Сергей это чувствовал.
И он даже вздрогнул, когда, топоча сапогами, в квартиру вошел дядя Миша и, наверное, тоже прикидывая не забыто ли что–нибудь, повернулся, обозревая настороженную комнату.
– Вот такая петрушка… – задумчиво сказал он. – Происшествие. Что теперь делать не представляю…
И, по–видимому, от громкого голоса в тенях что–то дрогнуло.
Сергея словно толкнули.
– Я знаю, что делать – решительно сказал он…
10
Часов в одиннадцать стало ясно, что обыск ничего не дает. К тому времени были уже осмотрены помещения магазина: тщательно исследован склад, отодвинуты стеллажи в торговом зале, а директорский кабинет Альдины ощупан буквально по миллиметру. Нигде ничего. Сейчас группа милиционеров спустилась в подвал и без лишнего рвения ворочалась среди пыльных напластований, а другая группа, всего из двух человек, тоже, кажется, неохотно разбиралась в помойке, которую представлял собой задний двор. Впрочем, эту группу можно было понять: двор уже изучали после смерти Котангенса, и надеяться на что–либо новое не приходилось.
Настроение вообще менялось в худшую сторону, нервный Пекка начинал откровенно скучать и поглядывать на Сергея, который чувствовал себя неуютно. Было видно, что Пекка прикидывает как бы выпутаться. Он во всяком случае то и дело смотрел на часы. Что ж касается первоначально активного дяди Миши, то полазав между контейнерами пыльного склада, саданувшись локтем о неизвестно откуда выпирающую трубу, и нечаянно прислонившись к мазутному сочленению батареи, он заметно утратил кипевшую в нем энергию – очень долго кряхтел, счищая мазутную жижу с рубашки, а затем, улучив подходящий момент, осторожно сказал – быстрым шепотом, чтобы не донеслось до начальства:
– Ну и влепят нам, парень, за это мероприятие. Похоже, мы с тобой промахнулись…
Вид его был не слишком приветливый.
Сергей и сам понимал, что хорошего мало. Когда он вчера изложил свои соображения дяде Мише, и когда они оба часа, наверное, полтора уламывали твердолобого Пекку, и когда пришлось звонить Харитону, чтобы тот их со своей стороны поддержал, то ему казалось, что все достаточно просто: сделают в магазине обыск, обнаружат какие–нибудь следы, интенсивно допросят Альдину, а остальное уже дело техники. Ведь на то она и милиция, чтобы расследовать. Так во всяком случае ему представлялось. Но по мере того, как тянулась сама процедура обыска, по отсутствию результатов, о котором докладывали время от времени милиционеры, по прошествии долгих и нудных часов, проведенных в помещении магазина, он вдруг начал осознавать, какая колоссальная глупость допущена. Собственно, на что он рассчитывал? Что за стойками «Детского мира» обнаружат расчлененные трупы? Или что найдут следы свежей крови в сейфе Альдины? Или, может быть, что Альдина не выдержит и признается в преступлении? Какая удручающая наивность. Ведь не уголовником же они занимались – не вульгарным убийством и не похищением с целью выкупа. Какие там трупы, какие там, к чертовой матери, следы свежей крови! Удалось обнаружить – лишь короткий кожаный поводок в кабинете Альдины. Сергей подобрал его среди кучи веревок. То был именно Тотошин ошейник, зрение его не обмануло. Но ведь не подойдешь же с этим ошейником к Пекке, и не скажешь ему, что, мол, от пропавшей собаки. Причем тут собака? Не собакой же они занимаются. И причем тут ошейник? То есть, явный идиотизм. Искать следовало бы другое.
Позор был страшный. Под косыми взглядами Пекки хотелось провалиться сквозь землю. Сергей пытался скрыться за зеркальными стеллажами – отойти и как бы вообще затеряться среди беспорядка. Но куда бы он по магазину ни перемещался, альбиносные белые брови майора подрагивали. Взгляд его, казалось, напоминал, что, товарищ Алкимов, вы вторично уже устраиваете катавасию: будоражите наших сотрудников, отрываете их от дел. И зачем? Чтоб они проверяли ваши странные домыслы? Несерьезно вы поступаете, товарищ Алкимов.
В общем, ужасно.
Сергей ежился и старался выглядеть как–нибудь незаметнее. Утешало его только то, что, по–видимому, дядя Миша собирался взять на себя значительную долю ответственности. Он, наверное, тоже чувствовал себя дураком: весь распаренный, промакивающий лоб и затылок, синяя рубашка его потемнела от пота, а коричневый галстук превратился в помятую тряпочку. Дядя Миша, конечно, сильно переживал, – тем не менее, именно он, сдерживал гнев начальника, и рокочущий бас его заметно приглушал недовольство.
Сергей был ему за это признателен.
И еще его утешало то, что, быть может, происходящее и не было совершенно напрасным. Альдина встретила их очень любезно: улыбаясь и демонстрируя готовность к сотрудничеству. Она тут же, без возражений согласилась закрыть магазин и немедленно выдала Пекке ключи от всех помещений, она выложила документацию и привела персонал, она даже отперла отделения сейфа, хотя была не обязана. И в течение нудной томительной процедуры осмотра она всем своим видом показывала, что претензий ни к кому не имеет – неизменно доброжелательная и готовая тут же пойти навстречу. Хладнокровие ее поражало Сергея. Но как раз в этой явной любезности и заключался просчет: черезчур уж Альдина эту любезность выказывала, ведь не может же человек спокойно относится к обыску и распросам, неестественно это, тут даже Пекка насторожился. А к тому же, как будто ничем не выделяя Сергея среди остальных, она бросила на него такой жгучий взгляд сквозь замысловатые стекла, что Сергей тут же понял: радушие ее напускное, она попросту великолепно владеет собой, но с другой стороны – никому и ничего не прощает, приговор уже вынесен, и оправдания бесполезны. Смерть придет за ним в ближайшее время. Значит, все это не напрасно, уверенность ее поколеблена.
Слабое это было, надо сказать, утешение. Кроме взгляда Альдины его пока ничто не оправдывало. Через полчаса приехал серьезный начальственный Харитон и, слегка осмотревшись в разгромленном зале, подозвал к себе Пекку.
Сергей видел, как они о чем–то коротко переговорили, причем Пекка пару раз отрицательно качнул головой, а затем оглянувшись через плечо на Сергея, кисло сморщился и что–то буркнул сквозь толстые губы. Вероятно, он выругался, таким образом завершая дискуссию. Слов слышно не было, но по мрачному серьезному лицу Харитона стало ясно, что сообщения его не обрадовали. Он, во всяком случае, быстро и озабоченно покивал, резким жестом прервал сунувшегося к ним дядю Мишу, напряженно подумал о чем–то, что–то такое прикинул и еще раз кивнул, наверное, принимая решение.
Вероятно, теперь наступала очередь разбираться с Сергеем.
И действительно, Харитон, еще послушав возбужденного Пекку, оборвал его, как до этого оборвал дядю Мишу, поднял голову, отчетливо втянул воздух в ноздри, и неторопливо приблизился, доставая из кожаного пиджака сигареты.
Как ни странно, но вид у него был скорее сочувствующий.
– Ну, закуришь? – спросил он, вскрывая твердую пачку. – Не стесняйся, Серега, Виктория твоя не узнает… – А когда они закурили (причем, компанию пришлось поддержать), то добавил, обтирая импортную зажигалку. – Ну что скажешь? Какие будут еще предложения?..
– Надо искать, – немедленно ответил Сергей.
А сглотнувший эти слова Харитон затянулся и выпустил в потолок струйку дыма.
– Что искать, где искать? Может быть, ты подскажешь?
Вопрос был убийственный.
– Не знаю, – честно ответил Сергей.
Лично он разобрал бы здание «Детского мира» до основания: стены, перекрытия, потолки, – снял бы крышу подвала, а задний дворик перекопал бы метров на десять. Должно ведь что–нибудь обнаружиться.
Но другим этого было не объяснить.
– Не знаю…
Харитон поразмыслил.
– Хреновая ситуация, – наконец сказал он. – Ты, надеюсь, догадываешься, что все это – на грани законности. Да и вовсе за гранью – может быть грандиозный скандал. Это ты понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Сергей.
– А ответит кто, если эта… Альдина… пожалуется прокурору? Кто тогда, скажи мне, ответит?
– Надо искать…
Харитон покачался в раздумье с носков на пятки, поглядел на Сергея, как будто оценивая его, и эффектным щелчком выбросил наружу хабарик.
Губы у него искривились.
– Ладно, – отрезал он. – Ничего не поделаешь. Пойду извиняться.
И, по–видимому, опасаясь, что возникнет конфликт, отвернулся и с полупоклоном переместился к Альдине. Крепкое мужественное лицо выражало раскаяние.
Сергей видел, как он склонился пред ней, предложил сигарету, поднес язычок зажигалки, а потом зажурчал – чуть танцуя и делая округлые жесты. Приносил, вероятно, соответствующие извинения. Вот – кивком головы указал на подошедшего Пекку, и тот тоже закланялся, страдальчески морщась.
На Сергея они не обращали внимания.
Ждать было нечего.
Сергей судорожно затянулся и, не прощаясь, вышел из магазина.
Однако, обернулся в дверях.
Альдина стояла между Пеккой и Харитоном и, наверное, слушала их путаные объяснения. Но на Харитона она не смотрела – смотрела она на Сергея, и во взгляде ее, как ему показалось, блеснуло скрытое торжество.
У него появилось ощущение обреченности.
Город был небольшой, расползшийся вдоль гладкой реки, за рекой низлежали обширные болотистые пространства, а за сопками, которые находились с другой стороны – перепаханные поля, засаженные картофелем и капустой. Подступал синий лес, простершийся на тысячи километров, и в лесу караулило случайного путника Топкое Место, и Дом Смерти стоял на окраине, распахивая двери парадных, и высовывались из темноты пальцы Черной Руки, и Пузырь–невидимка слонялся от огородов до Торгового центра.
Можно было, конечно, уехать из этого города, можно было, как предлагала Виктория, пока перебраться в Красницы, но и в Красницах тоже спускается по ночам темнота и кошмарные призраки просовываются в сновидения.
От темноты не уедешь.
Сергей догадывался об этом, и, шагая домой после неудачного обыска в магазине, с обостренным вниманием вглядывался в привычный пейзаж: ломкий старый асфальт, покрытый зигзагообразными трещинами, лопухи и крапива по периметру зданий. Удар мог быть нанесен отовсюду, – быстрый смертельный удар, не оставляющий времени для защиты. Он это чувствовал. Но такой жаркий полдень разлит был среди кварталов, такая знойная дымка дрожала над раскаленными крышами, так блестела река, проглядывающая в створе улиц, что совсем не хотелось думать об этом. Не было никакой Черной Руки, следящей из мрака, не было Мамонта и Котангенса, которые задохнул