— Вы город — видели? Я сейчас покажу вам еще кое–что — в том же духе, имеющее к вам непосредственное отношение…
Экран телевизора прояснел, появилась заставка: зеленые иероглифы в рамке, а потом без всякого перехода пошли документальные кадры.
Я увидел остатки знакомой деревни в Африке: пропыленную мертвую улицу и купы зонтичных на горизонте. Сохранилась даже станина грузовика закопченная рама с торчащими электроприводами. Сам ребристый контейнер уже куда–то исчез, а от хижин остались кострища — как скопища головастиков. И по улице сгоревшей деревни равномерно трусило какое–то существо — нечто вроде мохнатого волка на коротеньких лапах. Шерсть у него отливала металлом, и, когда оператор, не дрогнув, дал крупный план, я увидел, что это не шерсть, а никелированные колючки.
Волк действительно был из металла — разинул железную пасть, и оттуда высунулся язык, дымящийся испарениями. — Поселение Бенбе, к юго–западу от Кинталы, — прокомментировал диктор. — Його–його — согласно легендам, мифическое божество. Появление його–його свидетельствует о Великой Кончине. — Картинка сменилась. Теперь это был вполне европейский пейзаж: улицы в гудроне асфальта, каменные ухоженные кварталы. Я заметил коробки автобусов, замерших перед кирхой. Только эти автобусы были безнадежно пусты, корка тротуара потрескалась, и высовывались из нее железные суставчатые растения. А от тронутых ржавчиной, лапчатых листьев их — тоже, медленно и беззвучно, отделялись коричневые испарения. Словно сами растения были разъедаемы изнутри кислотой, над зазубренными шипами ныряли чудовищные стрекозы: вероятно, с полметра, выпуская кинжалы когтей. Любек, данные на шестое июня, — откомментировал диктор. — Апокалипсис, население город покинуло… — А затем я увидел Париж, охваченный паникой, гомерическое нашествие жаб на пригороды Миннеаполиса, вымершие кварталы Нью–Йорка, где бушевала холера, и еще какие–то города и брошенные поселения. И повсюду — железо, чудовища, вспышки болезней.
Я не знаю, сколько эта демонстрация продолжалась: вероятно, недолго, но мне показалось, что — целый час. Наконец, появился лик ведьмы, терроризирующей Афины, а затем — иероглифы, и Флавиан небрежно выключил телевизор.
— Прекрасная операторская работа, — сказал он. — Цвет, изображение, панорамы, японцы это умеют. Между прочим, во время съемок погиб режиссер. Пожран його–його, не успели подхватить с вертолета.
Он беззвучно похлопал ладонью по подлокотнику.
— Патриарх о вашей деятельности осведомлен? — спросил я.
— Патриарх, разумеется, знает о том, что мы существуем. Но с другой стороны, мы по статусу — довольно независимое подразделение.
Служба безопасности церкви — так это называется. Свои методы, свои магические приемы. Интересно, что некоторые идут еще со времен Царства Израилева. Ведь с так называемыми Пришествиями приходилось бороться еще тогда. И тогда еще разработаны были определенные ритуалы: заклинания, заговоры, разная мистическая дребедень. И потом это все копилось и отшлифовывалось тысячелетиями. Ничего, как видите, оправдывают себя. Ну а сам Патриарх — зачем ему знать подробности… — Флавиан улыбнулся мне, точно сообщнику, поведя ладонью по воздуху, сделал обтекаемый жест и, нажав пару клавиш на элегантной панели селектора, как о чем–то давно обговоренном, распорядился. — Люций? Давайте…
Дверь сразу же отворилась, и, как заключенная, держа руки сцепленными за спиной, по ступенькам спустилась Рита, сопровождаемая громоздким шофером. Выглядела она довольно прилично: в джинсах, в блузке, с немного отрешенным лицом, посмотрела на кресло, которое было, наверное, для нее подготовлено, но прошла не к нему, а к стулу, стоящему в отдалении.
Села и тут же нагнулась вперед — изучая меня, как будто раньше не видела.
Глаза ее заблестели.
— Я это так и представляла себе, — сказала она. — Разумеется, дьявол и не похож на черта с рогами. Человек — вызывающий симпатию и любовь. И однако, печать Сатаны на нем явственно различима… — Она вдруг вся напряглась и выбросила вперед правую руку. Пальцы, стиснувшиеся в щепоть, прочертили пылающий крест по воздуху. А под кожей лица набрякли синие вены. — Изыди, Сатана!.. — Она совершенно преобразилась: кости носа и челюстей заострились, точно в агонии, выступили изогнутые клыки над нижней губой, и начесы волос зашевелились, как черви. — Изыди!.. Сгинь!.. Развейся!.. Провались в огнедышащую геенну!..
Ногти, видимо, покрытые чем–то, немного светились. И казалось, что она сейчас бросится на меня. Жестяные острые плечи, во всяком случае, выдвинулись.
— Достаточно, — сказал я.
Флавиан тут же звонко и как–то замысловато пощелкал пальцами. Точно высыпал короткую ксилофонную трель. И тогда Рита остановилась, распрямившись на стуле, а потом вдруг осела, как будто полностью выключенная.
Глаза ее потускнели.
Клочья огненного креста догорали в воздухе.
А ничуть не взволнованный Флавиан повернулся ко мне — с приветливой выразительностью.
— Вы можете побеседовать с ней, — любезно разрешил он. — Не стесняйтесь, поговорите, она ответит на все ваши вопросы.
Он медленно улыбнулся.
И однако, улыбка его застыла, потому что я спокойно положил ногу на ногу.
И в свою очередь медленно улыбнулся.
— А теперь послушайте меня, Флавиан. Вы подходите к этому делу не так, как надо. Некрасиво, да и бессмысленно прибегать к шантажу.
Это только ухудшит и без того тяжелую ситуацию. Что вы заложили в нее, какие программы? «Ненависть», «любовь» и, наверное, еще «подчинение». Вы напрасно это сделали, Флавиан. Вы не представляете все–таки, с чем конкретно столкнулись. Я заранее чувствую ваши оперативные разработки. Вы сначала продемонстрировали мне знаки Пришествия, Флавиан, и, наверное, будете теперь убеждать, что это — катастрофа для человечества. Что служу я не Богу, а Дьяволу, поддавшись на искушение, и что мой человеческий долг теперь сотрудничать с вами. Вы, конечно, особенно будете настаивать на сотрудничестве.
И, по–видимому, у вас самая благородная цель: Царство Божие на земле, сошествие благодати. А с другой стороны — давление, типичное для спецслужб. Слежка, шантаж, угрозы. Так, Флавиан? — Флавиан, по–моему, намеревался что–то сказать, но я быстро поднял ладонь, остановив возражения. — Так вот, начинать надо с себя, Флавиан. И учтите, я не предлагаю вам теологический диспут. Я не собираюсь с вами ничего обсуждать, а тем более торговаться по какому бы то ни было поводу. Я сейчас заберу эту женщину, и мы просто уйдем. Понимаете, мы уйдем, а вы не будете нам препятствовать. И тогда вы, быть может, останетесь живы. В противном случае — вряд ли…
Во мне все дрожало.
Флавиан, как будто в задумчивости, опустил глаза.
— Не советую, — очень тихо и вежливо сказал он. — Вы еще не представляете всех наших возможностей. Мы ведь тоже не мальчики, у нас тысячелетняя практика.
Он как–то странно, точно младенец, причмокнул. Просияла огнем голубоватая капля на перстне. Тут же каменная плита за спиной его повернулась, и из ниши выскочили два человека в зеленых одеждах. Это были, наверное, специально подготовленные монахи: капюшоны, веревки, охватывающие тренированные тела. И у каждого на груди, точно кровь, алела звезда Соломона. Вероятно, как средство против дьявольского наваждения. Они оба сейчас же, пригнувшись, ринулись на меня, и зеленые рясы на спинах вздулись бычьими пузырями: — Й–й–й–е–го–о–о!.. А–а–а!.. — Но красивый прыжок их замедлился, точно в воде, и они поплыли по воздуху, колебля рукава облачения.
Будто рыбы в аквариуме.
— Как включается «подчинение»? — сухо спросил я.
Флавиан не мог оторваться от страшноватых фигур, зависших над полом.
Губы его шевелились.
— Вам все равно не уйти — монастырь окружен, подтягиваются части спецназа…
Впрочем, поймав мой взгляд, он нацарапал что–то в открытом блокноте.
Слово было знакомое.
— Фата–моргана… — негромко сказал я Рите.
И она немедленно вспрянула, вытянувшись по стойке «смирно».
— Да, господин учитель.
Глаза у нее были пустые.
— Пойдешь со мной — не отставать, более ничьих приказов не слушать.
— Да, господин учитель.
Флавиан потряс головой.
— Зря вы это, — сказал он с гримасой откровенной досады. — У вас все равно не получится. Очень жаль, могли бы договориться…
Кажется, он был искренен.
Мы поднялись на первый этаж и прошли сквозь паноптикум выдвигающихся навстречу охранников. Все они были в просторных зеленых одеждах и держали кто автомат, а кто — меч с коротким расширенным лезвием.
Непонятно, зачем им такие мечи понадобились. Нам они не мешали. Я лишь время от времени сторонился, чтоб не напороться на кончик. Рита тоже лавировала достаточно ловко. Она двигалась быстро, упруго и, кажется, без тени сомнения. Я сказал: — Не называй меня «господин учитель», просто Сергей. — Слушаюсь, господин Сергей, — ответила Рита. — И без «слушаюсь», и без «господина», пожалуйста, — Да, Сергей, я вас поняла… Удивительная безмятежность чувствовалась во всем ее облике. Я немного напрягся и как бы ее глазами увидел себя: ослепительный, властный великолепный хозяин, тот, кто обладает правом и миловать и казнить, и кому так легко и сладостно подчиняться. Вероятно, следовало ее тут оставить.
Она была безнадежна.
Я скомандовал, касаясь ее плеча:
— Быстрее!..
Снаружи уже стемнело. Летние крупные звезды горели над монастырем.
Выделялись на фоне их ровные крепостные стены. Двор был полон людьми, одетыми в комбинезоны. Заползал неизвестно откуда взявшийся транспортер, и, как пух одуванчиков, с него тихо соскальзывали солдаты.
Вероятно, спецназ, обещанный Флавианом.
Ерунда, я не боялся никакого спецназа. Две секретные службы соперничали из–за меня в Париже, и потуги обеих распались, как дряхлая паутина.
И здесь будет — то же.
Я абсолютно не волновался.
Но когда мы пересекли этот зачарованный двор и уже миновали ворота, распахнутые навстречу еще одному бронированному чудовищу, над громадой монастыря вдруг раздался тягу