Поскольку большинство жильцов Кварталов ходит в Комиссариат, он предполагает, что его будет навещать и Инес. Он заигрывает с мыслью поболтаться рядом как-нибудь утром в надежде увидеть ее и мальчика, но оставляет эту затею. Слишком унизительно будет, если она наткнется на него среди полок, а он там шпионит за ней.
Он не хочет превращаться в призрак, не способный оставить в покое своих преследуемых. Он готов принять, что Инес лучше всего удастся укрепить доверие между собой и мальчиком, если он на время предоставит их друг другу. Но его донимает страх, от которого он не в силах отмахнуться: ребенку может быть одиноко и несчастно, вдруг он тоскует по нему? Он не может забыть их последнюю встречу и глаза ребенка, полные немой растерянности. Он хочет увидеть мальчика таким, каким он был раньше, – в кепке и черных ботинках.
Время от времени он поддается соблазну и слоняется на задах Кварталов. В одно такое посещение он замечает Инес, она снимает белье с веревки. Он не уверен, но она кажется ему усталой – усталой и, вероятно, грустной. А ну как у нее все скверно?
Он узнает одежду мальчика на веревке, включая блузку с передом в рюшах.
В другой – и, как оказывается, в последний – тайный визит он видит, как семейное трио – Инес, ребенок и собака – выходит из Кварталов и направляется по траве к парковой зоне. Его изумляет, что мальчик, облаченный в свое серое пальтишко, не идет сам, а его везут в коляске. Зачем пятилетнего ребенка возить? И как он вообще такое позволяет?
Он догоняет их в самой глухой части парка, где через ручей, задушенный камышами, перекинут деревянный пешеходный мостик.
– Инес! – окликает он.
Инес останавливается, оборачивается. Собака тоже оборачивается, вострит уши, дергает за поводок.
Приближаясь, он натягивает улыбку.
– Какое совпадение! Я шел в магазин и увидел вас. Как ваши дела? – И тут же, не дожидаясь ее ответа: – Привет, – говорит он ребенку, – ты, я гляжу, катаешься. Как юный принц.
Взгляд ребенка встречается с его, они смотрят друг другу в глаза. Его переполняет покой. Все хорошо. Связь меж ними не прервана. Однако мальчик опять сосет палец. Знак не обнадеживает. Палец во рту означает неуверенность, означает смятенную душу.
– Мы гуляем, – говорит Инес. – Нужен свежий воздух. В квартире очень душно.
– Я знаю, – говорит он. – Она скверно продумана. Я держу окна открытыми день и ночь. В смысле, держал.
– Я так не могу. Не хочу простудить Давида.
– Ой, он не так-то легко простужается. Он крепкий парень – правда?
Мальчик кивает. Пальто застегнуто на все пуговицы – наверняка для того, чтобы разносимые по воздуху микробы до него не добрались.
Долгое молчание. Он хотел бы подойти ближе, но собака не ослабляет бдительности.
– Где вы взяли это, – он показывает рукой, – транспортное средство?
– На семейной вещевой базе.
– На семейной вещевой базе?
– В городе есть вещевая база, где можно приобрести вещи для детей. Мы и колыбельку ему купили.
– Колыбельку?
– С бортиками. Чтобы он не выпал.
– Странно. Он все время спал на кровати, сколько я помню, и никогда не падал.
Он договаривает, но уже понимает, что зря сказал. Губы у Инес туго сжимаются, она разгоняет коляску и ушла бы, если бы собачий поводок не запутался в колесах и его не пришлось бы разматывать.
– Простите, – говорит он. – Я не хочу вмешиваться.
Она не удостаивает его ответом.
Обдумывая потом эту встречу, он размышляет, почему у него к Инес как к женщине вообще никаких чувств – ни малейшего, хотя с внешностью у нее все в порядке. Это оттого, что она к нему враждебна, и так было с самого начала? Или она непривлекательна просто потому, что отказывается быть привлекательной, отказывается открываться? Может, она и впрямь, как утверждает Элена, девственница – или такой тип, во всяком случае? Все, что он знал о девственницах, утеряно в облаках забвения. Удушает ли ореол девственности желание в мужчине или же, наоборот, обостряет его? Он думает об Ане из Центра переселения, которая кажется ему девственницей довольно свирепой разновидности. Ану он точно счел привлекательной. Что есть в Ане, чего нет в Инес? Или вопрос следует формулировать наоборот: что есть в Инес, чего нет в Ане?
– Я наткнулся вчера на Инес и Давида, – говорит он Элене. – Ты часто их встречаешь?
– Я ее вижу в Квартале. Мы не разговаривали. Не думаю, что она хочет общаться с жильцами.
– Полагаю, если привык жить в «Ла Резиденсии», должно быть трудно обживаться в Кварталах.
– Жизнь в «Ла Резиденсии» не делает ее лучше нас. Мы все начинали с нуля, ни с чего. Это простая удача, что она там оказалась.
– Как ты думаешь, она справляется с материнством?
– Она очень опекает ребенка. На мой взгляд – избыточно. Она следит за ним, как ястреб, не пускает играть с другими детьми. Сам знаешь. Фидель не понимает. Его это обижает.
– Жаль. А что еще ты видела?
– Братья с ней проводят помногу времени. У них есть машина – из маленьких, на четыре места, с крышей, которую можно убирать назад, кабриолет называется, кажется. Они уезжают и возвращаются затемно.
– И пес?
– И пес. Инес повсюду с ним. Мне от него не по себе. Он как свернутая пружина. Того и гляди нападет на кого-нибудь. Уповаю, лишь бы не на ребенка. Ее нельзя уговорить, чтоб надевала на него намордник?
– Исключено.
– Что ж, я считаю, это безумие – держать свирепую собаку рядом с маленьким ребенком.
– Он не свирепый, Элена, просто немного непредсказуемый. Непредсказуемый, но преданный. А это, видимо, для Инес важнее всего. Верность – королева добродетелей.
– Правда? Я бы так не сказала. Я бы сказала, это средненькая добродетель, вроде сдержанности. Такая добродетель хороша в солдате. Инес сама напоминает мне сторожевую собаку – нависает над Давидом, стережет его от вреда. С чего вообще ты выбрал такую женщину? Ты ему был лучшим отцом, чем она – матерью.
– Это неправда. Ребенок не может расти без матери. Ты же сама говорила: от матери ребенок берет сущность, от отца – лишь замысел. Как только замысел передан, отца можно упразднять. А тут я даже не отец.
– Ребенку материнская утроба нужна, чтобы прийти в мир. После того как он покинул утробу, мать как даритель жизни – такая же истраченная сила, как и отец. Дальше ребенку нужны любовь и забота, которые мужчина может обеспечить так же, как и женщина. Твоя Инес ничего не понимает в любви и заботе. Она как маленькая девочка с куклой – необычайно ревнивая и самовлюбленная маленькая девочка, которая никому не дает трогать ее игрушку.
– Чепуха. Ты бросаешься осуждать Инес, а сама с ней едва знакома.
– А ты? Ты хорошо ее знал, прежде чем отдать ей своего ценного подопечного? Удостоверяться в ее материнских навыках было не обязательно, как ты сказал, ты мог полагаться на интуицию. Ты бы тут же узнал настоящую мать, с первого взгляда. Интуиция? На таком вот основании определять будущее ребенка?
– Мы это уже проходили, Элена. Что плохого в природной интуиции? Чему еще нам остается доверять?
– Здравому смыслу. Логике. Любой разумный человек предупредил бы тебя, что тридцатилетняя девственница, привыкшая к праздной жизни, защищенная от действительности, охраняемая двумя бандитского вида братцами, надежной матерью не будет. А также любой разумный человек навел бы справки об этой Инес, изучил бы ее прошлое, оценил характер. Любой разумный человек установил бы испытательный срок – чтобы убедиться, что у ребенка и его няньки все ладится.
Он качает головой.
– Ты по-прежнему не понимаешь. Моя задача состояла в том, чтобы доставить ребенка его матери. Не какой-нибудь матери, женщине, которая прошла некую проверку материнства. Не важно, хороша ли Инес как мать по моим или твоим меркам. Суть в том, что она его мать. Он теперь со своей матерью.
– Но Инес не его мать! Она его не зачала! Она его не вынашивала в утробе! Она не привела его в мир в крови и боли! Ее ты просто выбрал случайно. Кто знает, может, она напомнила тебе твою мать.
Он вновь качает головой.
– Я уверился, как только увидел Инес. Если мы не доверяем голосу, который говорит внутри: «Это оно!» – тогда и доверять больше нечему.
– Не смеши меня! Внутренний голос! Люди теряют свои сбережения на бегах, подчиняясь внутреннему голосу. Люди бросаются в чудовищные любовные приключения, повинуясь внутренним голосам. Я…
– Я не влюблен в Инес, если ты об этом. Совсем.
– Ты, может, и не влюблен в нее, но беспричинно зациклен на ней, что еще хуже. Ты убежден, что она – судьба твоего ребенка. А правда в том, что Инес не имеет никакого отношения, ни мистического, ни иного, ни к тебе, ни к твоему мальчику. Она просто случайная женщина, на которую ты направил какие-то свои личные одержимости. Если этому ребенку была судьба, как ты утверждаешь, воссоединиться с этой женщиной, чего же ты не предоставил судьбе свести их? С чего ты решил влезть в это действо?
– Потому что для осуществления судьбы недостаточно рассиживать, Элена, недостаточно просто замыслить и ждать потом, чтобы все воплотилось. Кто-то должен принести замысел в мир. Кто-то должен действовать от имени судьбы.
– Именно это я и сказала. Ты прибываешь сюда с каким-то своим представлением, что есть мать, и цепляешь его на эту женщину.
– Эта дискуссия уже не разумна, Элена. Я тут слышу одну враждебность – враждебность, предубежденность и ревность.
– Нет тут ни враждебности, ни предубежденности, а называть это ревностью – еще большая бессмыслица. Я пытаюсь помочь тебе понять, откуда берется эта твоя священная интуиция, которой ты доверяешь превыше собственных органов чувств. Она происходит из тебя. Ее источник – в твоем прошлом, которое ты забыл. Ничего общего с мальчиком и его благополучием она не имеет. Интересуйся ты благополучием мальчика, ты бы тут же забрал его обратно. Эта женщина ему вредна. Он от ее заботы не растет, а наоборот. Она превращает его в младенца… Ты мог бы забрать его хоть сегодня. Вот просто пойти и забрать. У нее на него нет никаких законных прав. Она совершенно чужой человек. Ты мог бы забрать своего ребенка, вернуть себе квартиру, а та женщина отправилась бы к себе в «Ла Резиденсию», где ей самое место – к братьям и теннису. Почему ты так не сделаешь? Или ты боишься? Ее братьев, ее собаки?