Тут я увидел, что за приоткрытой дверью, где находился бассейн, включили свет.
— Можно входить! — крикнул кто-то.
Несколько запоздавших поспешно выскочили из душа. Остальные надели плавки, очки для плавания, резиновые шапочки.
Из зала донесся свисток. Я вынул из пакета резиновую шапочку, зажал в руке и пошел в бассейн между Гейром впереди и Юнном сзади. Одновременно с нами из раздевалки напротив вышли девочки. Тренерша стояла на краю бассейна и поманила нас поближе. Свисток висел у нее на шнурке вокруг шеи. В руке она держала листок в прозрачном пластике.
Она снова дала сигнал свистком. Из раздевалки с хохотом вбежали последние мальчики.
— Не бегать! — крикнула она. — Чтобы тут никакой беготни! Здесь скользко и падать больно.
Она поправила очки.
— Добро пожаловать на курс плавания! — сказала она. — За осень мы проведем с вами шесть занятий, наша задача — чтобы все научились плавать. Сегодня — первое занятие, так что начнем без спешки. Сначала вы поиграете в воде, затем будем разучивать приемы на матрасах, которые вы видите вон там.
— На полу? — сказал Сверре. — Мы будем учиться плаванию на полу?
— Именно так. Запомните несколько простых, но обязательных правил. Перед тем как войти в бассейн, вы принимаете душ. Есть кто-нибудь, кто еще не сходил под душ?
Никто не откликнулся.
— Хорошо! Во-вторых, у всех должны быть купальные шапочки. Никакой беготни, даже когда занятие закончится. Никто никого не топит. Никогда! В бассейн никому не прыгать, мы всегда будем спускаться по одной из двух лесенок, которые вы тут видите.
— И нельзя нырять с края? — спросил Юнн.
— А ты умеешь?
— Да, немножко, — сказал Юнн.
— Нет, прыгать и нырять с края нельзя, — сказала она. — Даже немножко. Так что: не скакать, не прыгать в воду, и никакой беготни. Свисток означает, что вам надо подойти ко мне. Все поняли?
— Да.
— Тогда начинаем перекличку. Каждый откликается и говорит «я», когда я назову его имя.
Первой, как всегда, вызвали Анну Лисбет.
Она стояла в самом заднем ряду в красном купальнике и улыбнулась, чуть ли не засмеялась, когда ее вызвали. У меня екнуло сердце. В то же время я со страхом ожидал, когда прозвучит мое имя; мне было противно слушать, как одно за другим называют имена, как будто нарезают хлеб и откладывают кусок за куском, пока, наконец, не дойдет очередь до моего. В классе я обычно радовался, что сейчас назовут меня, и все внимание в этот миг будет обращено на меня, и отзывался всегда громко и весело… Но тут было другое дело.
— Юнн! — произнесла она.
— Да, — сказал Юнн. — Здесь! — И помахал поднятой рукой.
Она мельком взглянула на него и снова стала смотреть в свой листок.
— Карл Уве! — сказала она.
Тут она взглянула на меня и спросила:
— А где твоя шапочка? Ты ее забыл?
— Здесь! — сказал я и приподнял руку с резиновой шапочкой, чтобы она видела.
— Так надень ее на голову! — сказала она.
— Я лучше потом, когда пойдем в воду, — сказал я.
— Никаких «потом». Надень сейчас же!
Я развернул шапочку, приподнял края и как бы надел на голову. Однако это не прошло незамеченным.
— Поглядите-ка на Карла Уве! — сказал кто-то.
— У него бабская шапка.
— С цветочками! Как у старушонки!
— Ладно вам! — сказала тренерша. — У нас любые шапочки годятся. Марианна!
— Я, — сказала Марианна.
Но не так-то просто было отвлечь всеобщее внимание. Вокруг начались ухмылки, подталкивания и ехидные поглядывания. Купальная шапка жгла мне голову.
Когда перекличка закончилась, все заторопились к двум лесенкам в углах бассейна. Вода была холодная, надо было поскорее окунуться, и я присел, оттолкнулся и, насколько мог, отплыл по дну от края. Под водой я умел плавать, а вот сверху никак. Но какое же это было замечательное ощущение, когда до дна всего несколько сантиметров, а сверху вода и вода! Вынырнув из воды, я выпрямился и поискал глазами Гейра.
— Ты что — у мамы шапку одолжил? — спросил Сверре.
— Представь себе, нет! — сказал я.
Гейр и Лейф Туре принесли с собой плавательные доски и, держа их перед собой, что есть силы колотили по воде ногами. Я подошел к ним.
— Зайдем, может, подальше и поныряем? — предложил я.
Они кивнули, и мы пошли вперед тем медленным, тяжелым шагом, какой появляется, когда идешь в воде, и остановились, когда вода стала нам до подмышек.
— А ты правда можешь смотреть под водой? — спросил Лейф Туре.
— Да, — ответил я. — Надо просто держать глаза открытыми.
— Но глаза же щиплет, — сказал он.
— Мне не щиплет, — сказал я, довольный, что он меня об этом спросил.
Мы попробовали нырять, как аквалангисты: лечь на воду, а потом устремиться вниз, задрав ноги над водой. Ни у кого из нас это не получилось, разве что у Гейра. У него в воде вообще все выходило лучше всех.
К тому времени, как раздался свисток, сзывая нас туда, где лежали тонкие синие матрасы, чтобы отрабатывать плавательные движения, я успел почти забыть про шапку. Но тут ко мне подошла Мариан:
— Почему у тебя женская шапочка? — спросила она. — Ты что, так любишь цветочки?
— Все, кончаем про эту шапочку, — сказала тренерша, оказавшаяся у нас за спиной. — Договорились?
— Да, — сказала Мариан.
Мы легли на матрасы и некоторое время дрыгали ногами и руками, как большие бледные лягушки. Тренер расхаживала вокруг и поправляла, если кто делал неправильно. Затем нас снова пустили в бассейн, каждый должен был взять доску и учиться работать ногами. Мы немного позанимались в воде, и тут вдруг оказалось, что урок кончился. Затем нас собрали ненадолго возле бассейна, где тренер нас похвалила, сказала, чем мы будем заниматься в следующий раз, и напомнила, чтобы мы не забыли пойти под душ, и после этого мы пошли в раздевалку. Я сел на скамейку и только собрался засунуть резиновую шапочку в пакет, как вдруг ко мне подскочил Сверре и выхватил ее у меня из рук.
— Дай посмотреть! — крикнул он.
— Нет, — сказал я. — Отдай шапку.
Я протянул за ней руку, но он отскочил. Надел шапочку сам и начал расхаживать в ней, виляя задом.
— Ах, какие чудесные у меня цветочки на шапочке, — приговаривал он девчоночьим голосом.
— Отдай, говорю, — сказал я, вставая.
Он снова пошел, виляя.
— У Карла Уве бабья шапка! У Карла Уве бабья шапка! — повторял он снова и снова. Когда я подбежал к нему, он сорвал шапку со своей головы, протянул мне и тут же отдернул руку.
— Отдай! — сказал я. — Шапка моя.
Я снова потянулся, чтобы ее забрать, но Сверре перебросил ее Юнну.
— У Карла Уве бабья шапка, — пропел он.
Я повернулся к нему и попытался ее выхватить. Он схватил меня за плечо и стиснул, помахивая шапочкой у меня перед носом.
Я заплакал.
— Верни сейчас же! — закричал я. — Отдай мою шапку.
Я уже почти ничего не видел от слез.
Юнн снова перебросил шапочку Сверре.
Тот выставил ее на поднятой руке и стал разглядывать.
— Гляньте-ка, до чего красивые цветочки! — сказал он. — Просто прелесть!
— Да отдай ты ему, — сказал кто-то. — Он и так уж ревет.
— Ой, бедненький крошечка! Хочешь, чтобы тебе отдали шапочку? — сказал он и швырнул ее на мое место.
Я подошел к скамейке, сунул шапочку в пакет, схватил полотенце и пошел в душевую, постоял несколько секунд под струями теплой воды, вытерся, оделся и первым вышел из раздевалки, надел оставленные в прихожей сапоги, открыл стеклянную дверь и вышел на асфальтированную площадь, покрытую глубокими, рябыми от падающего дождя лужами, они почти сливались с асфальтом и только чуть больше блестели. На площади не было ни души. Я отошел подальше к зданию школы, почти такой же, как наша, и увидел зеленый мамин «жук» на том же месте, на котором она нас час тому назад высадила.
Я открыл дверцу и залез на заднее сиденье.
— Привет! — сказала мама, обернувшись ко мне. Лицо ее освещал свет фонаря, нависшего над крышей школы, словно гриф.
— Привет! — сказал я.
— Хорошо прошло?
— Ну да.
— А где Гейр и Лейф Туре?
— Сейчас придут.
— Ну как, научился плавать?
— Почти что, — ответил я. — Но плавали мы в основном посуху.
— Посуху?
— Да. На матрасах. Разучивали движения.
— Ах, вот что! — сказала мама и повернулась вперед. От сигареты в ее руке столбом поднимался густой дым, повисая под скошенным внутрь ветровым стеклом. Затянувшись разок напоследок, она выдвинула маленькую металлическую пепельницу и загасила окурок. Из дверей бассейна высыпала целая орава ребят. По асфальту пробежал луч автомобильных фар, затем другой. Обе машины подъехали к самому подъезду.
— Надо сказать им, что ты стоишь тут, — сказал я, открывая дверцу. — Гейр и Лейф Туре, — крикнул я. — Машина здесь.
Они обернулись на мой голос, но не сразу пошли, а еще постояли с компанией, собравшейся у подъезда.
— Гейр и Лейф Туре! — крикнул я. — Давайте сюда!
Тут они пошли к нам. Сначала сказали что-то остальным ребятам, затем потрусили оба через площадь. Белые пакеты, качавшиеся у них в руках, — единственное, что отражало свет, — напоминали головы.
— Здрасте, фру Кнаусгор! — сказали они.
— Здравствуйте, — сказала мама: — Ну как? Здорово было?
— Да-а, — протянули они и посмотрели на меня.
— Да, было здорово, — сказал я. — Но там действительно строго.
— Строгий тренер попался? — спросила мама, трогаясь с места.
— Не тренер — тренерша.
— А-а, — сказала мама.
Четыре дня спустя, когда мы с Гейром, Лейфом Туре и Трунном поднимались в гору после неудачных поисков клада на конце радуги, мне вдруг представилась фантастическая картина, будто мы плаваем среди деревьев, но в следующий миг меня одолели сомнения, научусь ли я вообще когда-нибудь плавать. Дедушка, папин отец, так и не научился, а ведь он одно время работал на рыбном промысле. Умела ли плавать бабушка, я не знал, но как-то не мог даже представить себе, чтобы она купалась.