– Ну, хватит, – где-то за границами круга восприятия произнёс Зверь и оборвал разговор с Антоном.
– Зачем? – я моргнула мокрыми ресницами.
– Я тоже умею клясться, – ответил мальчишка, направляя корабль к появившемуся на горизонте острову. – Я Северу слово дал, что отвечаю за тебя головой.
– И что? – я ухватилась рукой за спинку кресла, в котором сидел Зверь.
– И то. В зеркало на себя посмотри. У тебя всё лицо в крови.
Я провела пальцами по горячей мокрой щеке и с удивлением поняла, что это не слёзы текут из моих глаз.
– Что со мной происходит, Зверёныш? – прошептала растерянно, потому что кровь была привычного для нормальных людей красного цвета.
– Я не знаю, но мы выясним, обещаю, – мальчишка посадил корабль на каменистую поверхность острова и, повернувшись ко мне, спросил:
– Скажи мне, Оль, ты хорошо переносишь боль? – я молча собрала волосы на затылке, перекинула их через плечо и, опустившись перед Зверёнышем на колени, наклонила голову, открывая доступ к бархотке на шее.
Глава 12Дворовой футбол
Играется на любом покрытии на полях любого размера любым количеством людей. Правила и условия победы оговариваются на месте непосредственно перед началом игры.
– Слушай, – Зверь осторожно провёл по замочку бархотки, щекоча мягким пальцем кожу на моём затылке, – Тут защита, как в правительственном банке.
– Ты знаешь, какая там защита?
– Ну, как тебе сказать…
Я поняла, что мальчишка нервничает и сомневается. Понимает, что другого выхода нет, и всё равно не хочет делать мне больно.
– Просто сделай это, – мягко попросила я. – Не представляешь, как я мечтаю избавиться от этой удавки.
Перед тем, как взяться за замок, Зверь выдохнул, словно заранее извинялся за боль, которую собирался мне причинить. Я открыла рот, чтобы ещё раз подбодрить приятеля, но тут в мою кожу вонзились сотни маленьких игл, и мне стало не до того.
Как там Цезарь сказал? Небольшой разряд тока?
Меня прострелило от макушки до пяток и обратно, и от боли просто в глазах потемнело. Тело скрутило судорогой такой силы, что я прокусила себе губу и упала на пол, как подкошенная.
– Вставай, – Зверь помог мне подняться и дойти до кушетки в зоне отдыха. – Знаю, что больно, но придётся потерпеть.
– Подожди! – взмолилась я. – Я сейчас, мне только надо немного…
– Времени нет, – он виновато отвёл глаза. – Подозреваю, что в замок встроена сигнализация, и хозяин уже получил звоночек о попытке взлома.
Я обречённо зажмурилась, понимая, что он прав, что «хозяин» ещё раньше мог заметить моё исчезновение с территории Пансиона.
Зверь велел мне лечь на живот, всучил какую-то книгу, чтобы я могла зажать зубами корешок, а не грызть собственный язык, а сам сел мне на спину и прошептал:
– Прости.
А потом я мысленно возблагодарила парня за то, что тот догадался дать мне эту самую книгу. Потому что боль, пронзившая моё тело, была такой сильной, такой обжигающей и невыносимо острой, что я точно заорала бы, срывая голосовые связки и оглушая себя и Зверя, которому сейчас совершенно не нужен был лишний стресс. Изо всех сил я сжала челюсти, вгрызаясь в чёрную обложку, и прежде, чем боль полностью затопила мой мозг, успела подумать о том, что выражение «глотать книги» теперь мне подходит как никогда точно.
Я запах книг любила всегда. Новых, пахнущих вкусной типографской краской. Библиотечных – с ароматом чернил и чужих домов. Старинных – с загадочной ноткой пыли веков. Книга, выхваченная Зверем с этажерки, совершенно точно была старинной, потому что зубы увязли в жёсткой коже – теперь таких переплетов никто не делает – а рот наполнился горьковатой слюной.
Я замычала, ощущая пыльный бумажный вкус на языке, зажмурилась до разноцветных кругов перед глазами и только после этого то ли потеряла сознание, то ли впала в лёгкий транс, то ли просто провалилась в одно из потерянных воспоминаний.
В очередное из, не раз виденное мною в дурных снах.
Я сидела в комнате с белыми стенами на столе, обтянутом холодной клеёнкой, неприятно липнущей к коже. Глаза болели и чесались, потому что до этого я долго и надрывно плакала. И лет мне было пять. Или четыре. И я баюкала свою левую руку, забинтованную окровавленной марлей, а над моей головой разговаривали двое. Нет, не так. Ругались двое.
– Ты не в своём уме? – произнёс тот, кто стоял справа от стола, я подняла голову и узнала Цезаря. Нет, тогда ещё не Цезаря, а Сашку. – С ней нельзя так!
– А как можно? – прорычал в ответ мужчина. С тех пор он не изменился ни на каплю, словно и не прошло полтора десятка лет. Те же злые зелёные глаза, та же косая челка, падающая на левую бровь. – Сколько мне ещё ждать?
– Не знаю, – Сашка протянул ко мне руки, и я, доверчиво всхлипнув, прижалась лицом к его шее. – Но ожидание не будет напрасным, поверь.
– Проклятье! Зачем я только связался с тобой, с сопляком? Не надо было спешить с похищением. Не мог подождать до дня рождения?
– Случай подвернулся, – проворчал обнимавший меня человек.
– Случай… Мы должны её стимулировать, понимаешь?
– Понимаю, – Сашка напрягся. – Но не позволю и дальше проводить над ней опыты, я…
– Я тебя проспонсировал, я прикрыл твою глупую жопу, я тебя сделал, в конце концов. Хочешь поиграть в доброго братца? Что ж, поиграй. Но имей в виду. Если окажется, что это всё-таки она…
Мужчина многозначительно замолчал, а затем вышел вон, не прощаясь.
– Если… – прошептал Сашка, целуя мою макушку. – Ты моя, Осенька. И пусть он свои претензии засунет себе в свой высокородный зад. Я тебя нашёл и я тебя никому не отдам, сокровище моё.
Потом, когда всё закончилось, Зверь уверял, что сознание я потеряла почти сразу, мне же казалось, что я целую вечность качалась на обжигающе холодных волнах океана боли. Я словно вынырнула из беспамятства и, рывком оседлав кушетку, осмотрелась по сторонам.
Зверя я увидела сразу. Мальчишка сидел в кресле пилота и, если бы я его не знала, то подумала бы, что он только что плакал. За то время, что я была без сознания, он успел избавиться от образа кокетливой Таечки и сейчас был одет в костюм с чужого – явно Антоновского – плеча. Свитер ему был велик, а штаны он подкатал, превратив их в модные бриджи.
– Ты очнулась! – выдохнул он и моргнул подпухшими веками.
– Что случилось? – я потрогала рукой шею и улыбнулась, обнаружив, что Зверю удалось избавиться от ошейника.
– У меня не получилось снять так, как я планировал, – признался приятель. – Замок заклинило, пришлось срезать.
Я удивленно приподняла брови. И как мы сразу не догадались просто перерезать кожаную бархотку? Кому вообще надо было возиться с замком?
– Вместе с кожей, – прохрипел Зверь и закрыл лицо руками. – С твоей кожей, Ёлка, потому что один из дурацких серебряных пауков намертво присосался к шее. И я… я думал, что убил тебя.
Он поднял лицо из ковша своих рук и посмотрел на меня несчастными глазами.
– Сколько времени прошло? – спросила я, водя пальцами по слегка саднящей коже на шее, чуть выше и правее ямочки между ключицами.
– Сорок три минуты с того момента, как ты потеряла сознание, – ответил приятель и, опасливо покосившись в мою сторону, добавил: – Двадцать с того, как твоя кровь посинела.
Я поморщилась.
– Это не кровь, – время, проведённое в Пансионе, я потратила не впустую. По крайней мере, на один из множества вопросов, роившихся в моей голове, мне удалось отыскать ответ.
– А что же?
И тут, заставив нас подпрыгнуть на месте от неожиданности, завыла сирена, а механический женский голос скупо сообщил нам, что программа самоликвидации корабля включена.
– Антон, – выдохнула я.
– От свидетелей избавляется! – согласился со мною Зверь, а я не стала спрашивать, почему он так уверен в инопланетном происхождении зеленоглазого садиста.
Я, кажется, чуть-чуть заразилась безумием от своего приятеля. Ну, и времени на разговоры особо не было, потому что мы наперегонки рванули к выходу. Зверь в свитере, почти достающем до колен и босиком, а я в ночной сорочке с воланами, мягких ночных туфлях и чёрной книжкой под мышкой.
Под дикое завывание мы мчались от корабля, оставляя за своими спинами метр, пять, пятнадцать, тридцать метров, а потом наступила звенящая тишина, и Зверь кинулся в сторону небольшого углубления в скалистой поверхности острова, простонав:
– Сейчас рванёт!
Спрятаться вдвоём в этом природном окопе было довольно сложно, однако искать другое укрытие времени не было, поэтому мой приятель попытался втолкнуть меня в яму, чтобы самому занять более опасную позицию сверху.
– Не в этот раз, – я решительно отмела его благородное стремление бессмысленно погибнуть.
– Мало мне твоей шеи? – взбрыкнул Зверёныш. – Меня же Север в асфальт закатает!
Но я была настроена решительно. В результате короткой борьбы мальчишка занял положение “ничком” на дне расселины – пусть радуется, что я ему руку не сломала, как обещала в момент нашего знакомства – а я упала сверху, закрывая парня своим телом.
– Со мной всё будет в порядке, – пообещала я, а в следующую секунду мы почувствовали взрыв. Не увидели, потому что зажмурились от страха оба, не услышали, так как звук, с которым корабль взлетел на воздух, был так громок, что мы на какое-то время совершенно оглохли, успев ощутить лишь неприятно-болезненное давление на уши. Именно почувствовали. Воздух встал на дыбы, наполнившись запахом плавящейся пластмассы и горечью копоти и дыма. Мою спину лизнуло пламя, вырвавшееся из недр корабля, и синтетическая ткань сорочки, моей единственной на данный момент одежды, расплавившись, намертво прилипла к коже. Я вскрикнула, не сдержавшись, и почти сразу зашипела, потому что Зверь подо мной дёрнулся, очевидно, желая мне помочь, но принося каждым движением лишнюю боль.
– Не двигайся! – взмолилась я и прижалась к мальчишке так сильно, что, наверное, могла бы залезть ему под кожу.