Детские — страница 12 из 28

Глава VIIIВойна на острове

Марсель забыл поприветствовать один из Артуровых флагов, и Артур объявил войну. Однако Марсель заключил с Франсуазой тайное соглашение. Небольшое сражение, и все закончилось: королевство Артура было захвачено, столица взята.

– Теперь ты должен просить пощады, – говорит Марсель.

– Никогда! Битва будет смертельной! Я переезжаю в колонию на противоположном материке и весь материк забираю себе. Столица – то дерево в центре. Я повяжу там свой флаг. Кучка подлецов, нападайте, если осмелитесь!

– Раз так, я забираю другой материк. Франсуазе достается целиком весь остров, так у каждого будет собственный дом.

Так человек расширял владения, так цивилизация распространялась по всей земле.

Глава IXНовые открытия

И все же оставалось много земель неисследованных. Мореплаватели пока не открыли шестой материк. Поэтому, как только было подписано мирное соглашение, экспедиции возобновились.

Однажды Марсель обнаружил внутриматериковое море – бассейн. Марсель хотел, чтобы оно принадлежало ему целиком, это могло послужить причиной мировой войны. После переговоров решили, что ему отойдет главный порт (лесенка, что спускается в воду). И вот он там обустроился и часами обследовал воды таинственного моря. По поверхности скользили насекомые, похожие на черточки, что движутся на шести малюсеньких лапках. Может, это палочки, сбежавшие из школьной тетради по чистописанию. Они прекрасно разбираются в собственной метрической системе и всегда ее пользуются; они не забывают считать, сколько пробежали по воде сантиметров, даже тогда, когда их преследуют. Они неуязвимы и, по-видимому, бессмертны – можете сколько угодно устраивать бури, чтобы их потопить, – вы баламутите палкой ил, а все их племя давным-давно на другом конце бассейна занято измерениями той тихой воды, что им еще остается.

А дальше – в точности там, где солнце играет, поддерживая равновесие сверканий и промельков, – танцуют круглые малости, подобные блесткам в бульоне, крохотные насекомые мерцают и кружатся. Напрасно стараетесь вы их тревожить – они с легкостью минуют сачок и, ни секунды не теряя, продолжают балет в каком-нибудь другом месте. Если же вы по-прежнему их донимаете, то в мгновенье, когда они, казалось, вот-вот взлетят, они уходят вглубь и исчезают на дне, словно горсть зерен.

Какие же странные создания должны обитать на дне бассейна! Когда Марсель об этом думает, он бледнеет. Жизнь, таящаяся в иле, в липком холоде стоячей воды, его ужасает. Он представляет себя, живого, среди этих существ, в зеленых власах водорослей, и чувствует дурноту. Он не осмеливается взбалтывать ил по всему водоему, не всегда осмеливается поднести сачок к воде – боится увидеть то, что видеть не должно. С него хватило, что однажды олива, которую, как помнится, он бросил в прошлом году в бассейн, поднялась живой обратно на свет, выпростав щупальца, похожие на крошечные ручки. Он хотел выловить моллюска обратно, но тельце оливы было слишком тяжелым для ее ручек, олива качнулась и исчезла в глубинах.

Но порой соблазн сильнее всех опасений. Как сегодня. Почему бы не обследовать кучу гнилой листвы, которую он вытащил со дна на берег? И вот как раз один из листьев, кажется, зашевелился. Он перевернул его, и с обратной стороны оказались три пары лапок. Марсель понял, что с тем случилось: листок, еще зеленый, упал в бассейн, прожилки превратились в лапки, и листок продолжал жить. И листок продвигался по краю бассейна, на ярком свету, как всякое насекомое! И Марсель, содрогаясь, сбросил его обратно в воду. Не стоит такой твари появляться средь белого дня. Он понял, что не должен никому об этом рассказывать. И потом, кто же ему поверит? Это как с белым поездом. О тайне будут знать лишь он и вода. Вода населена мертвыми существами, которым она подарила новую жизнь, жизнь холодную и немую, жизнь сонную. А водяное солнце, такое бледное, все время волнующееся в белых проблесках, было тем самым, о котором говорили однажды вечером за столом гости: они называли его солнцем мертвых.

Из-за страшного сна, приснившегося этой ночью, он надолго забросил бассейн. И на следующий день, в воскресенье, во время далекой экспедиции открыл шестой материк. В нескольких километрах от берега начинался высокий, как скопище гор, беспредельный черный девственный лес.

Глава XОбитатели девственного леса

Направиться в чащу было бы неблагоразумно, к тому же вход преграждали лианы. Марсель решил обогнуть лес. Что-то же будет, если идти по опушке. Шел он долго, не менее полутора минут, выделенных из расписания великого человека. Оказавшись на краю леса, он даже спросил себя, все ли участники экспедиции вернутся обратно живыми. Послышались голоса. И тут, на повороте, «глазам его предстало…» – ведь так пишут настоящие путешественники в своих рассказах? – «глазам его предстало неожиданное зрелище». В тени на опушке леса сидело два человеческих существа, рядом лежал пес. Длинные волосы, спадающие на плечи и руки, укрытые белыми одеждами; две пары больших, диких, нежных, удивленных голубых глаз; два чуть вытянутых белых личика с округлившимися маленькими губками. Это было уже слишком! Ну хотя бы одна огненная шевелюра, одна пара голубых глаз, тогда еще можно было бы как-то сохранять спокойствие. Но тут, при виде двойной красоты, двойной неги – живой, дышащей, глядящей, – оставалось лишь отступить, и как можно быстрее. Отступление превратилось в бегство, и Марсель, запыхавшись от бега, возвратился в свое королевство.

– Артур! В девственном лесу кто-то живет!

– Да мне-то что!

– Артур, я видел двух королев-дикарок, у их ног лежал еще какой-то зверь!

– Скажи как следует.

– Ну чего, у грядки с горохом сидят две девчонки, с ними пес.

– Две рыжухи?

– Да, – нерешительно отвечает Марсель, который впервые не без удивления слышит слово «рыжуха».

– А, знаю. Это сестры Мату, дочки нового ремесленника. Они в парке живут. Папа говорит, что Мату упертый. Есть у него мыслишки всякие, ну, бродяга, в общем. Говорит, дескать, не хочет иметь ничего общего с управляющим или хоз… или твоим отцом, если речь не о работе. И рассказывает о хозяевах всякие мерзкие вещи. Готов поклясться, они с тобой даже не поздоровались.

Марсель продолжает удивляться. Они ведь и правда не поздоровались. Но он бы и не вспомнил об этом. Скорее подумал бы, что сам должен склониться, если б осмелился, в глубоком почтении перед дикарками-королевами. «В общем, бродяга…» Бродяги – нищие в лохмотьях, вечно грязные, непричесанные. А Марсель припоминает, что видел Мату, рабочего, и одет он был почти так же хорошо, как управляющий. И мадам Мату, крепкая рыжеволосая женщина, вовсе не выглядит как бродяга.

А они-то, они одеты лучше, чем Франсуаза!

Глава XIПереговоры

На следующий день Марсель с рассеянным видом спрашивает:

– Слушай, Артур, а что, если предложить Матускам поиграть с нами?

(Он знает, что они здесь, совсем рядом, и хотел бы показать им свое королевство и рассказать о лесах, пустынях и тайнах стоячей воды. Вчера вечером он долго думал о них перед сном.)

– Ох! – отвечает Артур. – Не думаю, что они любят играть. Старшей уже тринадцать.

– Ну и что же! Все равно спроси их.

Артур кричит маленьким Мату:

– Хотите играть с нами?

Не говоря ни слова, те качают головами: нет.

– Я же говорил, Марсель. Но ты ведь сам знаешь, мы не водимся с мастеровыми.

– Почему же? Вы сами не хотите или они не хотят?

– Ох! И те и другие, – говорит Артур, смотря на свои башмаки. – Папа говорит, так лучше.

– Подожди-ка. Я сам их спрошу. Отвечайте, хотите со мной играть?

Они опять покачали головами.

– Пойдем, – говорит вдруг Марсель. – Артур, а что, если мы объявим войну Франсуазе? Мне хочется забрать себе ее порт на острове.

Глава XIIО чем следовало бы забыть

«Они отказались из робости», – думает Марсель. Ему хотелось бы в это верить. Он повторяет: «Они отказались из робости».

На следующее утро ему удалось в это поверить. И он решил попробовать в третий раз.

«Они не решаются»… И, тем не менее, они пришли опять и сели поблизости, за грядкой гороха, болтают там, не стесняясь, так воркуют между собой голуби на крыше, правда, о чем они – не разобрать. А, вот они зовут пса. Марсель решил, что как раз с помощью пса – красивой здешней борзой – он и завоюет расположение. Он подходит поближе и зовет в свою очередь, как если б это был Сурик:

– Ко мне, сейчас же!

Пес не идет, он остановился, подняв уши, и ждет, что скажет Марсель.

– Оставьте его. Он вас не знает, – говорит старшая из малышек Мату.

Младшая же кричит:

– Плут! Плут, ко мне!

– Плут, сейчас же ко мне! – повторяет Марсель и протягивает руку.

Плут, вовсю виляя хвостом, тыкается носом в Марселя и вдруг, прыгнув, хватает зубами за руку.

– Плут! Плут, ко мне! – кричит маленькая Мату.

Пес отпускает руку.

Марсель повел себя мужественно, ему удалось скрыть испуг, и отступил он, в общем, с достоинством, грозя вослед удаляющемуся псу. Но за спиной он слышит:

– Его предупреждали! Молодец, хороший песик!

О, надо скорее возвращаться домой, лицо белеет, губы дрожат. Наконец он доходит до своей комнаты, закрывается там на ключ и дает волю слезам. О злой рок, что же из-за тебя творится?! Человек плачет, он пред тобой беззащитен, он будет рыдать до конца дней. Но не оттого, что его тяпнул Плут. Он бы желал, чтобы из раны шла кровь, но кровь не идет; даже рукав цел; будет только синяк, дня через три из синего превратится в коричневый, а через неделю и следа не останется. И это не оттого, что уязвлено самолюбие. О, это оттого, что отказали в дружбе; оттого, что нежность, симпатия никому не нужны. О, я шел, желая подарить свое сердце, но меня укусил пес, те же его похвалили, мол, хорошая псина.