ничего не поделаешь. Любовь Пола к дочери – его единственное достоинство. – У него жуткий характер, но ее он очень любит.
– Вы можете назвать хоть какую-то причину, по которой он мог похитить Соррель Кершоу?
– Ни одной. Честно говоря, я даже представить не могу, чтобы он обидел ребенка.
– Полагаю, многое зависит от того, кого считать ребенком. Формально вы сами им были, когда он впервые занялся с вами сексом. Ваша служанка тоже.
Под глазом инспектора бьется жилка. Мелисса видит, как она слегка подрагивает, словно он сдерживает напряжение, стараясь выглядеть спокойным, и в то же время ждет, что ему расскажут что-то еще. Наконец он подается чуть назад, его тон меняется, снова становясь безразличным.
– Мы что-то упускаем, какую-то деталь, о которой я все не додумаюсь спросить. Давайте начнем с самого начала.
В комнате ни картин, ни ковров, ни орнаментов. Ни одной книги. Спальня Мелиссы такая мрачная, будто принадлежит человеку, который боится показать, кто он на самом деле. Грейс разглядывает одинокую фотографию на туалетном столике, пытаясь совместить изображение застенчиво улыбающейся юной невесты с обликом надломленной женщины, сидящей сейчас внизу на кухне.
Ева устраивается на жестком атласном диване у окна и старается отдышаться после подъема по лестнице. Она ослабла после месяца лежания в постели. Грейс присаживается рядом, и они вместе наблюдают за тремя полицейскими во дворе под окном. Те осматривают разбитые стекла и помятый бок машины Мелиссы. Закончив, они медленно направляются к гаражу, ведя за собой собак на поводках. По пути они переговариваются, их плечи опущены, будто от досады. Дом и сад уже обследованы, искать почти негде.
Что, если Соррель так и не найдут? А если и найдут, то в наспех выкопанной могиле у лесной дороги? Время даст ответы, но оно уходит. У Грейс тоскливое предчувствие, что их совместное бдение может оказаться прелюдией к трауру. В Зимбабве родственники сидят на корточках у могилы, над которой витает дух усопшего. Они собирают могильную землю в небольшие бутылочки, надеясь таким образом забрать его с собой. Этот ритуал приносит утешение, во время него собирается вся община. У Евы нет никого, кроме Грейс и Мелиссы. Духу Соррель понадобилась бы очень маленькая бутылочка, а духу Эша – совсем крохотная. Грейс придвигается к Еве и обнимает ее.
Полицейские выходят из гаража, что-то обсуждая. Самый высокий из них пожимает плечами и оглядывается по сторонам. С его места просматривается весь двор. Похоже, искать больше негде. В поле зрения Грейс лишь одно яркое пятно – зеленый плющ, вьющийся по шпалере на границе с участком соседей. Она осматривает сад, который представляет собой ряд упирающихся в изгородь ступенчатых террас с усыпанными гравием площадками наверху. За оградой, на которую нависают густые ветви деревьев, буйно разрослись кусты ежевики. К проволоке прикреплена потертая табличка с поблекшей красной надписью «Вход воспрещен». Такую же Грейс видела в лесу у Евы. Здесь, рядом с потайным зеленым уголком, где буйствует дикая природа, тоже проходит старая железная дорога. Наверное, Мелисса, по ночам лежа в кровати, слышала уханье сов и отрывистое тявканье лис или мечтала о побеге.
– Ева, я думаю, нам пора домой. Может…
– Погоди.
Плечи Евы напрягаются, взгляд прикован к происходящему внизу.
Инспектор Гордон выходит из дома и переговаривается с группой полицейских, указывая на увитую плющом шпалеру. Все торопливо шагают к ней; через секунду Грейс видит, как полицейские поднимают шпалеру и сдвигают ее в сторону. Если бы не выскакивающее из груди сердце, Грейс рассмеялась бы: единственное зеленое растение в саду оказалось искусственным. Она и сама могла бы догадаться. Теперь его передвинули, и показалась дверь в старый сарай – развалюху из тех, которые хочется чем-то прикрыть, чтобы не портить общее впечатление. Дверь сарая открывают, со второго этажа женщины видят темное помещение, заполненное белой бытовой техникой. Они смотрят, как наружу выносят посудомоечную машину, потом стиральную, за ней плиту. Все это выглядит новым или почти новым. Инспектор Гордон протискивается в сарай, за ним с громким лаем бросаются спущенные с поводков собаки. Следом дружно устремляются остальные полицейские.
Ева вскакивает, прижав руку к горлу, и выбегает из спальни. Грейс мчится за ней так быстро, что после не может вспомнить, как слетела по ступенькам лестницы. Она рвется в сарай вслед за Евой, которая уже успела исчезнуть в его темном чреве, но двое полицейских преграждают ей путь. Грейс пытается хоть что-то разглядеть в кромешной тьме поверх их плеч. Ей совершенно ясно: в дальнем углу сарая находится нечто ужасное. Кто-то берет ее за руку. Это Мелисса. Они вместе остаются стоять на пороге, прислушиваясь к происходящему внутри, пытаясь уловить хоть что-то, кроме оглушительного лая собак.