– Ну, хорошо, – согласилась я. – Только не надувать. Так вот, значит, на Кавказе в городе Гори жила княжна Нина Джаваха. Отец её был очень богатый и исполнял все её капризы. Мама у неё давно умерла, и папа привёз в дом мачеху. Княжна сразу возненавидела её, не стала слушаться и делала всё наоборот.
– Что ж, мачеха была злая? – спросила Дама-Шура.
– Нет. Она была тихая, – сказала Лялька. – И старалась всё сделать для Нины. Но Нина очень гордая, отворачивалась от неё, доводила до слез.
– Приятная девочка, – сказала Дама-Шура. – Ну, а дальше?
– Но зато она очень хорошо стреляла, ездила верхом, как джигит, и была очень храбрая, – снова стала рассказывать я. – По ночам она одевала черкеску и верхом на лошади уезжала в горы.
– Ну, а ещё чем она отличалась? – насмешливо спросила Дама-Шура.
– Однажды ночью она из окна своей комнаты увидела свет в старой башне. Там были, конечно, разбойники. И вот Нина одна верхом поехала в эту башню и поймала всех разбойников. А дальше мы ещё не дочитали.
– И вам нравится эта книга?
– Конечно, – сказала Лялька. – Не всякая девочка может так.
– Какая чепуха, – с досадой пожала плечами Дама-Шура и взяла у меня книгу. – Нет, вы только подумайте, ну, что хорошего в вашей девочке! Её баловали, с ней носились, а она…
– Да ведь у неё мачеха, – сказала Лялька. – А мачехи в сказках всегда плохие.
– Разные бывают. Вы считаете Нину храброй, гордой. А в чём её гордость и храбрость? Тем, что она изводила мачеху, уезжала по ночам в горы и считала себя чем-то обиженной. Подумаешь, какой подвиг!
– А то, что она разбойников поймала? Этого мало? – возмутилась Лялька.
– Чепуха! Одна девочка не может задержать разбойников. Просто ваша княжна – избалованная, взбалмошная девочка, ни о ком не думающая, кроме себя. Я бы не хотела, чтобы вы были такие, как она.
– Мы с вами не согласны! – твердо сказала Лялька.
– Ну, что ж! Лялька ещё мала, а тебе, Нина, я дам почитать одну книжку. Узнаешь, какие смелые, гордые и прекрасные бывают люди. Вот с кого надо брать пример.
Она вытащила из кармана маленькую желтую книгу. Я недоверчиво протянула руку.
На обложке крупными буквами было написано: «ОВОД».
– Овод? Это муха, которая кусает животных? Что же тут может быть интересного?
– А ты прочти. А потом мы с тобой и поговорим.
Я с неудовольствием отложила в сторону «Княжну Джаваху» и раскрыла маленькую желтую книжку.
Глава 21
Первые страницы книги «Овод» показались мне очень скучными. Я никак не могла понять, какая связь между Артуром и Монтанелли. Меня удивляло, что бог не наказал Артура за то, что он расколол распятие. А потом… тюрьма… карцер. Вот теперь я узнала, что бывает с людьми, когда они попадают в тюрьму.
Сначала я не поняла, что Артур и Овод – один и тот же человек. Но он меня восхищал настолько, что я всё время перечитывала волнующие меня страницы. Как человек мог выдержать такие пытки, такую боль!
С ужасом читала, как арестовали Овода. Но когда я дошла до его встречи с Монтанелли, то побежала на чердак и, усевшись в самом дальнем углу, заплакала. Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел меня.
Откуда-то снизу меня звали, но я не могла оторваться от книги.
Слёзы непрерывно текли по моим щёкам, я вытирала их ладонью, они снова катились – не было сил удержать их.
Неужели Монтанелли не пощадит своего сына и даст разрешение на его расстрел? Я не хотела, чтобы Артура расстреляли. Он должен жить, он снова должен бороться.
Я никогда ещё не видела таких людей. Но ведь они, конечно, есть на свете. И я должна быть похожа на него. И я должна так же бороться и жить, как он. И я должна быть сильной.
И вот… его… не стало…
Я прижала книгу к лицу и навзрыд заплакала. Меня охватило отчаяние.
Кто-то осторожно прикоснулся к моему плечу. Я подняла голову.
– Ты плачешь? Что с тобой? – испуганно спросила Лялька.
– Они его расстреляли, – с трудом сказала я и снова заплакала. – Как они посмели это сделать? Я бы за него отдала жизнь.
Лялька опустилась на колени и обняла меня.
– Не плачь, – утешала она меня. – Не плачь! А то мне так грустно.
Плакать я больше не могла.
– Когда ты немного вырастешь, прочту тебе эту книгу, и мы поклянемся быть такими, как Овод. А сейчас иди. Я ещё немного посижу здесь.
Лялька ушла с неохотой. Было слышно, как на балконе она что-то рассказывала маме.
Стало уже темно, когда пришла домой. Из залы доносилась музыка. Это играла на рояле Соня.
Дама-Шура сидела в своей комнате, взобравшись с ногами в глубокое кресло, и читала. Кутаясь в большой пуховый платок, она не выпускала изо рта тонкую папиросу и всё время покашливала.
Я только сейчас заметила, как она похудела за последнее время. От синего абажура лампы лицо выглядело ещё более смуглым. И вся она казалась маленькой, как девочка.
Я нерешительно остановилась у порога двери.
Дама-Шура оторвалась от книги и чуть заметно кивнула мне головой. Я подошла к ней, присела на скамеечку.
– Прочла? – спросила она. – Понравилось? Молча кивнула головой.
Много таких людей. Надо быть похожими на них.
С удивлением посмотрела на неё. И это говорит она, такая строгая и серьёзная. А если она тоже? Ведь почему-то она живёт в нашем доме. Почему она никогда не выходит из дома?
И отчего она так сильно кашляет? Может быть, тоже сидела в тюрьме? Дама-Шура! И как её зовут по-настоящему?
Вдруг увидела шрам у самой кисти.
– Откуда этот шрам? – удивилась я. – Вы были на войне? Она вздохнула.
– Как-то злые руки надели мне на руки браслеты – вот и остались следы.
– Цепи? – испуганно спросила я и вдруг вспомнила арестантов, которых увидела на улице. Они двигались с трудом, на ногах у них звенели цепи.
Я сбивчиво рассказала Даме-Шуре о поездке в баню, о Метехском замке и тусклом огоньке в узком окне.
– Пять шагов в длину, три в ширину и маленькое с железными решетками окно, – повторила я мамины слова. – Как же так можно с людьми?
– Могут, – сказала она.
– А вы видели такие камеры?
– Все видела, девочка! Все! – тихо сказала Дама-Шура.
– А кто написал книгу «Овод»? И почему не у нас, а в Англии?
– Это было давно. В Варшавской тюрьме сидел народоволец Михаил Войнич. Его обвинили в том, что он хотел помочь своим товарищам бежать из тюрьмы. Жандармы не могли доказать этого, но его всё же отправили в ссылку. Оттуда было очень трудно бежать. Тогда, чтобы попасть в больницу, он прострелил себе грудь.
– Сам прострелил? – удивилась я.
– Конечно, сам. И когда поправился – убежал из ссылки и приехал в Лондон, где жили русские народовольцы. Там он встретился с молодой англичанкой Этель Лилиан Буль и женился на ней. Этель долго работала с народовольцами и потом написала книгу «Овод». Разве Риварес не похож на наших народовольцев?
– А кто такие народовольцы? Я никак не могу узнать.
– Это были честные, мужественные и благородные люди. Они боролись за новую, прекрасную жизнь, где не будет произвола.
– А как они боролись?
– Трудно мне тебе это объяснить, – сказала Дама-Шура и немного помолчала. – Ну, создавали кружки, объясняли людям, что такое Революция, звали на борьбу с царским правительством, печатали свои газеты и листовки. А их за это сажали в тюрьму… посылали в ссылку, вешали.
– А почему у нас нет таких, как «Овод»?
– Как нет? – удивилась Дама-Шура. – А сколько людей сейчас сидят в тюрьмах, сколько в ссылке и на каторге, сколько повешено. А твои родители? А Перовская? Желябов? Сколько их погибло.
– А кто такая Перовская?
– Это была замечательная женщина. Отец её был петербургским генерал-губернатором, дед – министром. Совсем молодой отказалась от богатства, порвала с семьей, ушла из дома, стала народоволкой. Потом она со своим мужем Желябовым, Кибальчичем и Михайловым, по решению партии, убили царя Александра II.
– Убили? – с изумлением повторила я.
– На место Александра пришел другой царь, и жизнь осталась такой же тяжелой.
– А что же сделали с ними? Как их поймали?
– Выдал Рысаков – бывший товарищ. Их арестовали, судили и приговорили к смертной казни. На Сенатской площади поставили виселицу. Пришли тысячи человек. Вокруг виселицы стояли казаки и жандармы. Осужденных привезли в чёрной колымаге. На них были черные арестантские халаты. На груди висели дощечки с надписью – «цареубийцы». Навстречу вышел палач в красной рубахе.
Дама-Шура тяжело вздохнула и замолчала. Я не спускала с неё глаз.
– Ну, а потом? – тихо спросила я.
– Перовская была первой женщиной в России, которую приговорили к смертной казни. Она стояла гордо и спокойно. Желябов начал говорить, но его голос заглушил треск барабанов. Затем все приговоренные обнялись. Михайлова дважды вешали, и дважды он срывался с петли, как когда-то декабрист Рылеев. И вот всё кончено.
По щекам у меня текли слезы. Мне казались, что Дама-Шура тоже плакала.
– Вот и всё – повторяла она. – Никогда об этом не забывай. А теперь иди.
Я побежала в детскую. И Овод, и Дама-Шура, и Саша-джан, и мама.
Что же надо было сделать? Надо быть твердой и сильной. В детской никого не было. Отыскала свечу, которую в шкафу спрятала нянька, зажгла её. Потом нашла маленькую железную линейку.
Вот сейчас я докажу, что ничего не боюсь, что смогу вытерпеть самую сильную боль.
Линейка накалилась на огне докрасна. Закатила рукав платья, приложила линейку к голой руке.
Острая боль пронзила тело, но я крепко закусила губу, чтобы не закричать. На руке остался красный глубокий след.
…Сколько раз читала эту книгу. Многие страницы знала наизусть. Никогда не расставалась с ней. Книжка была маленькая, тонкая. Днём её носила за пазухой, ночью клала под подушку.
Теперь я уже не хулиганила, когда мы занимались с Дамой-Шурой, и старательно готовила уроки.
Мне очень хотелось, чтобы она рассказала о себе, но я не решалась просить её.