Он замолчал, кусая нижнюю губу.
— Но мне таки не хочется класть на алтарь чево бы то ни было свою молодую жизнь, — с едкой серьёзностью ответил Канцельсон.
— Таки да, — согласился Жуков грустно, — но и оставлять…
— Надо думать, шо трое не самых глупых мужчин найдут таки выход из ситуации, — подошедшая на поговорить, София храбрилась и старательно улыбалась, но бледное, будто, выцветшее, лицо южанки говорило само за себя. — Да! По трофеям как? Мы с Костой поговорили, и я решила, шо нам эти деньги лягут таки поперёк совести, и это таки не в упрёк!
— Н-нет! — задумавшись на мгновение, ответил Беня. — Слишком много крови на этих деньгах, и хотя за моих соплеменников говорят всякое, и иногда не без оснований, но мы таки разные.
— Девятнадцать тысяч, это не те деньги, от которых можно благородно отказаться, — медленно сказал Сергей, — но здесь Беня самую множечко прав, такие деньги не принесут в семью никакого счастья, помимо горя. Фонд! Сдаётся мне, шо мы не в последний раз собираемся за всё хорошее помимо всего плохово.
— Война себя кормит, да? — задумчиво хмыкнула София. — А вот здесь мы пожалуй и согласимся – да, Коста?
Выпрямившись, грек долго молчал и наконец кивнул. — Полезное дело сделали, — веско сказал он.
— Полезное, но… а! — Беня махнул рукой и отчаянно задымил, будто пытаясь укрыться за табачным дымом.
— Не потянем, — с тоской сказал Жук. — Столько причастных… бандочка вроде и маленькая, но сколько народу с неё кормилось! Кто прямо, а кто и косвенно. Последних и вовсе… а заказчики? Особенно те, которым юных совсем девочек… Некоторые так далеко и высоко, шо вовек не достанем!
— Даже если, — он зачиркал спичкой, трясущимися руками ломая одну за другой, — как Беня сказал… на алтарь… всё равно не достанем! Мало нас просто.
— А… — вскинулась было Софья, но тут же потухла. — Да, решительные люди есть, и многие смогли бы не хуже… но вот смолчать потом?! Удержать в себе? Не могу вот так вот ни за кого поручиться.
— Втёмную? — предложил Коста неуверенно. — Использовать фонд, может нанять кого?
— Втёмную? — Сергей задумался, забыв о тлеющей в пальцах папиросе. — Мало нас, но надёжных…
— А знаете?! — он обвёл товарищей хищным взглядом. — А почему бы и не да?! Мы запнулись о новых товарищах или наёмниках через посредство фонда. И забыли о таком мобилизационном ресурсе, как граждане Одессы! Гектограф![23]
В глаза Косты начал разгораться огонёк понимания, и потухлое было лицо засветилось внутренним светом. Беня, чуть нахмурившись, смотрел на них без толики понимания в тёмных глазах, полуприкрытых тяжёлыми набрякшими веками.
— Листовки, — выдохнула София, — и нужным людям… так?
— Да! — выдохнул Жук вместе с табачным дымом. — Богом клянусь, не привёдёт к нам!
Желатиновый[24], достался по совершеннейшей случайности как трофей. Ни свидетелей, ни полслова потом. Укрыл в надёжном месте на всякий случай, и вот он настал! Всё, всё есть!
Чернила, желатин, даже бумага!
— Повозиться, конечно, придётся, — добавил он для порядку, но…
Пожатие плеч, и Жук, опустошённый морально, на некоторое время самоустранился от обсуждения проблемы, присев на песок и поглядывая на заходящее в море солнце.
— Я так полагаю, — медленно начал Коста, почесав кончик носа, — работать лучше всего через почту. Банально, но зачем выдумывать то, шо и так уже имеется? Сотни писем, я думаю, с запасом будет.
— Пострадавшим, — добавила София, — но не всё… не всю кипу! Там же стопка больше мужского кулака! Краткая… выжимка, да? С доказательствами и прочим, но не вовсе уж подробно.
— Самым крикливым, — добавил негромко Беня, подняв для наглядности корявый, желтоватый от табака палец, — а не вообще всем. Такие нужны, штоб не в горе замкнулись, а на люди выплеснулись, да штобы пошире! Погромче!
— Да, — согласилась София, — их есть у меня!
— Но с десяток образцов нужно полностью сделать, — добавил вяло Сергей.
— Полиции и журналистам? — подхватил Коста.
— Ага. И не только нашим, — отозвался Жук, прикрывая глаза, не отошедшие ещё от сока белладонны. — Ниточки тянутся далеко, сами записывали. До Южной Америки мы не достучимся, а вот Франция и Греция вполне реальны.
— Как-то это, — Коста скептически поморщился, — слабенько, как по мне.
— Хоть как-то! — не согласилась с ним супруга. — Сами их не достанем, а так если не расследование с арестом, так хоть репутацию подмочим и деятельность осложним. Да не двум-трём, а почти што всем.
— С такой позиции таки да, — согласился Коста.
— Осталось только придумать операцию прикрытия, — добавил Жук.
— Ну, — нерешительно сказал Коста, переглянувшись с женой, — мы с Софией до Турции дойдём и засветимся в нужных местах Константинополя.
— Это понятно, — выдохнул дымом Сергей, — но мало! Не алиби, это само собой, а прикрытие!
Увести в сторону.
— Свалить вину? — наморщил Беня лоб. — Это небезынтересно, но самую чуточку попахивает серой.
— Не свалить, — Сергей повернулся к нему, слегка раздражённый непониманием товарищей. — А отвлечь! Не конкретные люди, а так – заведомо ложный след для полиции.
— А… и на кого?
Жук пожал плечами, вновь погружаясь в созерцание заката.
— А может… — нерешительно начала женщина, — да нет, глупости! Есть такие люди, шо и сами с радостью замажутся, а поймать их за тухес за одни только громкие слова будет проблематично. Среди нас социалисты есть?
— Я самую множечко анархист, — радостно отозвался Коста, сияя улыбкой.
— Ты самую множечко балбес! — отзеркалила улыбку жена. — Анархист ты стихийный, а не партийный или хотя бы идейный!
— Не без тово! — заулыбался грек.
— Сионист, — бухнул Канцельсон, — множечко, но таки не везде!
— Это на какую множечко ты сионист? — повернулся Жук, недобро щуря глаза.
— На ту, — не пугаясь, ответил Беня, — шо про Палестину и собственное государство с переселением.
— А… — глаза Сергея потухли, и на лице снова проступила печать усталости, — в этой части я тоже… сионист.
— Я, — после недолгого молчания продолжил Жук, — скорее нет, чем да. Очень уж мне не нравится впихнутый туда интернационализм.
— Панславизм? — поинтересовался Беня с еле заметной ноткой ехидного вызова в хрипловатом голосе.
— Нет, — Жук даже не повернулся. — Идея объединения славянских народов под главенством России заведомо утопична. У нас с народным благоденствием даже в собственной стране сложилось таки криво, куда уж там распространять наше криво на родственные народы!
— Таки да, — согласился Беня уже без нотки, — по этой части у нас всё больше монархисты про царя-батюшку, но без царя в своей голове.
— Или, — он пыхнул дымом, — республиканцы, напрочь оторванные от народа.
— Ну так как? — прервала их женщина. — Вы таки спорить или думать?
— Красные[25] бригады? — нерешительно предложил Коста. — Ну, если таки совсем далеко от нас?
— Я таки да, — согласился Беня.
— Пусть ищут чёрную кошку в тёмной комнате, — ответил Жук, — особенно если её там нет!
— Единогласно, — устало подвела итог София.
— Ой! Ой вэй, доченька! — полный горя пронзительный женский крик ввинтился в небо, и голуби закружились над двором-колодцем. — Люди!
Полная некрасивая женщина вывалилась во двор, оглашая его рыданьями.
— …ваша дочь…
Она громко расплакалась, отстраняя от себя многостраничное письмо.
— Рива, Ривочка, — захлопотала вокруг неё соседка. — Ты чево?
— До… дочка…
Заплаканная женщина протянула письмо, и соседка, пробежав глазами, тряхнула головой и начала читать всему почти што двору, высыпавшему на чужую беду.
— …извещаем вас, — пронзительный голос разносился далеко, — што ваша дочь, Сара…
…стала жертвой работорговцев, — читал звонким голосом молодой парнишка на другом конце Одессы. Похожие письма получили, как выяснилось позже, больше двухсот человек.
— …уничтожили костяк банды, — в письмах приводились имена с доказательной базой.
— …соучастники, подельники и заказчики, — жестяным помертвевшим голосом читал пожилой мужчина перед собравшимися в Пересыпи рабочими, — остаются на суд жителей Одессы.
— …в условиях, когда полиция и суды заняты не охраной общественного порядка, а охраной существующего строя, мы вынуждены взять дело в свои руки.
Перед глазами полицмейстера прыгали буквы, и он ненадолго отложил письмо, отпив тепловатую воду прямо из горлышка графина, постукивая зубами о хрусталь.
— …Красные бригады.
Не было! Ничего не было! Никаких писем, записок, бумаг! — метались отчаянные мысли в голове сидевшего в приёмной адъютанта, до которого доносились обрывки слов из присланного многостраничного документа, для пущей выразительности зачитываемые начальником вслух.
— На почте затерялось, — пробормотал он наконец. — Да! Почта!
— …все наличные силы! — докладывал полицмейстер одесскому градоначальнику Зеленому по телефону, — так точно, ваше превосходительство! Стянуть все наличные силы… да, матросы с судов… слушаюсь!
Обложенный по телефону матом, он подскочил, вытянувшись во весь рост и потея.
— Красные бригады, чтоб вас… — грязно выругался полицмейстер, положив наконец трубку и дёргая тугой ворот. Красное от жары и разноса лицо дернулось внезапно, и полицмейстер мягко осел на пол. Сердце.
Адъютант решился потревожить его только через полчаса, но к тому времени события в городе вышли из-под контроля властей.
Собравшиеся на Молдаванке и Пересыпи, толпы решительно настроенных людей не ограничились указанными в письмах адресами. Бандитам, живущим среди людей, но поперёк людских законов, досталось сполна. Их терпели до поры, но теперь крышку с котла сорвало самым решительным образом.