Когда начинает танцевать, на него можно залюбоваться. Кажется, что он не ходит по полу, а скользит по льду.
Он обычно танцует в первой паре с лучшими ученицами. И когда тапёр ударяет пальцами по клавишам рояля, с трепетом жду, когда он пригласит меня.
На других уроках скучаю. Знаю почти всё, что проходят в классе, и даже не слушаю, о чем говорят педагоги.
Хорошо молча сидеть и думать. С грустью думаю о мальчике Домби, страшном Скрудже, героях Джека Лондона, которых недавно открыла для меня Анна Андреевна два раза ставившая меня к стенке.
Когда решали контрольную работу по арифметике, получился самый настоящий скандал.
Быстро решила задачу и примеры, медленно переписывала их в тетрадку. Увидела растерянный взгляд сидевшей впереди меня девочки.
Мне с первого дня понравилась Лида: маленькая, с тоненьким личиком, коричневой родинкой на щеке. Ходит прямо. За плечами две косы, перевязанные черными ленточками. Редко смеется, ни с кем не дружит. Её называют гордячкой.
Как-то подошла к ней. – Почему ты ни с кем не дружишь? Всегда одна?
– А я не со всеми хочу знакомиться.
– Почему? Разве ты лучше других?
– Они все равно меня не поймут. Ни у кого нет такой жизни, как у меня.
И тут вспомнила разговор с Дамой-Шурой. – У тебя мачеха? – догадалась я. – Плохая?
Она пожала плачами.
– Меня не интересует, какая она. Как отец посмел привести её к нам! Ненавижу её. Я – гордая. И мне не нужно ничьей любви.
– Брось задаваться! – рассердилась я. Подумаешь, принцесса. Ей никого не нужно. Живи одна, княжна Джаваха.
Лида обиделась на меня, перестала со мной разговаривать. А сейчас заметила её растерянное лицо. Видимо, не могла решить задачу.
Быстро на клочке бумаги написала решение. Поймала на себе пристальный взгляд Анны Андреевны. Она решительно направилась в мою сторону. Бумажка жгла ладонь. Толкнула локтем Асю.
– Ай! – вдруг вскрикнула она. – Ай! Сердце!
Анна Андреевна повернулась в её сторону, а я успела перебросить бумажку Лиде.
Ася не выдержала и засмеялась. Что-то шипя, Анна Андреевна бросилась ко мне.
– Сейчас же! Сейчас же отдай мне бумажку, – крикнула она и схватила меня за руку.
Я сделала удивленное лицо и раскрыла кулак.
– У меня ничего нет, – смиренно ответила и сделала реверанс.
– Ты говоришь неправду. Сейчас же вон из класса. А в следующий раз вызову твоих родителей.
– Вы просто ко мне придираетесь, – жалобным голосом говорю я. – Я ведь всё решила.
Весь класс смотрит. Высоко подняв голову, медленно иду к двери.
За дверями слышно, как в других классах о чем-то говорили учителя.
Надо куда-то скрыться. Что, если начальница попадется на моем пути? Но в это время раздается звонок.
Первой из класса выбежала Ася, за ней Лида. Она подошла ко мне и смущённо протянула мне руку.
– Ты благородный человек, – сказала она. – И я думаю о том, что ты говорила мне.
– Вот это настоящее товарищество, – восторженно говорит Ася и хлопает меня по плечу.
Веселей всего на переменах.
Девочки из класса прохаживаются, другие собираются у стен, хвастаясь кружевами на нижних юбочках, рассказывая о платьях.
Нам с Асей это не интересно.
Люблю высокие дома, где много этажей. В нашей школе четыре этажа, много лестниц. Одним махом взбегаем и, усевшись верхом на перила лестницы, скатываемся вниз.
Как захватывает дух! Только бы не встретить начальницу! На втором спуске кто-то хватает меня за платье. Соскакиваю с перил, замираю на месте.
Начальница! Чтобы задобрить её, три раза делаю глубокие реверансы. Грозно смотрит на меня, приставив к глазам лорнет.
– Что с тобой? – кричит она. У меня падает сердце. – Ты ведешь себя, как уличный мальчишка. Боже мой! – разводит она руками. – И это барышня – дочь такого достойного отца. Посмотри на себя: растрёпана, фартук сдвинут в сторону. Какой-то башибузук. Еще раз увижу – вызову отца.
Стою молча, опустив глаза, тяжело вздыхая.
Выгонят? Позор для всей семьи. Хоть бы пронесло.
Начальница ещё долго грозно смотрит на меня, затем отпускает кивком головы.
Не успеваю отойти, как она снова окликает меня.
– Подожди. Почему твоя сестра Софья не ходит в гимназию и пропускает уроки? Бедная твоя страдалица мать, у которой две такие дочери. Ты скажи, почему сестра не ходит в гимназию?
– Больна, – лепечу растерянно.
– Если больна, должен быть документ от врача. А так – это ложь.
У меня уже мокрое от пота лицо, не знаю, куда девать руки.
Нельзя скатываться на перилах. Нужно придумать что-нибудь другое. И мы, как ошалелые, несёмся по залам.
Странная судьба. Каждый раз налетаю на начальницу. И, как всегда, раздается один вопрос:
– Почему твоя сестра Софья не ходит в гимназию?
– У неё сонная болезнь, – растерянно лепечу я. – Так сказали доктора. Это очень опасно.
Здорово придумала. Нет, надо с Соней поговорить. За что я должна так страдать?
Вечером, когда Лялька уселась за рояль, пошла в комнату к Соне. В дверях стояла мама. Я юркнула за печку.
– Ну, как тебе не стыдно, – упрекала она Соню. – Наташа учится хорошо – берёт трудом, усидчивостью. А тебе стоит раз прочесть уроки и ты всё помнишь. Но тебя одолевает лень. Ты не хочешь работать. Ничего из тебя не выйдет. Разве можно так распускаться. В гимназию надо ходить каждый день.
Зашла к Соне. Она уткнулась лицом в подушку, плакала.
Рядом на кровати лежала раскрытая книжка, на столе тетрадка, исписанная Сониным мелким почерком, на стене большой портрет Веры Федоровны Комиссаржевской. Соня мечтает когда-нибудь увидеть её на сцене. Но Комиссаржевская где-то далеко в России.
Присела около Сони, молчала, пока она не перестала плакать.
– Ну, что с тобой случилось? – погладила её по плечу. – Зачем ты не ходишь в гимназию?
– Я всю ночь не сплю. Мне страшно, – тихо говорит она.
– Страшно? – удивилась я. – Почему страшно? Что же ты делаешь по ночам?
– Читаю, – вздыхает Соня.
– Да разве от книг может быть страшно? – спрашиваю. И вспоминаю, как в испуге вскакивала ночью с постели, начитавшись Шерлока Холмса.
– Читаю Достоевского, говорит она. Жизнь у него такая страшная.
– А может быть, это страшно только в книгах? А взаправдашняя не такая? Брось читать своего Достоевского!
– Нет, – качает головой Соня. – И в кружке говорят – надо читать.
– В каком кружке?
– Ещё мала, все равно не поймешь, – сердито отвечает Соня. – Ты думаешь, я хочу огорчать маму и Сашу-джана? Днем сплю, потом учу роль, вечером кружок.
– Какую ещё роль? Ты разве артистка?
– Тебе Наташа рассказывала, что я в гимназии на всех вечерах выступаю, стихи читаю. Хлопают. Говорят, иди в артистки. Скоро выступлю на сцене. У меня большая роль. В пьесе Островского девушку несчастную играю. В рабочем театре замечательные люди. Они говорят – я гожусь. А ты – гимназия! На что мне она!
С восхищением смотрю на Соню. Она большая, скоро пятнадцать, может делать, что хочет. И правда, к чему гимназия? А вот что за кружок – не пойму.
Перед сном под большим секретом рассказала обо всем Ляльке.
Решили помочь Соне. Вероятно, ей грозит опасность. Что за кружок?
На другой день вечером Соня ушла, может быть, на кружок, может быть, на репетицию?
Осторожно пробираюсь в её комнату. Постояла, прислушалась. Нет, она уже не вернётся.
Пошарила на столе. Сколько книг, и всё Достоевский.
Выдвинула ящики, порылась. В углу нашла тоненькую тетрадку. Дневник. Хорошо ли читать чужой дневник? Но ведь Соню надо спасать!
Стала перелистывать страницы. Какие-то стихи, выписки из книг. А вот и Достоевский. С трудом разобрала написанное.
«Всю ночь снова читала Достоевского. Неужели могут жить на свете такие несчастные люди? Какая страшная жизнь! Может быть, они все больные, ненормальные, дёргаются?! Не могла заснуть. Вышла на балкон, прижалась к перилам. Огромная луна несла прозрачный свет. Охватило странное чувство восторга. Будто одна в мире. Да, я готова отдать всё, чтобы такой больной жизни не было. Лечить души людские. Стояла, словно в экстазе. Луна зашла. Всё стало обыкновенным. Вернулась в комнату, легла на кровать, вокруг всё плыло. Нет, не могу ходить в гимназию. Нет сил».
Бедная Соня! Мучается, а мы её не понимаем.
Перевернула ещё несколько страниц.
«Недавно встретила сестру дяди Феди, у которого мы жили в Нахаловке. Говорили долго. Позвала меня на кружок молодежи.
В комнатке сидело человек десять рабочих и гимназистов. Лектор, студент Мирон, читал вслух «Что делать» Чернышевского. Всё объяснял. Стала туда ходить. Он читал лекции по истории.»
Я услыхала за стеной шаги, сунула дневник в стол и, как ни в чем ни бывало, вышла из комнаты. Это была мама.
– Что ты ищешь, – спросила она.
– Мячик куда-то забросила, ищу по всем комнатам, – ответила, не краснея.
– Будем следить за Соней, – решили с Лялькой. – Всё узнаем.
Долго ждать не пришлось.
Как-то уселись на любимом месте в зале за креслами: плывем на плотах по Куре. Вода несет от одного берега к другому: водоворот, водопад. Я, как за руль, держусь за ножку кресла. У Ляльки перед глазами бинокль. Она откомандует:
– «Лево руля!» «Право руля!» «Полный вперёд!»
Кто-то поспешно на цыпочках вбегает в комнату. Прижимаемся к полу.
Держа что-то под фартуком, Соня мечется по залу. Останавливается у рояля. Открывает крышку. Хорошо видно: вытаскивает из-под фартука револьвер и кладет его в рояль, на струны. Затем снова закрывает крышку.
Не дойдя до двери, возвращается к роялю. Вынув револьвер, снова уходит.
– За ней, – командует Лялька. – Посмотрим, что делает?
В комнатах Сони нет, во дворе тоже. В саду?
Пробираемся между кустов. Присев на корточки около Булькиной могилы, Соня большим кухонным ножом поспешно роет землю. Затем, завернув револьвер в тряпочку, кладет в ямку и засыпает её землей.