– Что вам, юноша? Недостаточно повеселились за мой счёт?
– Я не веселился, – Руслан протянул тонкую руку и представился: – Стержнев, эмэнэс… И ваша идея не кажется мне ни смешной, ни глупой.
Сулковский удивлённо приподнял брови.
– Я согласен работать в этом направлении. У меня только одно условие.
– Какое же?
– Даже два, – исправился Стержнев. – Первое. Вы создаёте исследовательский фонд, и кроме меня к нему никто не будет иметь доступа… Простите, господин Сулковский, но я знаю, как быстро в нашей стране исчезают фондовые денежки… И второе. Все исследования будут строго засекречены, то есть никто кроме нас о них не должен знать.
Владелец «Славы» с минуту сверлил молодого человека странным тяжёлым взглядом, и за эту минуту Стержнев вспомнил обо всех странных слухах, которые ходили об этом невысоком полноватом человеке, и даже успел немного перетрусить. Наконец, Сулковский медленно опустил тяжёлые веки и, откинув полу пиджака, на мгновение мелькнув светло-коричневой кобурой на боку, засунул руку в карман брюк.
– Ладно, – кивнул он. – Я согласен. Но раз уж на то пошло, у меня тоже будет условие.
– И? – Стержнев нервно почесал ладонь.
– Если к началу следующего сезона ты не дашь мне результат, я тебя закопаю в землю. Живьём.
Молодой человек ни на секунду не усомнился, что выражение «закопать живьём в землю» в данный момент носит какое-то метафорическое значение, но появившийся было страх вдруг исчез.
– По рукам, – кивнул он. – Когда я могу начать?
– Вчера, – хмыкнул Сулковский. – Утряси тут все свои дела. В понедельник жду тебя в офисе. Оформим всё официально.
В понедельник, 27 октября, эмэнэс Руслан Стержнев вошёл в главный офис «Славы», ещё не зная о том, что именно этот день станет той самой точкой опоры, при помощи которой он перевернёт мир. Для города, для страны, для человечества, но, в первую очередь, для себя и ещё одиннадцати человек, которые были основным составом футбольной команды «Слава».
Конечно же, успех пришёл к нему не сразу. Не к началу следующего сезона и даже не к концу его, однако месяцы упорного труда, в конце концов, дали первый результат: миниатюрный робот, очищающий кровь от допинговых отходов, активно трудился в жилах всех одиннадцати игроков. В крови Руслана Стержнева он тоже был: будучи учёным от сердца, бывший эмэнэс не мог не использовать себя в качестве подопытного кролика.
Всё шло просто замечательно, теперь уже ничто не могло помешать победе «Славы», но за неделю до полуфинала случилась катастрофа. Лёшка Котов, капитан команды, постучал в комнату Стержнева часов в шесть утра. Из одежды на нём были только голубые боксеры и один шлепанец. На правой, бьющей ноге.
– Руслик, все плохо, – выдохнул он, стоило Руслану открыть дверь.
– То есть?
– Вот! – Котов потряс пробиркой, в которой плескалась золотистая жидкость. – Что это?
У капитана «Славы» была одна изумительная особенность: разговаривал он исключительно матом. Как-то во время одного из тренировочных матчей судья удалил его на второй минуте игры за нецензурную брань, но даже это не научило Лёшку подбирать слова.
– По-моему, это моча, – ответил Стержнев на поставленный вопрос. – Ты бы ею тут так не размахивал, а?
– Моча? А почему она жёлтая, умник? – Котов замысловато выругался и, перемежая свою короткую речь длинными матерными конструкциями, сообщил, что накануне, как он, Стержнев, и предписывал, вся команда дружно приняла выводящий раствор, чтобы избавиться от отработанных нанороботов. Это не было чем-то экстраординарным. Такую чистку Стержнев устраивал регулярно, два-три раза в месяц, чтобы избавиться от ненужных отходов и усовершенствовать процесс уничтожения улик. И процесс действительно уже почти дошёл до совершенства. На полный вывод нанороботов из крови требовалось не более шести-семи часов… Однако в этот раз роботы не вышли, окрасив мочу в ставший привычным голубой цвет. Они остались бродить где-то по спортивным венам футболистов.
– Ты раствор часом не перепутал? – неуверенно предположил Стержнев, вмиг вспомнив о том, что его когда-то обещали закопать в землю живым. Ответить Лёшка не успел, потому что в коридоре появился Сашка Муравьёв, в махровом халате, босиком и с пробиркой в руках.
– Кто скажет Сулковскому?
Все трое побледнели и переглянулись.
– Никто, – наконец, принял решение капитан команды. – Пока лучше помолчим. Если что, отыграем и так… В конце концов, можно игру и слить. Не выиграли в этом сезоне – победим в следующем, – и добавил, наградив Руслана злобным взглядом: – А ты, умник, чтоб решил эту загадку.
Стержнев покачал головой.
– Нет, так не пойдёт, – выхватил из рук футболистов пробирки с анализами и велел: – Ничего сливать не придётся, – встряхнул золотистую жидкость, – я с этим разберусь.
И к последней предматчевой тренировке он действительно разобрался, ввалился в раздевалку в перерыве между таймами, вытолкав в коридор тренера с его помощниками, массажистов и всех остальных, кто не был посвящён в детали «научного эксперимента», обвёл безумным взглядом одиннадцать потных уставших мужчин и сообщил:
– Поздравляю вас, господа, это восстание машин.
Игроки молча смотрели на умника, безуспешно пытаясь переварить услышанное.
– В смысле? – наконец, переспросил вратарь Петя Смирнов. – Hasta la vista, baby, и всё такое?
– В смысле, что эти машины, – Руслан постучал двумя пальцами по сгибу своего локтя, – уже нельзя вывести из организма. Они теперь и есть наш организм. Так что, полагаю, если уж использовать киношную терминологию, нам не в футбол играть надо, а идти на концерт роботов-гитаристов.
В гробовой тишине бывший младший научный сотрудник известного НИИ, нынешний почти успешный учёный Руслан Стержнев подпрыгнул на месте и голосом робота Вертера, потешно качая головой, повторил:
– Ги-та-рис-тов. Ги-та-рис-тов, – запрокинул голову и добил всех контрольным:
– Ха. Ха. Ха. Ха.
Это была истерика. Но никто не смеялся. И вообще, единственным ответом ему послужил короткий монолог капитана команды, в котором он в недвусмысленной форме предлагал всем присутствующим воспользоваться своим половым органом, в основном орально, но и другими способами тоже, с обязательным привлечением к процессу Стержнева, его мамы, его микроскопа и его пробирок. Котов бегал по раздевалке, выдавая очередную порцию ругательств, а остальные по-прежнему безмолвно привыкали к мысли, что, кажется, больше не являются людьми. Вдруг разом всем стало не до игры. Какой футбол, если все мысли об одном: а что же дальше?
А дальше было следующее. Сначала они заболели. Все как один. Слегли с изматывающим вирусом, наполненным бредовыми снами, жаром и болью. Сулковский рвал и метал, звонил по сто раз в день и, скрежеща зубами, угрожал всеми мыслимыми карами, смертями и даже казнями египетскими. Один раз плакал в телефонную трубку и, пьяно икая, жаловался на несправедливость судьбы. Чем он, Артём Сулковский, хуже того же Абрамовича? Почему проклятому губернатору Чукотки – всё, а ему, скромному отечественному олигарху – ничего?
Стержнев поселился с основным составом на базе и объявил карантин. Больной, едва передвигаясь от стенки к стенке, он пытался ухаживать за одиннадцатью сильными мужиками, которые в своей болезни немедленно превратились в вечно ноющих, капризных детей.
Шли дни, а лучше не становилось никому, когда же из глаз Лёшки Котова потекли кровавые слёзы, Руслан заперся в собственной ванной, достал из блестящей коробочки стерильный скальпель и, жалобно всхлипнув, резанул по собственному запястью. Раз, ещё один и ещё. Умирать в неполных двадцать девять лет совсем-совсем не хотелось. Но был ли у него выбор? Что делать, если глаза выжигает стыд, а спать мешает понимание того, что ты, кажется, убил одиннадцать человек и себя в том числе?
Кровь хлынула ленивым, исчерна-красным потоком, Руслан смежил веки и приготовился ждать окончания жизни. Говорят, когда кровь покидает тело таким образом, сначала начинают немного болеть руки, а затем просто приходит сон, после которого ты уже не проснёшься. Но боль, как и сон, не торопились приходить. Минуты капали тяжёлыми каплями на пол, дыхание хрипло вырывалось из часто вздымающейся груди… По-прежнему было стыдно, а смерть всё не появлялась и не появлялась, не скрипнула входной дверью, не дохнула холодом с порога ванной, она даже на горизонте не возникла пугающе-серой тенью с косой. Прождав бесполезно с полчаса, Стержнев распахнул глаза. И первым, на что он посмотрел, были собственные руки, почему-то перемазанные в синюю, как небо, краску.
Молодой ученый рванул к раковине и, включив воду, принялся судорожно смывать с себя свою посиневшую кровь, понимая, что на коже не осталось ни ранения, нанесённого скальпелем, ни даже следа от шрама.
– Смирнов точно скажет, что я терминатор, – прошептал он и, поймав в зеркале свой испуганный, слегка обалдевший взгляд, рассмеялся.
Изначально, работая над проблемой Сулковского, Руслан стремился к одному: создать миниатюрную скорую помощь, робота быстрого реагирования, который будет летать по кровеносной системе и латать появившиеся дыры, возможно, предотвращать появление новых, очищать кровь, уничтожать следы медикаментозного вмешательства.
То, что сейчас жило какой-то своей самостоятельной жизнью в венах Стержнева и ещё одиннадцати человек, не было тем, что создал бывший эмэнэс. Это было что-то новое, в разы мощнее и самостоятельнее. Да, самостоятельнее. Этим роботам не нужно было отдавать приказаний и направлять на уборку или укрепление, они сами знали, что им надо делать, где и когда.
В качестве первого эксперимента Руслан ввёл себе клещевой боррелиоз. Невидимые борцы за Стержневское здоровье расправились с ним ещё на стадии инкубационного периода. С энцефалитом они расправились за сутки. Грипп, педикулез, сифилис, коклюш, менингит, ветряная оспа, ангина, герпес, ботулизм, гонорея – всё отскакивало от Стержнева, как твёрдый резиновый шарик от асфальта.