Иззи смотрит на лежащую у нее на коленях бумагу и снова поднимает глаза.
– С самого начала? – взволнованно переспрашивает она. – На это уйдет целый день. Все началось много лет назад.
– Просто прочти первое предложение и продолжай дальше, – терпеливо повторяет защитница. – Не нервничай. Это не займет много времени, так что будь добра…
– Когда все это началось, мне было шесть лет, – перебивает ее Иззи.
Что началось? Мелиссу охватывает тревога: может, эта видеоконференция – слишком сильный стресс для тринадцатилетней девочки? Защитница выглядит озадаченной, но надо отдать ей должное, не теряет терпения.
– Прости, Изабелла, но этого в заявлении нет. Тебе, конечно, хотелось бы сообщить суду много интересного о твоем отце, однако мы условились, что ты зачитаешь именно то, что написано в лежащем перед тобой документе.
– Вы предложили мне начать с самого начала. Это я и пытаюсь сделать. Мне было шесть лет, когда он начал издеваться надо мной.
Негромкий вздох изумления, словно отхлынувшая от берега морская волна, прокатывается по залу. Мелисса хватается за горло. Она не может понять: то ли не расслышала Иззи, то ли ей померещилось. Она бросает взгляд на Пола, тот уставился на дочь с застывшим, словно от шока, лицом.
– Это длится с тех пор. Семь лет в общей сложности. Если вы хотите, чтобы я рассказала с начала, потребуется много времени.
Зал замолкает, воцаряется тишина, словно публика приготовилась слушать волшебную историю. Взгляд обомлевшей защитницы прикован к экрану. Лицо Пола побелело как снег, его челюсти плотно стиснуты. Перед глазами Мелиссы все мельтешит и кружится, как много лет назад, когда она сидела в машине Пола, а тот не справился с управлением на проселочной дороге. Она явственно ощущает неотвратимое скольжение вниз, к берегу моря, и видит, как в свете фар ей навстречу мчится покрытая инеем трава. Мелисса застывает на месте, впиваясь ногтями в ладони, и делает медленный вдох. Иззи нужно остановить, она говорит безумные, страшные вещи. Ей хочется обнять дочь, вызвать скорую помощь, и, возможно, психиатра.
– Изабелла. – Защитница оправилась от потрясения и говорит твердо. – Ты здесь затем, чтобы огласить свое заявление. Предлагаю тебе немедленно отказаться…
– Я здесь ради Соррель и ни от чего не откажусь, – четко возражает ей Иззи. – Пусть все знают: мой отец обращался со мной жестоко. То же самое он проделывал с моей матерью. Он чудовище.
Защитница меняется в лице, оно становится каменным, губы поджимаются. Возвысив голос, она обращается к судье:
– Ваша честь, прошу сделать перерыв в заседании. У нас предубежденный свидетель, показаний которого мы не ожидали. Мне нужно переговорить с подзащитным.
– Принимается, – размеренно и спокойно отвечает судья. У него такое доброе лицо, будто он целиком на вашей стороне, хотя судьи не принимают ничью сторону. И это хорошо, потому что сейчас Мелисса не понимает, на чьей стороне ему следовало бы быть. Лица Пола она больше не видит: оно обращено к защитнице, с которой они что-то обсуждают. Собравшиеся в зале перешептываются, то и дело бросая на Мелиссу осторожные взгляды. Пол – психопат и алкоголик, он безнадежно лжив, но любил Иззи. Эта любовь служила Мелиссе путеводной звездой, она вела ее по жизни и помогала терпеть. Счастье дочери было куплено ценой ее страданий. Мелисса не может поверить, что Иззи тоже мучилась все это время. Слова дочери не могут быть правдой. Из-за отсутствия отца она была на грани нервного срыва, и видеоконференция послужила последней каплей. Мелисса встает, ей нужно отвезти дочь домой и настоять, чтобы та отдохнула.
Защитница обращается к судье:
– Ваша честь, мой доверитель отвергает предъявленные его дочерью обвинения как совершенно абсурдные. Прошу разрешения провести перекрестный допрос.
– Соблюдайте осторожность. Изабелла под программой защиты свидетелей. И помните, что она еще ребенок.
Слишком поздно. Мелисса снова опускается на стул, ее ноги дрожат.
– Изабелла, – неторопливо начинает защитница, – тобой написано заявление, которое я сейчас зачитаю суду. Ты уверяла, что его содержание является правдой.
– «Мы с отцом были очень близки с самого моего детства. Мы вместе делали уроки и ездили отдыхать на каникулах. Я не могу без него жить. Я не представляю, чтобы он мог обидеть ребенка».
Защитница кладет бумагу на стол и обращается к Иззи:
– В свете этих слов отказываешься ли ты от ранее сделанного тобой заявления?
– Я ни от чего не отказываюсь, – повторяет Иззи, ее лицо краснеет. – Он был рядом, когда я делала домашнее задание, и напал на меня.
– Твоя мама работает дома, не так ли?
– Да.
– Довольно трудно представить, что твой отец вел себя так, как ты утверждаешь, когда рядом находилась твоя мать. Объясни, как это было возможно?
– Он запирал дверь и говорил, что помогает мне делать уроки. Мама его боится. Она делает то, что он велит.
Мелисса закрывает глаза и видит белую дверь с поблескивающей металлической буквой «И». Она ни разу не взялась за ручку. Иззи права, она не осмеливалась. Неужели, подчиняясь мужу, она потворствовала его насилию над дочерью? Чтобы не закричать, она зажимает рот ладонями.
– Он возил меня отдыхать, кататься на лыжах и все такое, а маму с нами не брал.
В аэропорту он на прощание махал Мелиссе рукой и крепко прижимал к себе любимую дочь. Покупал дешевые горящие туры со смежными спальнями. «Это нормально, – сказал он как-то Иззи, когда та попыталась возразить, – тебя надо держать под присмотром». Под присмотром. Если честно, Мелисса радовалась этим поездкам – спокойным периодам в ее жизни. Она их даже поощряла. «Пусть пообщаются», – говорила она себе, возвращаясь домой, чтобы провести несколько ночей в одиночестве и покое. Теперь все так очевидно. Почему у нее никогда не возникало подозрений?
– В своем заявлении ты пишешь, что всегда была близка с отцом. – Защитница смотрит на судью, затем на Иззи. – Это правда?
– Когда он ложился на меня, мне приходилось снимать одежду. Думаю, мы были ближе некуда. Или нет? Что было дальше, я не помню. То, что он делал, отшибло мне память.
Картина пугающе ясная. Мелисса закрывает глаза. Защитница не сдается, хотя давно поняла, что проигрывает битву.
– А еще там говорится, что ты не представляешь, чтобы он мог обидеть ребенка.
– Это тоже правда. Невозможно представить, что тот ужас, через который пришлось пройти мне, случится с кем-то еще.
Лицо Пола пепельного цвета, даже губы побелели.
– Тогда почему ты не призналась раньше? – От лица защитницы тоже отхлынула кровь. На ее землистой коже кричаще алеют ярко накрашенные губы.
– Он сказал, что это наша с ним тайна, что мама покончит с собой, если узнает. – По щеке Иззи стекает слеза. Прежде она никогда не плакала. – А еще сказал, что меня отправят в детский приют.
– Но ты рассказываешь это сейчас, потому что?..
– Он мучил Соррель и может сделать это с кем-то еще. – Иззи подается вперед, ее лицо раскраснелось. – Ему нравятся маленькие девочки. Соррель сейчас шесть, как и мне в самом начале. – Она почти выплевывает слова, будто долго ждала, чтобы выговориться.
Мелисса больше не видит лица Пола, он закрыл его руками.
– У тебя есть доказательства твоих слов? – негромко спрашивает защитница.
– Где-то в зале сидит моя мама. Посмотрите на нее. Может, это не считается, но это тоже сделал он.
Головы поворачиваются в сторону Мелиссы. Она старается не заплакать. Синяки уже немного поблекли, но на месте рваной раны на щеке хорошо заметен неровный розовый шрам. Хирург хорошо поработал, но такой дефект скрыть не просто. Мелисса неподвижна. Она пыталась оградить Иззи от того, что творил с ней Пол, но дочь наверняка все знала. Ей хочется вскочить и броситься к Иззи, но придется подождать еще несколько минут.
Снова говорит защитница, все поворачиваются к ней.
– Спасибо, Изабелла, – произносит она и кланяется судье. – Вопросов больше нет.
Защитница садится на место. Ее шелковая блузка немного выбилась из юбки, безупречная короткая стрижка в легком беспорядке. Судья что-то говорит о перенесении слушаний и дополнительных доказательствах, но Мелисса не вникает в его слова, ее мысли заняты Иззи. Через несколько минут судья покидает зал. Шепот вокруг нарастает, его волны шумят, как морской прибой. Мелисса подхватывает пальто и сумку. Ей хочется как можно скорее оказаться рядом с дочерью, поэтому она упускает момент, когда ее ищут глаза Пола, и видит лишь дверь, закрывающуюся за ним и его конвоиром.
Иззи в комнате в другом конце коридора. Она выглядит иначе, чем девочка на экране. На самом деле Мелисса никогда не видела ее такой. Иззи кажется совсем маленькой и совершенно растерянной. Она боязливо оглядывается по сторонам, будто зашла далеко в лес и не представляет, как выбраться. Она больше не выступает в суде и не пылает праведным гневом. Она уже не уверенный в себе подросток, а просто перепуганная девочка, прошедшая через годы страданий. Осознание этого накрывает Мелиссу словно ледяная волна, но тонуть ей нельзя – дочь нуждается в ней как никогда. Сотрудница из программы защиты свидетелей обнимает Иззи за плечи, шепча, что она молодец и храбро себя вела, но та, похоже, ее не слушает. Заметив мать, она улыбается, бежит к ней и крепко обнимает. Мелисса наклоняется к дочери.
– Прошу прощения, миссис Чорли-Смит.
Помощница адвоката, усталая женщина, которую Мелисса мысленно пожалела, входит вслед за ней.
Мелисса оборачивается.
– Мне нужно отвезти дочь домой. Она очень переволновалась.
– Я быстро. В ближайшее время Иззи вызовут в полицейский участок для беседы с женщинами-судмедэкспертами. – Она понижает голос. – Возможно, ей придется пройти осмотр. – Энергичный кивок. – Заседания суда возобновят, когда будут собраны и рассмотрены все доказательства.
– Ей придется присутствовать?
– К счастью, нет. Процесс может растянуться на несколько месяцев, обвинения в похищении человека и надругательстве, вероятно, объединят в одно производство.