С тех пор он стал относиться к локомотивам внимательнее. Вначале он понял, что те – дети Страны сотни гор, они были черны и дымились, как большие города, откуда они являлись и куда всегда потом возвращались. Они бывали в Париже; равнина звала их, склон помогал. Всегда и отовсюду возвращались они к горам и поднимались обратно по склонам, отдуваясь, рыча, спеша, издалека приветствуя родину громкими, ясными криками.
Он наблюдал за ними. Он узнал их некоторые привычки. Он понял, что они не суровые и скучные взрослые, как можно было бы думать. Им нравится играть. Вот один под барабанные раскаты упрыгивает по кривой. Другие, танцуя фарандолу, стремительно пятятся, отводя вагоны в долину. Еще двое, соединившись, медленно вступают на вокзал, от чувства собственной значимости они пожимают плечами, задирают голову, они идут в ногу, шипя и посвистывая, ударяя в кимвалы, и весь вокзал с большим почтением принимает скорый из Женевы в Бордо. Марсель даже видел два локомотива, соединенных спина к спине, правда, бежали они все равно в одну сторону. Вот уже до чего дошло! И вдруг он вспоминает, что как-то давно, лет пять назад (стало быть, ему было три года), он видел с террасы, что возвышается над парком и железной дорогой поезд, полностью белый. Локомотив, вагоны пассажирские, вагоны багажные – все белое. Было настолько красиво, что он понял: никому нельзя об этом рассказывать. И с тех пор он видел другие поезда, почти столь же красивые, чаще всего на парижских вокзалах, – одни составлены из длинных желтых вагонов с выведенными на них золотыми буквами, другие – из темно-красных и черных, как у поезда президента Республики, локомотив которого украшен трехцветным флагом.
Глава IIРетроспектива
Вот почему с самого начала каникул, что случились в далекую ту эпоху, иначе говоря, в минувшем году, садовые стулья таскали вдоль всех аллей, рисуя на песке сложную сеть параллельных линий – вот одни пути, вот другие. Первой запустили длинную прямую ветку от оранжереи до виллы. Потом ее продлили вплоть до резервуара. Следом торжественно открыли ветку, идущую от виллы к бассейну. Артур изображал локомотив, Франсуаза в кресле-каталке была за путешественников, Марсель служил начальником поезда и на станциях превращался в начальника вокзала. Три поезда в день, включая один скорый, – таков был минимум, установленный на общем собрании директоров компании. Однажды скорый сошел с рельсов, и Франсуаза, ободрав коленку, заявила, что больше не хочет играть пассажиров. Все было улажено, и ей поручили работать локомотивом на небольшом ответвлении, устроенном специально для нее меж шестью садовых холмов.
Однако вскоре предпринимательский дух подвиг их расширить территории за пределы сада. Центральную аллею парка пересек (воображаемый) туннель, и было налажено двустороннее сообщение меж виллой – с остановкой возле бассейна – и бильярдным залом. Затем пути продолжили до самой конюшни, где располагался, таким образом, важнейший после виллы вокзал всей железнодорожной сети и была конечная остановка поездов ближнего следования, ведущих на птичий двор, к дому садовника и заброшенной беседке в зарослях.
Маршрут «Вилла – Бильярдный зал» оказался самым популярным. На нем было много остановок, не говоря уже о туннеле (приходилось нагибаться, показывая, что как раз по нему едешь). Особенно этот маршрут нравился мальчикам, поскольку вел он в новые земли. Конечно, окружающий виллу сад весьма разнообразен: бассейн служил внутриконтинентальным морем, оранжерея с обильно растущими растениями и жарким влажным воздухом была наподобие Канады, а резервуар слыл проливом государственного значения. Однако везде лежал один и тот же песок, аллеи шли под прямым углом и отовсюду виднелось здание виллы; это был пригород виллы, ничего иного, тогда как там, в стороне бильярдного павильона, простирался парк, была неизвестность, земля иная. Вначале шли вдоль аллей, окаймленных цветущим кустарником, над которым витал окутывающий теплый сладостный аромат (вдыхали его, раскрыв рот, словно чтобы съесть конфету). Затем была небольшая остановка на краю терзаемой зноем пампы. И вот скорый поезд уже мчался по необъятным трепещущим лесам, и, как только виднелся бильярдный павильон, чувствовалось, что все ближе большой и беспечный город, великолепный, изысканный и тихий, один из тех колониальных городов, где под величественными вечнозелеными деревьями обитает сладкоречивый народ, жизнь которого сплошное счастье. Это город, о котором рассказывается в песенке про «бамбуки». Но дальше требовалось пересечь под палящим солнцем большую пустыню без городов и без остановок; затем начиналась рябиновая аллея, страна новая, обсаженная по краям самшитом и усыпанная повсюду в траве и на песке красными ягодками (ядовитыми). Затем вновь начиналась лесистая местность – зачарованная роща, и после поворота поезд шел уже вдоль большого озера (всегда полная до краев посудина), там локомотив мог утолить жажду. А теперь – в путь к большому промышленному центру на противоположном краю земли; там можно отыскать все знакомые вещи мира цивилизованного, но более величественные, значительные под новым небом. Нужно видеть и слышать, когда скорый въезжает под высокие, темные своды вокзала и беспрерывно свистит, пуская каскады дыма!
Маршрут этот настолько хорош, что Марсель и Артур посчитали недостаточным количество поездов, предусмотренных расписанием. Часто в «поезде счастья» или «локомотиве инспекции» они порознь путешествовали по какой-нибудь части или по всей дороге. И страна листвы, цветов, вод, окружающих бильярдный павильон, такая дивная, что локомотивы забывали сделать «пых-пых» или издать гудок. А однажды чуть было не случилось даже страшное столкновение.
А потом как-то раз Артуру пришла гениальная мысль: «А что, если пассажирами будут собаки с виллы?!» Сказано – сделано. Маленького терьера Сурика, толстых кинг-чарльз-спаниелей с отвисшими животами, Джипси и Лили, и еще Туну бесплатно возили по много раз в день с виллы к бассейну, от бассейна к резервуару, от виллы к конюшне. Им даже выдали билеты, действующие по всем маршрутам. На одном поезде ехали они туда, на другом обратно. На коленях садовницы Сурик, дрожа, в ужасе ждал скорого с виллы. А Туну однажды забыли на полке бильярдного зала.
А в конце парка продолжали мелькать пассажирские поезда, идущие в Тьер. Повсюду вокруг Артура, Марселя и Франсуазы по миру перемещались паровозы и теплоходы. Торжественно открывались новые линии, новые порты. Люди меняли одни города на другие. Как-то раз пассажир из Пюи-Гийома отправился в Голландию, причем только ради своего удовольствия!
Что ж, надо было соответствовать этому миру. Такой широкой активности надо было отвечать собственными делами. Возник неслыханный план – наладить регулярное сообщение с линией Тьера, с всамделишной. Для этого необходимо пересечь весь парк, а тот идет под уклон. Поездами, которые идут вниз, управлять легко, а вот с теми, что должны подниматься, придется повозиться. Тем не менее линию начали строить и провели довольно далеко, до остановки Страшного дерева среди дичайшей местности. Доставили туда одну из собак, Лили; посадили у корней Страшного дерева, притворившись, будто ее там бросили. (Ей было все равно, поскольку ходить ее не заставляли.) А вот обратный путь оказался весьма плачевным. Лили свалилась с кресла-каталки и сделала вид, что ей дурно. Пришлось нести ее, хрипящую и всю в слюнях, до самой виллы; и потом она целый день смотрела на детей, в ужасе негодуя, будто принцесса на грубо обошедшуюся с нею чернь.
В следующие дни попытались возобновить обслуживание этой ветки. Но вскоре «Страшное дерево», как и «Тропа Бурико», превратились в станции, где поезд останавливается лишь раз в год.
Глава IIIПустынный остров
Когда настали следующие каникулы, железными дорогами решили больше не заниматься.
– И так много сделали, все работает, стало быть, хватит, – сказал Артур.
– К тому же поезда были ненастоящие, – сказал Марсель. – Пути мы чертили ножками стульев. А было бы хорошо иметь настоящую железную дорогу, настоящие локомотивы, настоящие вагоны. Такие делают. Я видел в одном парижском пассаже. Но это очень дорого, папа никогда не дозволит.
– Ты просто не знаешь, как его попросить, – говорит Франсуаза. – Я смогу поговорить с отцом, чтобы он сам того захотел.
– Ну надо же! И кстати, – продолжает Марсель, – ты наврал мне, Артур, когда говорил, что в Канаде жара и живут там негры.
– Никогда такого не говорил!
– Теперь я знаю, где находится Канада. И всю историю знаю. И все столицы. Как называется столица Персии? А Афганистана? А Белуджистана?
– Тегеран. Кабул. Калат. А как называется столица Мабулистана? То-то же! Я тоже знаю историю с географией.
– Я придумал! – говорит Марсель. – Мы откроем необитаемый остров. Водрузим на нем флаг. И устроим там собственное королевство, будем его возделывать.
– Лучше тогда играть в потерпевших кораблекрушение, – говорит Франсуаза.
Но Марсель стоит на своем. Он хотел бы, чтобы выглядело так, словно он только сейчас все придумал, но видно, что он долгое время размышлял над своим планом. Необитаемым островом будет маленький каменистый холм, который вдалеке сада, по форме он напоминает треугольник. Растения, что там растут, будут обитателями острова…
– Значит, он обитаемый! – возражает Артур.
– Нет. Это дикий остров. Когда же мы высадимся, мы его освоим. Главные города построим вокруг грушевых деревец. Заросли смородины и малины станут су префектурами. Два маленьких листика у самой земли, похожие на конфетти, превратятся в далекую ферму на косогоре. По краю там растут гвоздика и земляника, это будет у нас «густонаселенным морским побережьем».
И они причаливают. Флаг поднят. Королевство основано. Грушевое дерево, растущее в центре холма, назначено столицей. Какой же большой это город! Сколько листьев колышется, сколько плодов среди них вырастет! Вот настоящий Париж!