– Монета у тебя? – спросил он, никак не реагируя на угрозу. А из-под ножа тем временем вытекла тонкая струйка крови. Он бессмертный или просто сумасшедший?
– У меня, – ответила я хрипло и, прокашлявшись, повторила громче:
– Она у меня.
Толпа громко и слаженно ахнула, отшатнувшись назад дружной разноцветной волной. И в наступившей тишине я вдруг услышала, как сдавленно вскрикнув, заплакала женщина, а Соратник рассмеялся.
– Север найдет, – пообещал мальчишка, продолжая улыбаться.
– Я. Сказала. Заткнись! – Птица взвизгнула и вонзила в основание тонкой шеи своё оружие. Раз. Второй и третий. Словно точку поставила после каждого слова.
А я испуганно смотрела, как чёрные глаза расширяются в изумлении и прячутся от меня под тяжёлыми веками. Навсегда.
– Зачем ты это сделала? – закричал Молчун, когда мы были уже внутри фоба. Птица, убрав перегородку, устроилась за пультом управления.
– Тебя забыла спросить, – буркнула она в ответ, и фоб стал набирать высоту. – О чём он тебе говорил там, бледная немочь?
Вопрос был явно адресован мне, но у меня перед глазами всё ещё стояла залитая кровью шея Соратника, и отвечать я была не способна. Птица же, не глядя в мою сторону, колдовала над пультом, отсылая в ночное небо сообщения и команды. И я понимала, что связывается она не с Корпусом и не со Службой безопасности.
– Куда мы летим? – спросил Ватрушка. – Ты знаешь координаты Корпуса?
– Знаю, – не моргнув глазом, соврала девчонка. – Не бойся. Скоро дома будем! – и рассмеялась счастливым смехом, щёлкнула по какому-то очередному тумблеру и, выдохнув громко, отвернулась от компьютера, сосредоточив своё внимание на мне.
– А теперь подробно, быстро и не раздумывая: откуда ты знаешь язык диких?
Я даже не обиделась, я пыталась привыкнуть к мысли о том, что мы бросили мёртвого Соратника в Поселке диких. Птица сложила руки на груди и предупредила:
– Советую не врать и поторопиться. Поняла?
– Поняла, – я оттолкнулась от стены и шагнула к девчонке. – Я всё скажу.
– И без фокусов!
– Какие фокусы? – я улыбнулась ей дрожащими от страха губами. – Я не из фокусников. Информация просто несколько интимного характера. Я подумала, что ты не захочешь, чтобы об этом узнал кто-то ещё.
Она и в самом деле не захотела, а я выяснила, что для того, чтобы убить человека, оружие нужно не всегда. Иногда может хватить навыков, полученных на уроке борьбы.
Глава 5Гуси-лебеди
– Гуси, гуси!
– Га-га-га!
– Есть хотите?
– Да-да-да!
– Ну, летите, раз хотите.
Только волка берегитесь!
Серый волк под горой
Не пропустит вас домой!
– Бывает такое, что человека ударили ножом в горло, а он остался жив?
Северов переглянулся со Зверем и осторожно заметил:
– С некоторыми и не такое случалось. И ничего… выжили… Оля, ты сейчас про Соратника говоришь?
– Наверное, хорошо, что он там остался, – пробормотала я. Это были первые мои слова после истерики, которую я устроила Северу, когда он меня нашёл. Поэтому обращался он со мной, как с хрустальной вазой, боясь даже дышать в мою сторону, не то что задавать вопросы о том, что случилось.
– Он остался… у диких? – спросил Зверь и облегченно выдохнул.
Они не дикие. Дикие, скорее, мы. Последние три дня меня в этом убедили.
– Давно ты знал? – я посмотрела Северу в глаза, а он не отвел взгляда. – И как я должна к этому относиться?
Мы сидели в углу большого спортивного зала, выделенного мэрией Новокопска для беженцев с Северного кордона, и ждали платформу из Корпуса.
– Что мне думать, Арсений Северов? – странно, но я совершенно не была напугана. Мне, если честно, было совершенно всё равно. Даже если бы парень вдруг решил, что я знаю слишком много и лишнего свидетеля необходимо убрать. – Мне безмерно льстит, что ты бросил все свои дела ради того, чтобы найти меня. Но меня пугает то, что вы все связаны с теми людьми.
Север открыл рот, чтобы что-то произнести, но я подняла руку в предостерегающем жесте.
– Когда ты говорил про то, что одиночками затыкают дырки – ты это имел в виду? Это что, какая-то проклятая работорговля? Четыре человеческих жизни в обмен на что?
– Всё не так… – проворчал Зверь.
– Всё именно так, – огрызнулась я. – Я пока ещё в своём уме.
Ладно, маленькая оговорка, о которой моим собеседникам не стоит знать. Я, определённо, была слегка не в своём уме, когда сделала изначально неверные выводы насчёт того, кого дикие винят в падении северного кордона. Но мою легкую невменяемость легко можно списать на шок от произошедшего накануне. Что же касается остального…
– Я прекрасно слышала, как тот мужик сказал Соратнику, что Зверь обещал им четверых, вот они четверых и взяли.
– Они что же, обсуждали это при тебе? – Север изумлённо приподнял брови.
– Почти… Неважно… – нет сил думать о том, почему я понимала, о чём тогда за стеной говорил Соратник и его семья. Боюсь представить, откуда в моей памяти взялся этот скрытый резерв.
В голове снова взвизгнула не отпускающая уже несколько дней боль, и я уже привычным жестом попробовала запихнуть её поглубже, прижав холодные пальцы к вискам.
– Оля, тебе плохо?
Столько заботы в голосе.
– С чего бы? – не открывая глаз, ответила я. – За последние три дня столько всего произошло. Я почти приняла участие в постановочном бою, который условно дикие люди провели с условно самоубийцами из Детского корпуса, чтобы похитить четверых человек. Я узнала, что окружающие меня люди ведут двойную жизнь…
Совесть жалобно всхлипнула после этих моих слов, намекая, что цесаревне должно быть стыдно, что у цесаревны у самой не один скелет спрятан в шкафу. Но стыдно не было ни капли.
– Плохо ли мне? Точно не из-за того, что у меня открылись пугающие способности. Не из-за того, что на моих глазах убили человека, которого я считала своим другом. И эта смерть послужила толчком к тому, что я и сама едва не стала убийцей. Фоб, в котором мы летели, был сбит направленным ударом со стороны Яхона, хотя на нём были наши опознавательные знаки.
Я замолчала, переводя дыхание и думая о том, что если бы тот снаряд не попал в нас, моё «едва» трансформировалось бы в «уже». Маленькие человечки в моей голове стучали маленькими молоточками по моим усохшим мозгам, заставляя меня вспоминать снова и снова, как я лежу на полу фоба, а к моей груди прижимаются лопатки Птицы. Мои руки на её шее. Она дёргается и безжалостно раздирает ногтями кожу на моих предплечьях, но я терплю, зажмурившись, и вслушиваюсь в хрип. Жуткий хрип, который прорывается даже сквозь стук маленьких молоточков в моей голове. А затем мир перевернулся с ног на голову, нас закружило и затрясло, болтая по фобу, как кусочки фруктов в блендере.
Нет, это не то, о чём хочется вспоминать и рассказывать. И моя аудитория, видимо, это понимала. Они не подгоняли и не перебивали. Молчали выжидательно и сочувствующе.
– Мы были вынуждены всё время двигаться, а трёхдневная прогулка по снежной пустыне – это не тот опыт, о котором я могла когда-либо мечтать. Из еды у нас была одна шоколадка и семь штук овсяного печенья на двоих. Мы постоянно прятались. Знаете, как сложно спрятаться, когда на тебе чёрная одежда, а на километры вокруг нет ничего кроме ослепительного снега? Я больше часа пролежала, зарывшись в снег так, что снаружи был только мой нос, потому что ваша выжившая из ума Птица оказалась шпионкой сикров.
Эти воспоминания были болезненно свежи. Тело до сих пор ломило при воспоминании о холоде и леденящем страхе. «А что, если я замёрзну насмерть ещё до того, как идущие по следу от места крушения фоба ищейки уйдут. Что, если я окажусь спрятанной под этой тонкой коркой льда на долгие-долгие годы?» Неожиданно показалось, что под чьей-то ногой снова заскрипел снег… Я хмурым взглядом окинула полутемный спортзал и обхватила себя руками, продолжая:
– Плохо ли мне? Нет, мне не плохо. Мне недостаточно плохо, вот что я скажу. Недостаточно плохо для того, кто выжил за счёт чужой смерти. Слишком много желания жить. Тогда как человек, которого я успела зачислить в свои друзья, умер только потому, что очень хотел попасть в твою Фамилию, Север… А ведь я просила его не соваться…
Глупо было надеяться на то, что мы сможем прятаться от следопытов долго. В конце концов, Ватрушка сказал, что даже загнанная в угол крыса нападает на своего преследователя. А он никогда не был крысой.
– Я либо умру, либо перестану быть одиночкой, – поклялся мальчишка. – Мной больше никто и никогда не станет затыкать дырки, Ёлка. Веришь?
Ему я верила, в отличие от своих глаз. Потому что мои глаза, когда преследователи подошли к нам на расстояние выстрела, сказали мне о том, что всё это время по нашему следу шли не сикры, а лучшие из команды Палача. Цезарь. Не передать словами, что я почувствовала в тот момент. Невероятное количество мыслей и предположений хлынуло в мой скованный морозом мозг.
– Это и вправду она! – выкрикнул один из тех людей, который просто не мог меня не узнать. – Не стрелять!
На истерику не было времени. На страх не осталось места. Приказ не стрелять не распространялся на Ватрушку. У него была моя ракетница, один патрон в собственном оружии и голые руки для третьего из оставшихся в живых.
В Детском корпусе действительно хорошо учат убивать…
– Пообещай, что не умрёшь, ладно? – попросил Ватрушка окровавленными губами и добавил: – Ты так на неё похожа… Ёлка?
Он смотрел прямо на меня и, совершенно очевидно, не видел.
– Ёлка?
– Я здесь, здесь… – слёзы смешались с кровью на моём лице.
– У меня дома на стене висела твоя фотография, – шептал мальчишка. – Но в реальности ты намного лучше. Тебе идёт быть живой.
Я старалась не плакать громко и не смотреть в сторону трёх ищейских трупов. Я вгрызалась зубами в костяшки своих пальцев, чтобы немного прийти в себя, и неустанно уговаривала Ватрушку не оставлять меня там одну…